— Да так, ерунда, небольшие неприятности на работе.

— Помощь нужна? — серьезно спросил Забелин, поглаживая ее пальцы.

— Да нет, вроде справляюсь, — усмехнулась Ира, а внутри все томительно-сладко сжалось. Закидывая ногу на ногу, женщина вроде бы невзначай коснулась его и жадно впилась взглядом в моментально потемневшие глаза, считывая реакцию. Если бы Марк сейчас, вот в эту самую секунду, схватил ее за руку и потащил отсюда: из этого дурацкого кафе, от этих дурацких людей, от этой дурацкой суеты, она бы не произнесла ни слова. Она бы даже не вспомнила о делах, самозабвенно и бесстыдно отдавшись ему, может быть даже прямо в лифте или в машине.

Но этого не произошло.

***

— Ирина Сергеевна, мы его нашли, — вид у ввалившихся в ее кабинет Савицкого и Щукина был весьма кровожадный.

— Что именно вы нашли? — невозмутимо уточнила Ира, не отрываясь от бумаг.

— Да не что, а кого, — нетерпеливо поправил Рома. — Мы нашли исполнителя, которого нанял Ведищев через Донского… Да вам самой все надо услышать.

— Нет уж, избавьте меня от этого сомнительного удовольствия, — поморщилась Зимина, ничуть не воодушевившись. — Он хотя бы жив?

— Естественно, — даже оскорбился Костя, поспешно пряча за спину руку с испачканным кровью рукавом. — Так, поспрашивали немного…

— И что с ним теперь делать? — задал главный вопрос Савицкий, явно рассчитывая на весьма определенный ответ.

— Он сознался?

— Сознался. И что ДТП он должен был устроить, и во всем остальном…

Лицо Иры вмиг окаменело.

— Ну так делать-то что с ним? — повторил Рома, заметив, как нахмурилась начальница. Он уже был готов услышать ясный и четкий приказ.

— Еще совсем недавно я бы ответила вам: казнить, — тихо ответила Ирина Сергеевна, подняв на сотрудников глаза. — Но… Но не сейчас. Он должен сесть. Надолго. Очень надолго.

— Но, Ир…

— Рома, ты чего-то не понял? — отчеканила Ирина. Тон снова стал пронизывающе-ледяным.

— Понял, — мрачно ответил Савицкий, невольно сжав кулаки. — Разрешите выполнять?

— Идите, — Зимина, кажется, даже не заметила его недовольства, безмятежно взглянув в хмурое лицо.

Дверь за соратниками захлопнулась бесшумно. Ира медленно перевела взгляд на свои пальцы, судорожно комкавшие очередной рапорт. Еще совсем недавно она своими руками убила бы человека, посмевшего посягнуть на самое святое: ее семью и ее друзей. И считала бы, что поступила правильно. Она и сейчас так считала. Но произнести то, что от нее ожидали услышать, она не смогла. Сколько крови уже пролито, сколько наверняка будет пролито еще? Какая разница, уничтожить одним ублюдком больше? Только воздух чище станет.

Но была простая и беспощадная истина: у нее больше не осталось сил столь безжалостно и жестоко вершить чужие судьбы.

***

— А мама в молодости прикольная была…

— Почему “была”? — на автомате спросил Паша, от неожиданности едва не выпустив из рук альбом. Сашка плюхнулся рядом, с интересом заглядывая на страницы со слегка пожелтевшими фотографиями.

— Она тебе нравится? — проигнорировал вопрос, а вид стал таким хитрым-прехитрым, совсем как у Ирины Сергеевны, когда она хотела выведать у него информацию, которой Паша делиться ни в какую не желал.

— Чего-о? — Ткачев, едва не выдрав перевернутую страницу, поднял на Сашу обалдевший взгляд.

— Понятно, — вздохнул тот, но не успокоился: — Это потому что мама тебе кажется старой, да?

Паша лишь растерянно моргнул, не в силах сразу найти нужные слова. Уж кем-кем, а старой Ирину Сергеевну назвать ему бы и в голову не пришло.

— Она просто мой начальник и друг, — выдавил наконец Ткачев, осознавая, как нелепо это звучит со стороны.

— Ну-ну, — неопределенно хмыкнул Зимин, припоминая одного такого “просто подчиненного”, который каким-то чудом не стал маминым мужем. Паша, погруженный в разглядывание очередной фотографии, всех нюансов интонации не уловил. Задумчивый взгляд приковался к черно-белому снимку, который особенно ярко подчеркивал и очарование лица, и стройную фигурку — пожалуй, единственное, что в Ирине Сергеевне осталось прежним. Паша не видел ни такой легкомысленно-лукавой улыбки на слегка припухлых губах, не замечал и беззаботного счастья, искрившего из широко распахнутых, смотревших с наивной открытостью глаз. Улыбка, если и трогала ее губы, была мимолетной и словно вымученной, а в глазах, кроме извечной усталости и запрятанной в самой глубине тоски, не отражалось ничего. От нее прежней и правда мало что осталось. Разве что… Паша замер, словно вспышкой оглушенный воспоминанием о сегодняшнем утре.

О сегодняшнем утре в-одной-мать-его-постели.

Честно, он в первое мгновение даже и не понял, что не так. В его постели побывало столько девиц, порой задерживающихся до рассвета, что спросонья понимание настигло не сразу. Щека, касавшаяся мягких локонов, одуряюще-тонко пахнувших каким-то цветочным шампунем. Рука, совершенно естественным образом лежавшая на стройной талии. И ощущение теплой нежной кожи, не прикрытой слегка задравшейся футболкой. Все это не было бы чем-то сверхъестественным, если бы…

Если бы это была не Зимина.

Понимание ударило с такой силой, что, кажется, зазвенело в голове. И лишь потом обрывки вчерашнего вечера, сложившись в единую картину, немного усмирили бешеный стук сердца. Вспомнились и посиделки на ступеньках, и какой-то важный разговор уже в доме — сейчас он не мог вспомнить, о чем шла речь, — и Ирина Сергеевна, задремавшая почти что на его плече. И как он, не решившись будить, набросил на нее одеяло, на мгновение присев рядом и, видимо, незаметно вырубившись.

Это объясняло почти все. Почти — потому что на самом деле это нихрена не объясняло. Каким образом он, устроившись на краешке дивана, вдруг очутился лежащим вплотную к своей-блин-начальнице. Каким образом его рука самым нахальным образом обнимала ее за талию.

И еще.

Какого-гребаного-хрена он, вместо того, чтобы вскочить, не дожидаясь ее пробуждения, лежал, боясь пошевелиться и даже вздохнуть. И даже не думая о том, чтобы отодвинуться хотя бы на долю миллиметра, не говоря уж о необходимости убрать ладонь, так… так, черт возьми, естественно касавшуюся ее тела.

Это было неправильно.

Это было до охренения неправильно.

Все, начиная от пресловутого цветочно-летнего аромата, забившего легкие, и заканчивая чертовой футболкой, так совсем-немного-дразняще приподнятой и открывшей тонкую полоску чуть загорелой кожи.

Медленно, издевательски лениво, пришло осознание. Осознание того, кто лежит спиной к нему, размеренно и спокойно дыша. Так… доверчиво.

Это самое осознание и выбросило его из постели, словно пружина. Заставило, преодолев расстояние до кухни, захлопнуть за собой дверь, прислонившись к ней спиной и прерывисто дыша. Чувствуя, как лихорадочно колотившееся сердце норовит пробить грудную клетку и вырваться наружу. Как будто он пробежал гребаный марафон, никак не меньше.

Пальцы, еще хранившие тепло ее тела, сжались в кулак. Словно это могло избавить от наваждения, захлестнувшего с головой и лишившего способности не только рассуждать здраво — лишившего самой памяти о тех барьерах, разрушить которые, казалось, невозможно и динамитом.

О тех барьерах, которые с оглушительным грохотом только что рухнули в его сознании.

========== Границы дозволенного ==========

— Я думаю, всем понятно, что Ведищева надо обязательно найти. Тот факт, что он подался в бега, еще не значит, что он отказался от своих планов мести. Как и тот факт, что одного исполнителя мы нашли.

— Вот именно, — помрачнев, вступил Щукин. — Ему ничто не мешает найти другого.

— Есть одна зацепка, — обнадежил Савицкий. — Если Ведищеву понадобится помощь, то он, скорее всего, обратится к тому же Донскому.

— Который, на минуточку, тоже пропал неизвестно куда, — вставила Лена.

— Я выяснил, что у Ведищева есть знакомый, который держит нечто вроде дома отдыха, чисто для “своих”, для элиты, так сказать. И если им с Донским надо будет встретиться, то, скорее всего, они встретятся там. А может, уже встретились. Я пытался навести справки, но меня просто-напросто послали. С левым человеком там никто даже разговаривать не станет, нужны рекомендации и прочая лабуда.