Я обещал сделать тебя сильнее, но это не значит, что я считаю тебя слабым. Если ты доверишься мне, ты больше не будешь ни от кого зависеть. Я излечу тебя от страха терять людей, но сохраню способность привязываться, дружить, доверять. Я научу безболезненно избавляться от тех, кто не заслуживает твоей преданности. Максим очень много значит для тебя, понимаю, ведь на нем сосредоточены все твои надежды выжить. Все эти месяцы ты просыпался и боролся только ради него. Вот почему ты так боишься его потерять, вот почему тебя не волнует и не оскорбляет его предательство. Руслан, я прав? Посмотри на меня. Ты видишь – вот я весь перед тобой, открыт и прямодушен. Я вовсе не безнравственный ублюдок, хотя успешно играю его роль. У меня есть свои принципы, есть внутренний кодекс, я умею быть благодарным и люблю заботиться. Сейчас я забочусь о тебе, неужели ты этого не видишь? Какой ублюдок, допив воду, потрудился бы сходить и наполнить бутылку? А консервы? Скажи, чего ты хочешь на ужин, и я с удовольствием выполню твое пожелание. А лучше давай так: я принесу то, что буду есть сам. Справедливо? Или вот еще: кто на моем месте разрешил бы Максиму остаться вместе с тобой? Я ведь делаю это ради тебя, Руслан, я хочу показать, что на меня можно положиться, что я никогда не предаю чужого доверия. Никогда – если человек, в свою очередь, предан мне и честен со мной. А ты честен. И ты заслуживаешь всего, что я могу дать, но сопротивляешься моим дарам. Я не собираюсь угнетать тебя, глупый, я хочу наградить тебя, улучшить твою жизнь, разнообразить ее, разукрасить. Я хочу вдохнуть в нее новые впечатления.

Тебе любопытно, как я попал сюда? Я стал самым первым, кто спустя тысячелетия вновь заселил Понкайо. Я к этому не стремился, всем распорядился случай – или судьба, как пожелаешь, – но теперь я совершенно точно знаю, что шел к этому всю свою жизнь.

Еще не наступили девяностые, мне было двадцать два… Я работал на рыбном промысле. К тому времени я морячил уже шесть лет. Однажды, когда мы окажемся за одним за столом, под сигаретку и вкусный ужин я расскажу тебе, как мне удалось попасть в моряки так рано. Наш траулер потерпел крушение у южных берегов Понкайо. Здесь сразу стоит добавить, что в те времена остров еще не пользовался такой популярностью, как сейчас. Никаких чартеров с Мельтахо и повальных толп туристов, конечно же, не было. После «золотой лихорадки» шестидесятых-семидесятых годов интерес к Понкайо постепенно сошел на нет и к началу девяностых почти совсем угас. Все изменилось благодаря мне… Но будем продвигаться по порядку.

Судоходные пути расположены от Понкайо довольно далеко, и если бы не шторм, в котором нас болтало, как дохлую рыбу в банке с водой, мы бы благополучно прошли мимо и даже не увидели его. Мы, разумеется, знали, что есть такой остров под названием Понкайо, но для нас это был просто еще один клочок суши. Когда работаешь на судне, романтика необитаемых земель со временем приедается и ты перестаешь вглядываться в их красоты.

Это было в первых числах октября. Шторм разыгрался ночью. Судно не слушалось, как бы мы ни пытались с ним справиться. Волны бросили его на рифы с такой силой, будто запланировали это уже давно и нарочно подгадали момент, когда мы будем проходить мимо. Ты же знаешь, что представляет собой отмель на южной стороне Понкайо, верно? У вас же был динги. Вы оплывали вокруг острова перед высадкой? Руслан, от твоей необузданности не убавится, если ты хоть изредка будешь отвечать мне.

Когда судно дернулось и задрожало от удара о скалы, я подлетел вверх. Мне показалось, я пробыл в невесомости несколько минут, прежде чем плюхнулся в холодную воду. Меня болтало во все стороны, оттягивало назад и кидало вперед… Я был марионеткой в руках стихии, но не боялся ее гнева. Конечно, мне хотелось выжить, как и любой земной твари, но я не молил об этом, не плакал и не суетился. Да и не было смысла, я бы только выдохся быстрее и пошел ко дну. Все, что я мог сделать, это постараться не захлебнуться. Я ждал еще одного удара, ждал, когда меня снова подкинет вверх, но волны швырнули меня на острые рифы. Я почувствовал, как в тело вонзаются десятки ножей и океан присасывается к моим ранам своими холодными губами, с жадностью пьет мою кровь. Цепляясь за острые ножи, я пополз вперед. Живот и ноги кромсало ледяными скользкими лезвиями, океан схватил меня поперек туловища и с яростью потащил назад, как бы говоря, что еще не закончил со мной. Но я воспротивился. Свой шанс убить меня он упустил. Слишком долго игрался и проказничал, а я не собирался покорно ждать, пока он всерьез проголодается.

Тьма была кромешная, вода хлестала со всех сторон, а я все полз и полз, резал свое тело, сражаясь с обозленной стихией, выплачивая мзду за право жить. Как только я ощутил, что меня перестало затягивать обратно и накрывать с головой, я сразу понял, что выбрал правильное направление. Забегая вперед, как бы потешно это ни звучало, скажу, что мне посчастливилось заползти в бухту. Дикие волны отрезало скалами, океан гремел и бесновался у меня за спиной. Он наверно разбудил всех утопленников, но для меня звучал фоном, потому что я слышал только свой голос в голове. «Я выбрался, я спасен». Монотонный и скучный: ни радости, ни облегчения, один только холодный факт. Холодный, как эта роковая ночь, как вода вокруг, как мое тело.

Меня обволокло мокрым песком, я ощутил его нежное касание, и после жалящих лезвий эта ласка была подобна благословению. Спасибо, что не смеешься, Руслан. Обычно я никому не говорю, какие чувства в тот момент переполняли мою душу – боюсь показаться излишне сентиментальным, – но вот сейчас потянуло на откровенность. И я не обманулся; знал, что ты поймешь, не станешь вышучиваться.

Я выбрался на берег, но не прекращал ползти. С остервенением, с упрямством сбежавшего из неволи раба я выбрасывал одну руку за другой, подгребая сушу к себе. Я кашлял солью и песком, сжимал берег в своих пальцах и мысленно уговаривал его чуть придвинуться ко мне. На спину лились потоки воды, но что это – волны или дождь, – я не знал и все искал, искал подходящее место, где смогу почувствовать себя в безопасности. Но так и не нашел, отключился. Не знаю, сколько часов или дней я провалялся на берегу. Поначалу я не мог разлепить глаза и слышал только шум океана. Меня то окутывала непроницаемая тьма, то через веки лился ослепительный свет, а тело покалывало от жаркого солнца. Во рту был сухо и солоно, я хрипел и думал, что это хрипит кто-то рядом со мной. Каждый раз, когда я выныривал из забытья, мне приходилось заново вспоминать, что случилось. Я вслепую возил руками, изучал мир вокруг себя, зарывался пальцами в песок и видел обрывочные сны о том, как меня хоронят заживо.

Чтобы не утомлять тебя описаниями моих бесконечных попыток открыть глаза и встать на ноги, давай сразу перейдем к тому дню, когда мне это удалось, хорошо? Знай я дату, непременно выделил бы красным и каждый год отдавал бы дань уважения. Лучшее пробуждение в моей жизни. Совершенно очаровательная картина: три крокодила нежатся на песке под горячим солнцем всего в каких-то пяти метрах от меня, но в мою сторону даже не смотрят! Лежат себе с закрытыми глазами, гордо задрав морды, и блаженно улыбаются во все рыло. Тогда я знатно перетрухал, но теперь вспоминаю эту сцену с удовольствием. Это один из лучших моментов в моей жизни. Понкайо говорил мне «привет» в своей непревзойденной манере: так, как это умеет он один. Мне нравится его чувство юмора.

Я отыскал в себе силы покинуть оживленный пляж. Чего только не найдешь в закромах, когда хочется жить… Ты согласен, Руслан? …Я доволокся до полосы прибрежной зелени и временно обосновался в кустах под пальмами. Бухта была спокойная и яркая, я бы даже сказал: девственная. Ни на пляже, ни в воде обломков траулера я не заметил, а заглянуть дальше мешали скалы. О том, что меня здесь никто не увидит, не услышит и не найдет, я догадался почти сразу. Понкайо приглашал меня познакомиться и узнать друг друга, сдержанно бросал вызов, но не торопил, и я был за это благодарен.