- Прости, - я закрыла рот рукой, - кажется, я немного пьяна.

- Чудесно, - оживился Ингемар, официантка как раз принесла коньяк для него и мартини для меня, попутно одарив Ингемара подобострастно-кокетливой улыбкой. – Предлагаю напиться в хлам.

- Это неконструктивно, - возразила я.

- И что? Зато весело.

Ах да, вспомнила я, он ведь тот еще весельчак.

- Ну тогда – за моего мастера, - я подняла бокал мартини, слегка расплескав его.

Я уже точно была пьяна.

- Только напейтесь скорее до моей кондиции, ладно? – попросила я князя.

- Да как два пальца… - Ингемар налил доверху коньяка в стакан. – С возвращением, девочка…

На выпившего единым махом полный стакан князя со священным ужасом смотрели иностранцы из-за соседнего столика…

Он сдержал слово, прикончив бутылку за десять минут. Я, преисполнившись веселья, хохотала над князем, корчащим выразительные рожи после каждого стакана. Русские парни тоже веселились, они прислали с официанткой еще бутылку коньяка для мастера. Французики лопотали что-то, поглядывая на Ингемара.

- Что смотришь, а? Что смотришь? – обратился князь, не выдержав, к цивилизованным европейцам. – В тарелку свою смотри, компрене, твою маман?

Уроженцы родины Дюма и Зидана не сочли возможным устраивать такому внушительному парню революцию, поэтому демонстративно отвернулись.

- Зачем?.. – спросила я.

- Знала бы ты, как они наших туристов на таможнях своих шпыняют, - Ингемар недовольно покачал головой, - и относятся к русским отвратительно. Я уже не знаю, какие им еще французские весны в Киеве нужны, чтобы к нам нормально относиться начать…

Ингемар еще что-то говорил, недовольно щуря левый глаз и оскаливаясь, говорил о политике, о Киеве и прочем, вечный киевский князь, и он был так хорош в своей любви к краю, который и я люблю, что я только любовалась им.

Потом Ингемар заказал для русских мальчишек виски, и те подсели к нам за столик. Спустя полчаса парни всерьез намеревались идти бить морды французам; те же, почуяв, что запахло паленым, быстро смылись.

Потом мы поехали на лимузине Ингемара всей толпой в стриптиз-клуб, по пути подобрав каких-то местных девчонок – знакомых московских парней. В клубе я потеряла новые очки.

Помню, как пила на брудершафт с девчонками, целовалась с ними, потом заказала типа приватный танец. Помню, что Ингемар, глядя на меня и улыбаясь, наблюдал, как голая девица трется и извивается у меня на коленках. Потом я заказала приватный танец и ему, но уже в кабинке – и наблюдала, как князь, положив лапищи на тонкую талию голой золотистой блондинки, пил кровь, прокусив ее шею. Потом парни и девчонки из нашей компании уговорили нас идти купаться на Днепр.

Помню, как он нес меня на руках куда-то, хотя я вырывалась и требовала отпустить меня, помню, как мы бегали по воде, брызгаясь и дурачась, как купались – я в сарафане, а Ингемар в одних джинсах. Еще помню, что он ответил на мой вопрос о Мане.

Князь сказал: «Конечно, я его люблю, ха. Ну почему вы с ним так похожи, а? То есть… Очень похожи. Может, браки заключаются на небесах? Или где там они…» Мы много спорили о высшей воле, браках и супругах. Ингемар сдержал свое слово – он весь вечер пил беспробудно, оставаясь на одном со мной уровне алкогольного опьянения.

Проснулась я у Кимуры в доме, вся в песке и грязная.

Потом увиделась со своими девочками. Потом уехала с Маной. Потом проснулась и услышала его разговор с Ингемаром. Вот. Я уже говорила, что из-за Бездны стала запутываться, забывать, с чего начала? Постараюсь пересказывать события более-менее линейно – я же писатель, м-мать, у меня все было всегда по полочкам, детали и целое. Почему же теперь стало не так?

Что ж, Мана закончил переговоры с Ингемаром и обратил внимание на меня. Я под его взглядом вытянулась на кровати и заурчала, потягиваясь. Он скрестил руки на груди, глядя на меня непередаваемым взглядом. Мана ревновал.

Я улыбнулась ему, перевернулась на спину и погладила себя по животу. Мана молча, решительно и без лишних приглашений захлопнул дверь комнаты ногой и подошел к кровати. Сорвав с меня простынь, он с несколько секунд поглядел на меня. Я лежала, не прикрываясь, только улыбалась. Вот возьму и не буду ничего делать. Пусть все всё делают за меня. Я же принчипесса…

Мана долго и злобно трахал меня, порой причиняя боль своими движениями и руками. Я стонала, упиваясь его болью – в отличие от моей, физической, его боль была душевной, и с этим ничего не сделаешь, ее не сотрешь поцелуем или поглаживанием. Он кусал меня больно – я в ответ крепче обнимала его бедра ногами, он до боли сжимал мое запястье – я целовала его губы, он отстранялся-я тянулась за ним.

Под конец стонал уже он, и я ликовала, обнимая его так крепко, как только могла. Он в моей власти, он мой и телом, и сердцем, и мозгами. И если у вампиров есть душа, то она моя тоже.

После он лежал на мне, обхватив, как младенец, рукой одну из моих грудей. Мана дышал и хотел еще. Мана был удовлетворен и раздосадован. Был счастлив и зол.

Был моим.

Когда он поднялся, взъерошенный, полуодетый, сел на кровати, снимая презерватив, я снова потянулась. Сегодня я хотела погулять с Иваном, посетить наконец свою новую квартиру и забрать «Альфа-Ромео», купленную мне Гаем. Кроме того я хотела поработать – вторая часть моей новой эпопеи так и просилась на бумагу. То есть, на клавиатуру или куда там еще. Хотелось также провести время с Северусом, хоть он и казался чужим уже. Он все еще мой брат, как ни крути, и всегда им будет.

- Я вечером хочу с Севой погулять, - сказала я Мане.

Он встал, мелькнул кусочек голой попы. Застегивая ремень своих уже не столь безупречных штанов, он неразборчиво хмыкнул.

- И с Иваном тоже.

Теперь мой вампир хмыкнул уже очень и очень разборчиво.

- Если у него время, от Ингемара свободное, найдется.

Я поднялась на постели тоже.

- Что ты этим сказать хочешь?

Мана повернулся ко мне.

- Они с Ингемаром в последнее время очень… близки стали, - красноречивая улыбочка чуть тронула его сочные губы.

Я скорчила кислую рожицу.

- Ревнуешь?

Мана сощурился, склонил голову набок.

- Ладно, не смотри так на меня, я же пошутила, - я, не стесняясь своей наготы, подняла руки вверх.

- Иван с ним больше времени, чем с Кимом или своей Сашей проводит. Мне кажется, это о многом говорит.

Мана развернулся, чтобы выйти из комнаты.

- А Ингемар сказал на днях, что любит тебя, - в спину зеленоглазому сообщила я.

Мана на секунду замер в дверях, потом все же вышел. Я если и ревновала… бы, то только его. К нему. Или как там правильно? Господи, пора переставать пить, последние мозги пропью с этими кровососами. Им-то пофиг, они регенерируют, а вот я – нет.

Надев свое помятое белое платье, я выползла в квартиру.

В кухне сидел Адриан, держа перед собой книжку, и прихлебывал из бокала кровь. Меня мутило, а от этой картины затошнило еще сильнее. Сын Маны, заметив меня, радостно махнул мне книжкой.

- Доброе утро, Гайя, - сказал он, и от его красивой улыбки стало чуть легче. Часто, глядя на Адриана, я задаюсь вопросом: какой же была его мать, Пава, если на Ману он почти не похож лицом?

Зеленоглазый никогда не говорил, что она была красивой. Только что она была его подругой детства и что по залету они поженились. Но глядя на Адриана я понимаю, что мой супруг разлюбезный еще при жизни клал свои бл…довитые глазки только на красивых.

Что ж, злорадно ухмыльнулась в душе я, значит, со мной ему не повезло.

- Доброе, хороший мой, - я по пути к холодильнику поцеловала Адриана в макушку.

- Ну и разит от тебя… - блондин весело помахал рукой перед носом.

- Посмотри на себя, - я взяла сок и села напротив него, - в пижаме, весь такой свеженький, причесанный, книжку умную читаешь. Прямо тошнит от такого.

Адриан встал, сердобольный мальчик, и налил мне в сок вермута.