В крупных городах у Гая были свои поставщики, знавшие его вкусы: молодые женщины от 20 до 25 лет, здоровые, непьющие и некурящие. Мой отец всегда был (при мне, по крайней мере) сдержан и обходителен с «едой». Он не мучил и не пользовался ими в других целях. Поев, всегда сразу же отправлял восвояси, даже если – о, очень часто! – они высказывали желание остаться.

Лишь пару раз Гаю приходилось довольствоваться парнями, и совсем уж редко – выходить на охоту. После охоты отец всегда возвращался в приподнятом настроении, из чего я сделала вывод: он сдерживается при мне, не желая огорчать или травмировать свою «кошечку». Наверное, во время охоты он не ограничивался лишь питанием.

Заказав для себя обычную еду, Гай особо оговорил еще одного смертного: ростом 170-175, 25-28 лет, светловолосого и голубоглазого, желательно гея или би. Добавил, что платит по тройному тарифу. Я хотела спросить, зачем это… но потом поняла: для Дарио. Наверное, погибший Макс Лихтенштейнский был типичным представителем арийской расы – ну, разве что ростом не вышел.

Итак, Дарио присоединился к нам, видимо, окончательно приведя голову и чувства в порядок. Выйдя к нам, Дарио не спешил надевать какую-то из масок. Однако он быстро оценил меня, грызущую кусок пиццы, Гая и миловидную дебелую румяную блондинку рядом с ним – ну, и блондина с голубыми глазами, смотрящего на него с щенячьим каким-то восторгом.

От меня не укрылся ни благодарный взгляд Дарио, брошенный на моего отца, ни короткая, но теплая улыбка Гая.

Я была более-менее привычна к тому, что вампиры трапезничают при мне, однако некоторые стеснялись – вот как Гай и Дарио. Хотя с Дарио я, пожалуй, хватила лишку. Он так смачно закусывал пареньком, сминая в ладонях его ягодицы, что застеснялась уже я. Попрощавшись с отцом, я отбыла в свою комнату. Тем паче, после закусона родитель мой собирался навестить Ингемара, так что мешать Дарио и его еде не хотелось.

Сон пришел почти мгновенно, но сон тревожный, неровный, насыщенный красками и эмоциями. Мне было страшно: казалось, что я уже не различаю Бездну и сон. Снилось, будто Ингемар оказался главой медиков, и я стала заодно с ним. Я чувствовала злорадное удовлетворение от того, что фактически сама оказалась на вершине той загадочной пирамиды, такой желанный покой, счастье, желание по отношению к Ингемару… А потом выяснилось, что Ману нужно убить. И убить придется мне, так как я могу к нему ближе всех подобраться. Оказалось, что почти все вампиры Киева против Маны и хотят его смерти.

Я проснулась с мокрым лицом и страшной щемящей болью в груди. Я чувствовала огромную вину перед Маной.

Только усилием удалось подавить желание позвонить зеленоглазому. И только к утру прошла нерациональная, странная обида на Ингемара.

Как же давно я не видела такие сны. Они означали лишь одно: моя бедная психика на грани срыва. Лежа солдатиком в постели и пялясь в потолок, я злилась на саму себя за то, что ничего не могу сделать. Я так слаба. Как давно, Господи, не ощущала себя беспомощной! Мне не нравилось это чувство и не хотелось, чтоб оно возвращалось. Как помочь Гаю и форуму – вот что должно было стать моей основной задачей на ближайшие дни. Да что там на ближайшие – на все дни моей жизни, если понадобится. Главное найти убийцу вампиров, главное – его отыскать.

Цель оправдывает средства – решила я, когда проводила Гая в аэропорт. Отец летел в Вену каким-то хитрым маршрутом через Бухарест, Будапешт и Загреб.

- Я вернусь через четыре дня, - сказал он, - ничего не бойся.

А я ничего и не боялась. Настолько, чтоб основательно закинуться наркотиками, предупредив Дарио, что собираюсь в Бездну, и, собственно, в нее и нырнуть вниз головой.

Вниз головой – потому что от дозы, увеличенной по сравнению с моей обычной, меня бросило так резко, что я потеряла ориентацию в пространстве. Дарио умолял меня взять его с собой, я согласилась, так что едва лишь я сумела привести в порядок голову, увидела его.

Город древних золотых руин как всегда предстал передо мной застывшим в вечном полудне. Я валялась в цветах, как обычно, они мягко шелестели надо мной, движимые каким-то неощутимым для меня ветром. Пурпурные чашечки склонялись, осыпая пыльцой. А что, подумала я, у нас ведь начало сентября… и что-то там что-то там… аллергия… сезонные обострения… Цветы периодически приоткрывали мне кусочек золотистого неба, на фоне которого на столбе все так же сидела кошка. Я вспомнила о трудностях с руками и попыталась их поднять. Получилось с первого раза и так легко!.. Я счастливо замахала кошке обеими руками, давая понять, как рада видеть ее. Она несколько равнодушно подняла переднюю лапу, показав мне серовато-розовые подушечки ладоней. Подержав так лапу секунды четыре, она опустила ее. И тут небо закрыл сияющий Дарио, который за локти схватил и поставил меня на ноги.

На него было смотреть больно, так он сверкал, я не могла видеть его лицо. Отвернулась, прикрывая глаза. Все ощущалось почти так же, как в реальном мире – впервые! Впервые я чувствовала себя так, словно все это материально. А, может, оно и материально?..

Я повернулась к Дарио, желая спросить, ведь он должен об этом месте больше знать, но увидела лишь резко поблекшего вампира, с изумлением взиравшего на меня. Да-да, он так поблек, что я сумела вообще что-то разглядеть на его лице.

- Гайя… - как сквозь вату донеслось до слуха. – Гайя…

Я почувствовала, что меня потихоньку… нет, не уносит из этого мира, а наоборот – засасывает, что ли… Я хотела кричать, но горло перехватило так сильно, что я начала задыхаться. Я тянула руки к Дарио, к кошке, пыталась цепляться за цветы и землю, и да – этот мир вдруг стал материален, потому что сок разорванных лепестков наполнил воздух горечью и свежестью, потому что я изранила руки, а Дарио, хватая за руку, вывихнул мне запястье.

Когда воздуха не стало совсем, я на короткое время оказалась на еще более глубоком слое Бездны. А вот интересно, Бездна случаем не как Сумрак у Лукьяненко, думала я, медленно приходя в себя в кромешной тьме. Может, Сергей Васильич тоже… того… побывал тут когда-то? И что же? Может, падая и падая сквозь Бездну, я в итоге вывалюсь в наш мир, «потому что все мы живем на седьмом слое Сумрака»?

Мрак немного рассеялся. Я лежала словно в коконе, под грудой одеял или – само собой пришло такое сравнение – в материнском чреве. Где-то очень далеко моим полуслепым глазам виделся слабый свет, так сереет перед рассветом край неба где-то очень далеко. Мне было не страшно даже, я была парализована ужасом. Острым, всепоглощающим, диким, первобытным ужасом. Во-первых, задохнуться могла все еще, если уж так вышло, что я тут не приспособлена выживать, во-вторых, вдруг я продолжу проваливаться глубже? Это позже я смогла все поделить на «во-первых» и «во-вторых», а тогда лишь отчаянный инстинкт самосохранения бился в голове, вынуждая сознание вытолкнуть меня прочь из Бездны, вдруг оказавшейся такой жестокой и непримиримой. Меня не покидало чувство, что мне преподают урок, что меня наказывают за вторжение и за легкомыслие, с которым я раз за разом погружаюсь в место, любые происшествия в котором влияют на внешний мир.

Я пыталась дышать, пыталась заострить зрение, призывая все свои способности. Какими же жалкими эти сверхспособности казались тут!..