— Ужас какой-то. Только каким боком эти придурки к нашему делу?

— Так вот это и надо выяснять. Самые двинутые там Баринов и некие Максим Ведищев с Алексеем Авдеевым.

— Это те, у которых отцы бизнесмен и банкир?

— Именно, Ирин Сергевна, именно.

— М-да. Чем дальше в лес… Копать это дело нам никто не даст, — моментально помрачнела Зимина. — И если эти трое действительно причастны, думаю, родители их быстро отмажут.

— Да это понятно. Тем более что не впервой.

— В смысле? — насторожилась Ирина.

— Да эти двое тоже те еще кадры. Авдеева часто ловили с наркотой, причем с немалыми дозами. Еще на нем ДТП, там потерпевшая скончалась, но дело быстро замяли, думаю, старший Авдеев не поскупился, потому что родственники очень быстро успокоились. А Ведищев однажды во время стрельб, он стрельбой увлекается, чуть тренера не положил, но и ему все с рук сошло. И это в семнадцать лет, заметьте.

— То есть он еще и несовершеннолетний? Да уж, с таким раскладом нам ничего не светит…

— И что, оставим все как есть? — хмуро уточнил Паша.

Полковник перевела на него взгляд, и от темной бездны в ее глазах Ткачеву вновь стало не по себе.

— Мне плевать, — очень тихо, очень медленно и очень зло отчеканила Зимина, — мне плевать, кто родители этих ублюдков. Мне плевать, сколько у них денег и сколько раз они отмазывали своих недоделанных детей. Но если это действительно они…

Ирина Сергеевна не договорила, взглянув Ткачеву прямо в глаза. И Паша, как было много раз прежде, понял ее без слов.

========== Жесть за жесть ==========

— Ну ко-отик…

Совершенно дурацкое обращение и приторная, липко окутывающая интонация заставили поморщиться и раздраженно звякнуть пряжкой ремня. Паша набросил рубашку и лишь тогда неохотно повернулся, бросив равнодушное:

— Тебе пора.

Девушка недовольно фыркнула, передергивая точеными плечами, а Ткачев яростно стиснул зубы, совсем не к месту и не ко времени почему-то вспоминая изящный разворот других плеч. И совсем другой оттенок волос, и другую фигуру — не такую высокую, не такую манящую. Зачем, к чему, почему вспомнилось все совсем ненужное, лишнее, то, о чем он не должен был думать? Не имел права думать.

Паша упустил момент, когда девица оделась, не услышал, как по коридору раздраженно простучали каблуки, как сердито захлопнулась дверь. Мысли, надоедливые, навязчиво-оглушительные, снова терзали его. Ткачев отказываться понимать и принимать те перемены, что перевернули все в нем, разорвали на клочки и перекроили заново. И это, черт возьми, было невыносимо больно. А еще — страшно. Страшно, потому что Паша замечал, как жадно и неотвратимо его поглощает пустота. Пустота в чувствах, ощущениях, эмоциях. Словно что-то отмерло, атрофировалось в душе, не позволяя ему снова просто жить — легко, беззаботно, не оглядываясь по сторонам. Не спасало ничего: ни попытки выместить ярость, когда выбивал из подозреваемых признания, ни посиделки в баре с последствиями в виде жуткой головной боли поутру, ни хорошенькие сотрудницы, игриво стрелявшие глазками и намекавшие, что не прочь провести с ним пару вечеров, а то и ночей. Ничего не трогало душу, не отзывалось в сердце. Теперь казались смешными все бессмысленные интрижки, погоня за новыми впечатлениями, бурливший в крови азарт. Наверное потому что теперь не было ничего. Всепоглощающее и беспощадное ничего, от которого нет и вряд ли существует спасение.

Паша бросил хмурый взгляд на разворошенную кровать, раздраженно стянул постельное белье, вновь поморщившись от совершенно чужого, чуждого запаха. Забросил вещи в стиральную машинку и оперся сжатыми кулаками о раковину, бездумно разглядывая свое, казавшее совершенно чужим, отражение в зеркале. Не сразу услышал уверенный звонок в дверь, с недовольством подумав, что если это вернулась недавняя гостья, то он, наплевав на вежливость, просто захлопнет перед ней дверь.

На пороге стояла Зимина.

***

Ирина и сама не могла объяснить, почему, зацепившись взглядом за бетонный массив домов, развернула машину, вместо того, чтобы проехать мимо, отложив очередное дело на потом. Конечно, формальный повод и такое же формальное объяснение нашлись сразу, вот только полковник понимала, что это все больше для успокоения самой себя; для того, чтобы у Ткачева не возникло лишних вопросов и недоумений. Совсем другое объяснение, никак не обрадовавшее, моментально и подло возникло на поверхности, но Ира без труда затолкала его в самый темный угол сознания. Просто слишком вымоталась за день, просто слишком пустой и одинокой казалась квартира после очередного отъезда Сашки, просто слишком много ненужных мыслей и терзаний прорывалось сквозь броню выдержки, едва оставалась наедине с собой, не отвлеченная никакими делами.

— Ирина Сергеевна?..

Женщина лишь насмешливо вздернула бровь, оценив и риторический вопрос, и потрепанный вид капитана, говоривший сам за себя. Не дожидаясь приглашения, шагнула внутрь, сама захлопнула дверь. Качнула головой, стряхивая с волос дождевые капли и впуская в квартиру тонкий пряный запах мокрой листвы. Паша, опомнившись, помог начальнице снять плащ, закинул его на вешалку, молча кивнув в сторону кухни.

— Ничего, что я так? Просто мне уже не терпится узнать, что ты там такое интересное накопал. Надеюсь, не нарушила твой зажигательный отдых, — добавила Зимина, иронично дернув уголком губ, и наконец устроилась на стуле, блаженно вытянув гудящие ноги.

— Я думаю, вам это нужно самой увидеть, — Паша переставил ноутбук с подоконника на стол, нажал несколько клавиш и развернул монитор к Ирине. Сам остался стоять чуть позади, ладонью опираясь о столешницу. Почему-то подумалось, что если немного наклониться, то можно будет уловить аромат ее шампуня, почувствовать запах духов… Очередная нелепая, ненужная, необъяснимая в своей настойчивости мысль.

— Паш, а ты уверен, что это именно то? — осторожно спросила Ира, просмотрев несколько кадров, и, подняв голову, вопросительно взглянула на него.

— Смотрите, — Ткачев пробежал пальцами по клавиатуре, нажимая на паузу и приближая одно из лиц. — Это младший Баринов собственной персоной. А это, — на экране поочередно возникли еще два изображения, — Ведищев и Авдеев. А вот девушку не знаю, хотя где-то точно видел.

— Боюсь даже предположить где, — хмыкнула Ирина Сергеевна, бросив на Пашу хитрый взгляд.

— Да нет, — капитан сосредоточенно хмурился, вспоминая, и снова принялся терзать клавиатуру. — Вот, точно. Фотомодель Надежда Вайнер. Ее лицо не так давно чуть ли не на всех обложках красовалось. Так… Была убита в собственной квартире, предварительно… Что-то припоминаю, вроде кто-то из наших это дело вел, но потом его забрали.

— Подожди, — Ирина резко развернулась, поворачиваясь к Паше. — То есть ее убили вот эти трое, записав все на камеру?

— Похоже, что так, — Ткачев выдвинул второй стул, усаживаясь рядом. — Сначала сделали укол, избили, потом “поразвлекались”, а потом вкатили смертельную дозу.

— Жуть какая-то, — Зимина подняла на Пашу глаза, полные чего-то, очень похожего на недоуменный страх. — То есть эти трое просто ради развлечения… — Она не договорила, переводя тяжелый взгляд за постепенно темнеющее окно. — В голове не укладывается.

— Ну вы же читали все, — вздохнул Ткачев, захлопывая ноутбук и поднимаясь. — Эти уроды, видимо, привыкли, что им все сходит с рук. Они ничего не боятся, считают, что им все дозволено. Да и неудивительно, при таких-то родителях…

Паша замолчал, доставая из холодильника открытую бутылку коньяка. Не спрашивая, разлил напиток по фужерам, сделал глоток, подумав, что сейчас не помешало бы что покрепче. Ира последовала его примеру, не вспомнив даже, что ей еще садиться за руль. Повисло молчание, наполненное мрачными мыслями, совсем не радужными выводами и догадками.

— Знаете, иногда мне кажется, что я делаю что-то совсем неправильное. Что не имею права брать на себя роль… роль того, кто ставит на место всяких зарвавшихся ублюдков, не выбирая средств. — Паша с непривычной спокойной задумчивостью взглянул на Зимину. — Но когда я сталкиваюсь с такими, как эти трое, я понимаю, что мы правы. Мы все правы. По-другому это не работает. Жесть за жесть, что ли…