Конец интерлюдии

Интерлюдия

12 сентября 1989 год 00 часов 40 минут

Штаб 432-го мотострелкового полка, в/часть 61918, поселок Тоцкое Оренбургская область

Несмотря на глубокую ночь в штабе полка неожиданно многолюдно. Почти весь офицерский состав в наличие, ждут лишь командует части полковника Игнатова. Никто не знает, по какой причине их подняли по тревоге, поэтому немного нервничают и волнуются. Всякие нехорошие мысли посещают горячие головы, увенчанные форменными фуражками: о новом путче, о катастрофе или, упаси боже, о войне с Америкой. Впрочем, последний вариант общим мнением признан самым маловероятным.

Наконец появляется командир части в сопровождении хмурого начштаба.

– В шесть утра наш полк будет поднят по учебной тревоге.

Народ дружно облегченно выдыхает: эка невидаль – всего лишь манёвры.

– Рано радуетесь, – осаждает радужные надежды начштаба. – Похоже, все соседние округа тоже поднимают по внезапной внеплановой тревоге.

– Ого. Разве такие учения не готовят за несколько месяцев? Это же натуральный бардак будет. Если вот, так с бухты-барахты. Как снег на голову, – удивился зампотылу, сообразив, что его ожидает в ближайшие часы.

– Внезапная проверка боеготовности. Что означает «внезапная» надо объяснять? Скажите, спасибо, что с дивизии позвонили предупредили, иначе опозорились бы по-полной.

– Так чего ждём? Спешить надо. До утра из парка технику выгнать можем не успеть, – раздался встревоженный голос зампотеха. – БТР без аккумуляторов стоят, надо срочно на склады машину отправлять с бойцами.

– Вот так всегда, – нахмурился полковник Игнатов. – Пока жаренный петух не клюнет, никто не почешется. Объясняю обстановку. Нам поставлена задача передислоцироваться на полигон Прудбой, где произвести боевые стрельбы с утроенным боекомплектом, согласно полученному плану. Подробностей пока нет.

– Прудбой – это же Волгоградская область? – удивленно переспросил кто-то из офицеров. – Туда же тысяча вёрст наверное выйдет? Чем наш полигон им не угодил?

– Больше тысячи километров, – хмуро уточнил начштаба. – Плюс сдача огневых нормативов по всем подразделениям.

– Как это? На незнакомом полигоне? Да ещё все? – полковник, отвечающий за боевую подготовку, побелел от шока. – У нас лучшие танковые экипажи по два выстрела за год сделали. Про остальных вообще молчу.

– Отставить разговорчики. Вам здесь или где? Чего разнылись. Поставлена задача – надо выполнять. Через три часа наблюдатели прибудут. До этого момента, кровь из носу, аккумуляторы установить, бензовозы под заправку, инженерная служба выдвигается на станцию, готовит железнодорожные платформы под погрузку техники. Там уже майор Колыванов из 34-й танкового полка, с ним свяжетесь, он предупреждён.

– Треть бронетранспортеров не заведём, даже если с толкача дёргать, и до Прудбоя она не дотянет.

– Шестьдесят процентов техники должно выйти из парка. Это приказ.

Зампотех кивнул, но взгляд его выражал полную обреченность.

Москва, Колымажный переулок здание Генерального штаба ВС СССР

Вторая декада сентября 1989 года

– Подводя итоги внеплановой проверки боевой готовности Вооруженных Сил, Военно-морского фота и авиации, вынужден констатировать, – адмирал обвёл тяжелым мрачным взглядом притихшее собрание, и продолжил. – Армия катастрофически не боеспособна. В ходе переброски техники и личного состава график не выдерживался в 90 % случаев. Отдельные части и подразделения не смогли выйти в заданные районы даже с недельным опозданием. Потери боевой техники в результате поломок на марше превысили допустимые нормы в три-пять раз. Железная дорога на отдельных направлениях провалила перевозку военных грузов и личного состава практически полностью. Военно-транспортная авиация, с большой натяжкой, показала удовлетворительные результаты – хоть это радует.

Гробовая тишина воцарилась в зале. Подавляющее большинство присутствующих уже знали о результатах прошедших учений и не ожидали от выступления нового министра обороны ничего хорошего. Хуже всего чувствовали себя представители сухопутного братства – авиаторы и мореманы хоть и провалились, но не с таким оглушительным треском и позором.

Сделав паузу, адмирал Чернавин продолжил чтение приговора.

– Девяносто процентов танковых экипажей не смогли выполнить нормативы по стрельбе даже на удовлетворительно. Практика проведения стрельб на одних и тех же знакомых и изученных полигонах должна быть ликвидирована. Перенимая опыт стран НАТО, на будущее, уже ГАБТУ принято решение увеличить нормы расходов боеприпасов для учебных стрельб в пять раз. Это черти-что, когда в дивизии лишь два-три экипажа способны попадать в цель с третьей попытки, остальные вообще не имеют полноценного опыта боевой стрельбы. Мы хотим повторения сорок первого года? Вопрос риторический.

Потрясённый зал молчал.

– В свете катастрофических результатов прошедшей проверки, принято решение о начале реформы Вооруженных сил СССР. Ситуация, когда мы имеем огромную армию, которая не боеспособна на девяносто процентов, а остальное – условно боеспособно – такая ситуация абсолютно недопустима…

Через три часа «разгром» сухопутных войск был завершён. Адмирал флота Чернавин вернулся в свой министерский кабинет и устало откинулся на спинку кресла.

– Эх, Саня. Снова ты прав оказался. Это не армия – одно название осталось. Не вовремя ты пропал. Теперь и посоветоваться не с кем. Очень не вовремя.

Конец интерлюдии

За двое суток после побега удалось пройти всего километров шестьдесят, а если считать расстояние от места заточения, то ещё меньше, поскольку путь мой получился на редкость извилистый и не рациональный. Пару раз пришлось переправляться через реку. Нет, героически окунаться в ледяную воду я не стал, оба раза перебрался по автомобильным мостам, но для этого пришлось каждый раз делать изрядный круг на пару километров лишних. Вообще, местность оказалась довольно густо заселенной, что подтверждало мою теорию о том, что нахожусь недалёко от Москвы. С одной стороны – это безусловно радовало, блуждать по глухим чащам – удовольствие ниже среднего, с другой стороны: практической пользы из этого факта извлечь не удалось, слишком велик оказался риск засветиться.

К первому селу я вышел под утро, и разочаровано наблюдал, что трудолюбивые колхозники уже давно проснулись, и шансов позаимствовать у них что-нибудь полезное нет никаких. Пришлось убираться не солоно хлебавши и ждать темноты.

Днём передвигаться по лесу оказалось несравнимо легче и удобнее, тем более, я наконец сделал себе справную обувку. Мокасины с подошвой из линолеума, шитые электрическим проводом при помощи ножа и очумелых ручек, могли бы стать писком моды и произвести фурор на ближайшем фэшион-фестивале, но к сожалению в СССР их не проводят. А может – к счастью? Ибо контингент на подобных мероприятиях – категорически не советский по убеждениям и ориентации.

В полдень устал и решил отдохнуть в стоге сена. По рассказам бывалых путешественников и безответственных авторов – это удобно и безопасно. Их бы на пару часов сюда засунуть – теоретиков и советчиков. Или я не правильный стог выбрал, или сорт сена не тот оказался, но поспать не удалось в принципе. Весь искололся, затем исчесался, и наконец, исчихался (такое слово вообще есть?) после чего не выдержал, позорно бежал из норы в стогу сена. Затем два часа матерился, вытряхивая мусор из-за шиворота и вспоминал добрым словом людей, рекомендующих отдых на природе.

Второе село, посланное судьбой мне на разграбление, тоже счастливо избегло сией печальной участи. Дождавшись ночи, я пошёл на дело, в надежде поживиться жратвой или одеждой.

Фигушки! Не успел добраться до околицы, как все собаки деревни дружно проснулись и заголосили, так что даже мертвых на соседнем погосте разбудили наверное. Ни о каком хабаре в такой ситуации речь уже не шла, пришлось быстро уносить ноги.