Из воспоминаний Ивана Акандиновича Колосова, начальника Лаборатории летно-космической подготовки ЦПК:
«В рапортах на имя Главкома ВВС К.А. Вершинина Ю.А. Гагарин просил разрешения на восстановление техники пилотирования на самолетах-истребителях. Главком всякий раз отделывался шутками, и рапорта не подписывал. Последний рапорт был подписан маршалом авиации С.И. Руденко, который в отсутствии Главкома временно исполнял его обязанности. Боясь, что по возвращении из командировки Главком ВВС отменит решение маршала С.И. Руденко, Юрий уже 13 марта приступил к летной подготовке. Программа восстановления техники пилотирования на самолетах-истребителях была очень короткая - всего 14 дней (с 13 по 27 марта 1968 года). Юрий считал, что этого будет достаточно, так как ранее он летал на самолетах «МиГ–15» и «МиГ–17». Программа восстановления навыков составляла 18 полетов с инструкторами на учебно-тренировочном самолете «МиГ-15УТИ» с последующими двумя контрольными полетами с командиром полка В.С. Серегиным».
Но, несмотря на эти уже принятые решения, Гагарина все время пытались «переключить» на «дела земные».
Из воспоминаний Новикова Сергея Парамоновича, полковника, секретаря парткома ЦПК в 1962–1967 годах (В.Полетаева, журнал «Новости космонавтики», № 4, 2001):
«После защиты диплома в академии имени Жуковского Юрий Алексеевич прошел собеседование в ЦК КПСС – предполагалось его назначение на должность начальника ЦПК. Уже были подготовлены все документы, чтобы к 23 февраля 1968 года присвоить ему звание генерала. Но канцелярская машина Министерства обороны где-то пробуксовала… «Подумаешь, ничего страшного, - сказали мне. – Несколько недель ничего не решают. Ну, выйдет приказ о присвоении генерала к 12 апреля, к седьмой годовщине полета. Еще торжественнее получится!» Но ту годовщину и все остальные мы отмечали уже без Юры».
27 марта 1968 года первый космонавт Земли Юрий Гагарин и летчик – инструктор Владимир Серегин из полета не вернулись…
В тот день ничто не предвещало беды. Жизнь Звездного городка шла в обычном русле. Утром одни космонавты пошли на лекции и на тренировки в тренажерные залы, другие поехали на аэродром для участия в плановых полетах. Поехал и Гагарин.
В обед, как всегда, все собрались в столовой.
«Пришел Павел Беляев с каким-то странным неподвижным лицом, - вспоминала позднее космонавт Валентина Пономарева. - И я услышала, как он негромко сказал Жоре Шонину:
- Потеряна связь с Гагариным.
Шонин так же негромко спросил:
- Когда?
Павел Иванович ответил:
- В 10.30.
А был уже второй час дня…
После обеда в «отрядную» комнату начал стягиваться народ. Сидели, ждали. Тревога росла. Никаких определенных известий не было. В конце дня сообщили, что обнаружено место падения самолета».
28 марта в газетах появилось сообщение о гибели Юрия Гагарина и Владимира Серегина. Публикация в московской газете «Вечерняя Москва» возмутила Георгия Шонина. На первой странице газета сообщала о начале работы девятнадцатой московской городской партийной конференции, публиковала официальные материалы с этого партийного форума городского масштаба, и только потом, внизу листа сообщала о гибели первого космонавта планеты Юрия Гагарина и летчика Владимира Серегина. Георгий позвонил в редакцию, но там ему ответили, что очередность публикаций определяли по указанию московского горкома КПСС. Шонин набрал номер приемной первого секретаря горкома партии. Его долго «перебрасывали» от одного партийного клерка к другому, пока один из чиновников вежливо-бесстрастным тоном не объяснил космонавту, что партийная конференция – событие по своей общественной значимости стоящее выше смерти первого космонавта Земли Гагарина и летчика-инструктора Серегина. Георгий был шокирован таким ответом. Хотел даже написать жалобу в ЦК КПСС, но его отговорил Герман Титов:
- Жора, Юру мы все равно не вернем. А будешь скандалить, так ЦК партии тебя самого может просто не пустить в космос…
Гагарин и Шонин… Они служили вместе в Заполярье, вместе пришли в отряд космонавтов. Близкими друзьями не были, но всегда относились друг к другу по-товарищески.
В одном из своих последних интервью Юрий Гагарин рассказал журналистам о будущих космических полетах и дал подробные характеристики всем готовящимся к стыковке на орбите космонавтам. В частности, о Георгии Шонине он сказал:
«В общении прост. Волевой, прямой, честный. Что думает - в себе не таит. Если не нравится, рубит напрямую. Уважают его у нас. Летал хорошо и в простых, и в сложных условиях. А случится другому тяжело - последнюю рубашку отдаст...»
О товарищеских отношениях Гагарина и Шонина свидетельствует и такой факт. Как-то мать Георгия Степановича Софья Владимировна приехала погостить в Звездный городок к сыну.
«Увидев на стене портрет Юрия Гагарина, - пишет писатель и поэт Семен Цванг, - она сказала:
- Я бы очень хотела увидеть Гагарина.
- Нет проблем, - ответил Георгий и тут же вышел на балкон и свистнул. Тотчас в ответ послышался голос Гагарина, жившего этажом выше:
- Что случилось, Жора?
- Юра, спустись ко мне, мама приехала, хочет борщом украинским тебя угостить.
Через минуту две Юрий Гагарин, распахнув объятия, приветствовал Софью Владимировну».
В марте 1968 года подготовка к стыковке двух «Союзов» шла уже полным ходом. Первоначально полет кораблей со стыковкой на орбите планировался на вторую половину июня – начало июля 1968 года. Однако, в середине мая испытания космического корабля в наземных условиях преподнесли очень неприятный «сюрприз»: выяснилось, что запасной парашют на спускаемом аппарате корабля рвется при скоростном напоре более 1300 килограммов на квадратный метр. Главный конструктор «Союза» Василий Павлович Мишин предложил «спасти» запасную парашютную систему за счет снижения веса спускаемого аппарата примерно на 150—200 килограммов. Для этого Мишин предложил отказаться от экипажа в составе трех человек и отправить в полет на борту каждого «Союза» только двух космонавтов. Кроме того, было предложено после стыковки двух «Союзов» не осуществлять переход космонавтов из пассивного корабля в активный корабль, а ограничиться только разгерметизацией бытового отсека пассивного корабля. Экипажи для предстоящего полета теперь требовалось переподготовить. Вся космическая экспедиция откладывалась в лучшем случае до конца августа – начала сентября 1968 года. Сам полет намного упрощался и практически терял свой смысл, поскольку «Союзы» под наименованием спутников «Космос» уже дважды стыковались на околоземной орбите.
Против предложений Мишина выступили только два космонавта – Евгений Хрунов и Георгий Шонин. Но к их мнению ни гражданское, ни военное руководство советской космической программой не стало прислушиваться. Василий Павлович Мишин, к сожалению, вообще очень резко отозвался о мнении Хрунова и Шонина и посоветовал обоим «не лезть не в свое дело».
Новый вариант будущей космической экспедиции был доложен в ЦК КПСС. Но секретарь ЦК Дмитрий Федорович Устинов тоже не согласился с предложением Василия Павловича Мишина и потребовал выполнить программу полета двух космических кораблей в прежнем варианте при весе спускаемого аппарата 2750 килограммов, то есть при наличии на борту, по крайней мере, одного из космических кораблей трех космонавтов.
Устинову уже нельзя было посоветовать «не лезть не в свое дело». Поэтому в конструкторском бюро долго ломали головы, как решить поставленную задачу и, в конце концов, нашли выход. Для повышения устойчивости спускаемого аппарата космического корабля при снижении в атмосфере на нем установили щиток и тем самым стабилизировали балансировочный угол корабля в пределах 23 градусов. При таком угле обеспечивалось минимальное значение скоростного напора, при котором запасной парашют уже не рвался. Это подтвердили и летные испытания, во время которых спускаемый аппарат сбрасывали с самолета.
