— Ты же сегодня уже дежурил, — удивилась Ира, пропустив слова благодарности мимо ушей.

— Так я, как говорится, “за себя и за того парня”, — подавив зевок, пояснил Ткачев.

— Хоть бы домой поехал, отоспался, — не без сочувствия заметила полковник, даже не обратив внимания на многозначительно-удивленную мину Савицкого, немало озадаченного неожиданной заботой начальницы о простых смертных.

— Да я только домой добраться и успею, смысла нет туда-сюда кататься. Ничего, в отделе посплю нормально…

— Издеваешься? У нас в отделе нормально? Вот что, постелю тебе в гостиной, поспишь как белый человек.

— Но…

— Это приказ, — долетело из кухни до Савицкого, успевшего незаметно переместиться в прихожую, и майор только покачал головой. Чудны дела твои…

— Спасибо, — просто ответил Паша.

— Иди уже, — пробурчала Ирина Сергеевна, сама не совсем понявшая свой порыв.

Когда полковник, убрав со стола, прошла в комнату, Ткачев уже спал. Ира стянула со спинки дивана плед и укрыла Пашу, стараясь не потревожить. На мгновение вдруг возникло нелепое, совсем необъяснимое желание провести по волосам, коснуться щеки, словно снимая усталость. Что-то давно забытое, утраченное вдруг всколыхнулось в душе, напоминая будто, что еще осталось нечто человеческое, не все еще было безнадежно уничтожено после бесконечной череды страшных событий, не все еще отмерло после совершенных поступков.

— Спи, Паш, — едва слышно произнесла Ира и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Полковник сама удивилась бы, если бы поняла, что впервые за долгое время улыбается нежной и немного печальной улыбкой.

========== Двойное дно ==========

Ирина ненавидела больницы. Ненавидела специфический запах лекарств и хлорки, ненавидела жесткие лавочки возле уныло выкрашенных стен, ненавидела белые потолки и белые халаты. А еще ненавидела мысль, которая, наверное, возникает у каждого, оказавшегося в этих стенах: все там будем. Рано или поздно наступит твой час, потому что везение не может длиться бесконечно. Климов пытался покончить с собой, но его спасли, чтобы спустя время он погиб от руки одного из своих товарищей. Олега однажды чуть не убили на выезде, потом он чудом выжил после ранения, подстреленный Ткачевым, но от пули Климова не ушел. Русаковой посчастливилось оказаться вне отдела во время той страшной бойни, но смерть все равно, пусть и запоздало, настигла ее. Савицкий, Исаев, Вика, Щукин… Почти каждый из ее людей был на краю пропасти, кто-то ближе, кто-то дальше. Кому-то повезло в один раз, но в другой удача все же отвернулась. Ее, Лену и Ткачева едва не застрелил урод, возомнивший себя борцом против системы, но тогда ангел-хранитель уберег. А еще были палачи с автоматами на заброшенной автосвалке, и опера Карпова, обуреваемые жадностью… Сколько всего было, сколько еще будет? И не окажется ли следующий раз последним? Неведомо никому.

— Спасибо за помощь, Паш, — нарушила раздражающую тишину полковник. — Просто моя машина все еще в сервисе, а на такси с такими деньгами…

— Да я все понимаю, — перебил Ткачев. — Не за что.

Паша смотрел вслед удаляющейся по коридору женщине и в очередной раз не мог понять, что чувствует к ней. Он должен был ее ненавидеть, и порой ему казалось, что именно это чувство он испытывает к Зиминой. Вот только вместе с этим приходило и понимание: ее поступок не смог перечеркнуть все, что было прежде. Никуда не ушло восхищение ее силой духа, ее твердостью и жесткостью, которую может проявить не каждый мужчина. Не пропали воспоминания обо всем, что она сделала для каждого из них, не забылось все, что довелось вместе пережить. Эта женщина совершила много разного: плохого и хорошего, справедливого и жестокого. Не всегда поступала как того требует закон, не всегда руководствовалась моралью, но… Это самое “но” не позволило Паше убить начальницу, хотя поначалу считал это самым верным и справедливым. Именно это “но” заставило его вытащить Зимину из ангара, хотя казалось, что она заслужила смерть. Именно это “но” до сих пор держит его рядом с ней, хотя мог просто уйти, оставив ее разгребать все, что она успела совершить. Что это было? Привязанность, чувство долга, просто страх изменить свою жизнь? Паша не знал. Не хотел знать.

Ирина Сергеевна вышла из больницы примерно через полчаса. Хмурая, задумчивая, сосредоточенная. Молча опустилась на сиденье рядом с ним и только после паузы отстраненно бросила:

— Думала, ты не дождешься.

— Ну что там? — проигнорировал реплику Паша, нажимая на газ. Ирина отвернулась к окну, разглядывая пролетающий мимо город.

— Хорошего мало. Операцию сделают, конечно, но прежней хорошенькой девчонкой Ника уже не станет, — мрачно ответила полковник после продолжительного молчания. И Паша снова подумал, какой разной она бывает: безжалостной к чужим и готовой на многое ради своих. Ровно до тех пор, пока считает тебя “своим”.

— И что будем делать, когда найдем этих уродов?

— Ну для начала их надо найти. А потом… — Зимина повернула голову, встретившись с Ткачевым взглядом. Сердце, превратившись в ледяной комок, испуганно ухнуло куда-то вниз. В глазах Зиминой не было тени сомнений, раздумий, колебаний. Только беспощадный, вымораживающий все холод наполнял ее глаза. Глаза убийцы.

***

— А я смотрю, ты личным водителем обзавелась, — Измайлова, бросив хитрый взгляд на подругу, вернулась к разорению коробки конфет, явно всерьез ожидая реакции на свой прозрачный намек.

— В смысле? — непонимающе приподняла брови Ира и даже отставила чашку.

— Ну-у… — Лена многозначительно помолчала, старательно размешивая чай и нарочито громко звякая ложкой. Опытным взглядом распознала момент, когда Ирина Сергеевна уже готова была взорваться, и выдала: — Только не говори мне, что тот факт, что Ткачев тебя уже почти неделю везде возит, — просто совпадение.

Рука Ирины, державшая очередную конфету, на этих словах дрогнула, и на одной из бумаг проступило пятно.

— Измайлова, ты издеваешься? — неожиданно спокойно, словно разговаривала с душевнобольной, осведомилась Ира.

— Ну почему сразу “издеваешься”? — продолжала веселиться Лена. — А что такого-то? Ткачев, конечно, тот еще кобель… Но, с другой стороны, тебя ни разу ни в чем не подводил. Даже теперь. Молодой и симпатичный опять же. И холостой, твоими стараниями…

— Лена!!!

— Молчу-молчу-молчу, — Измайлова подняла руки, сдаваясь, однако долго сдерживаться не могла. — Но ты подумай, подумай. Не все ж из себя железную строить, расслабляться надо как-то… Да и отношения вам как-то наладить надо уже, а то кто его знает, чего у него в голове…

— Лен, иди работай, а?

— Попили, блин, чайку, — с досадой протянула Ира, когда начальница дознания покинула кабинет. Убрала чашки, привела в порядок стол и потянулась к трубке.

— Ткачев? Зайди ко мне.

Чисто для формальности постучав, Паша распахнул дверь, запоздало осведомившись:

— Вызывали?

— Вызывала, проходи.

Заставать начальство в не слишком подобающем виде становится традицией, поиронизировал Паша, исподтишка наблюдая, как Ирина Сергеевна подправляет макияж.

— Ну что, есть что-то по нашему делу? — Полковник закрутила тюбик с помадой и принялась за маникюр.

— Да есть кое-что, — Ткачев наконец оторвался от захватывающего зрелища и принялся излагать: — Мне тут один стукачок рассказал, что этот Баринов постоянно в клубе “Zero” зависает, тусовочка там у него своя. В общем, был я в том клубе…

— Читал стихи проституткам и с бандюгами жарил спирт? — От начальницы не ускользнул легкий запах спиртного и след пошлого блеска на воротнике рубашки.

— Да я это… — Паша даже слегка покраснел — стыдно оперу оказаться так легко рассекреченным.

— Да расслабься, — хмыкнула полковник и, вытянув руки, полюбовалась на результат трудов своих. — Ну так что ты выяснил?

— В общем, этот Баринов, поговаривают, со своими приятелями, тоже мажорами, любят всякие споры устраивать. Ну, кто больше телок… кхм, девушек разведет… ну, вы понимаете… кто больше денег просадит и всякое такое. Один раз даже поспорили, кто не испугается пройти с завязанными глазами по двору с разбросанной взрывчаткой. Вроде как немного ее было, но что-нибудь оторвать вполне могло.