– А тех, кто не будет слушаться, – раздался голос надо моей головой, – мы оставляем на второй год! Как фамилия? С какого класса? Почему стоишь задом наперед и не слушаешь?

Я поднял голову. Светлана Ивановна держала в руках микрофон и, нависая надо мной, пыталась узнать, кто я такой и откуда. Рядом стояла тетя Валя, что-то сбивчиво объясняя ей.

– Понятно! Муратов, значит! Разберемся! – прищурив глаза, сказала завуч. – А теперь, дети, все по своим классам! Первый урок и первый звонок! Удачи вам!

Раздалась трель звонка, и линейка рассыпалась на классы. Потеряв Алису из вида, я попытался найти свой класс, проталкиваясь через толпы одинаковых костюмов. Со всех сторон лезли незнакомые лица детей, провожающих их взрослых, горы цветов и портфелей мелькали повсюду. Заметив кепку Иваниди, я побежал к нему. Дорогу мне перекрыл отец.

– Уф, – запыханно сказал он, – успел! Звонок только что был! Где портфель?

Не успел я расстегнуть портфель, как возле меня оказалась мама.

– Вы меня вдвоем убьете скоро! – чуть не плача, сказала она. – Один на первый звонок сына пропал, второй вообще на линейке в обратную сторону развернулся и уснул. Ты где был? – спросила она папу. – А ты чего там увидел? – сразу же последовал вопрос ко мне.

– Вот, – достал отец из кармана стопку тетрадок, – во всех промокашки! Успел!

– Так, – пожал я плечами. – Я пойду?

– Беги быстрее, – чуть ли не закричала мама, – на первый урок не хватало опоздать!

Я метнулся к парадному входу. Залетев на ступеньки, обернулся. Мама вытирала платком слезы, папа, держа в руках кипу тетрадок, махнул ими, и я, потянув на себя массивную дверь, вошел в школу.

– Опаздываем, – как-то иначе, чем в садике, сделала замечания тетя Валя, – проходи и садись на свободное место.

– Спасибо, тетя Валя, – сказал я, заходя в класс.

– Валентина Павловна Карамысова, – поправила она меня, – мы уже не в садике!

Я огляделся. Все передние парты были заняты. Заняты были и второй и третий ряд. Лишь на самом последнем, у стены со шкафами, имелись свободные места. Иваниди с Пиркиным сидели на первой парте, разложив перед собой тетрадки с ручками.

– Сегодняшний урок у нас посвящен Родине! Все мы знаем, что столицей нашей Родины является… Какой город? – спросила нас Валентина Павловна.

– Москва! – хором ответил класс.

– Правильно! Москва! Муратов? Ты сядешь, наконец, или нет?

Я все никак не мог выбрать себе место. Пустая парта стояла возле окна, еще одна возле стенки, но и с той и с другой парты доску не было видно нормально.

– У окна, – наконец выбрал я место, где мне предстояло учиться всю дальнейшую жизнь, – можно?

– Садись, – разрешила Валентина Павловна, – так вот. Мы с вами должны знать не только столицу нашей Родины, но и саму Родину. Наша Родина самая большая в мире и самая справедливая. Как называется наша Родина?

– Советский Союз, – снова хором ответил класс.

– Верно! И состоит она из…?

Тут класс замолчал. Из чего состоит наша Родина, точно никто не знал.

– Из городов?

– Нет!

– Из стран?

– Тоже нет! Ребята, вы можете ответ найти в названии Родины! – подсказала нам Валентина Павловна.

– Из советских! – догадался Иваниди. – Родина состоит из советских.

– Дальше. Ну… ты на верном пути, – учительница вышла к доске и начала там что-то рисовать.

– Советских Союзов? – неуверенно проговорил Иваниди.

– Республик, – закричал я, вспоминая уроки географии от Бабая, – пятнадцать республик. Греческой среди них нет!

Класс на слове «греческой» рассмеялся. Иваниди развернулся и кинул в меня ручку. Я бросил в него пенал, но промахнулся и попал в Пиркина. Дава, изобразив смертельное ранение, свалился со стула. В классе начался хаос, все стали кидаться друг в друга тетрадками, карандашами, в ход пошли портфели. Валентина Павловна от неожиданности сначала забилась в угол и ошалело смотрела на эту вакханалию, затем стала истошно орать. На крик прибежала Светлана Ивановна, следом за ней в класс ворвался дядя Наум с сеткой мячей.

– А ну-ка! – грозно прикрикнула на нас завуч. – Это что такое? Вы в школе! Мигом по местам.

Класс словно только и ждал этого окрика. Разом все успокоились и расселись по своим партам, аккуратно сложив руки перед собой.

– Кто зачинщик? – Светлана Ивановна обвела класс взглядом. – У кого хватило ума на первом уроке своей жизни устроить такое? – она остановила на мне свой взгляд. Дядя Наум, стоявший рядом с ней, сказал:

– Это от перевозбуждения у них. Искать виновных непедагогично.

– И все же, – не обращая внимания, произнесла завуч, – виновные должны быть наказаны. Кто?

Никто не хотел говорить. Молчала даже бывшая моя воспиталка тетя Валя, а теперь учительница Валентина Павловна. Молчал и класс. Но молчать это одно, а смотреть совсем другое. Когда на тебя смотрят и молчат, вывод сделать не трудно.

– Встать! – глухим басом приказала она. – За мной!

Я встал, не зная, собирать мне вещи с парты или оставить тут. Решив, что лучше все же оставить, под сочувствующие взгляды одноклассников я вышел из класса. За мной через секунду выскочил Иваниди.

– Куда? – шепотом спросил он.

– Не знаю, – так же шепотом ответил я, – наверное, выгоняют из школы.

В учительской было шумно. В одном углу за столом восседал толстый дядька и, размахивая руками, возмущался:

– Курят уже! Как паровозы. Поймал двоих за школой. Родителей вызвал. А им что – стоят, ухмыляются.

– Время такое, – сокрушенно мотала головой старушка в массивных очках, – хорошо, хоть не пьют.

– Начнут, – убедительно сказал дядька, – помяните мое слово: еще года два, и начнут!

– Куда катимся, – вздохнула старушка и, чуть приподняв очки, взглянула на нас. Дядя Наум, не выпуская сетку из рук, зашел в учительскую.

– Вот новая партия хулиганов, – развела руками Светлана Ивановна, – на первом же уроке устроили свару, драку, напугали новенькую учительницу… довели до слез.

– Она не новенькая, – сказал я.

– А есть разница, какую доводить до слез? – удивленно спросила старушка. – То есть вы считаете, молодые люди, что старых учительниц можно?

– Они больше так не будут, – вступился за нас дядя Наум. – Не будете же?

– Не будем, – согласились мы с Иваниди, – в первый и в последний раз!

– Поверим? – с надеждой обернулся к старушке и толстому дядьке дядя Наум. – Светлана Ивановна, дадим будущему шанс?

Старушка вновь приподняла очки и рассматривала дядю Наума.

– А Вы, собственно…

– Новый учитель физкультуры, – не дав ей закончить предложение, представился дядя Наум, – Наум Вячеславович Миник. Витебский педагогический. Выпуск семьдесят второго.

– Надо же, – подозрительно сказала старушка, – откуда такие кадры? Светлана Ивановна, а Альберт Михайлович?

– Альберт Михайлович уже документы свои сдал. Уезжает Альберт Михайлович! Физруков нету. Не-ту! А тут с образованием, – Светлана Ивановна подошла к столу, взяла папку с документами и стала внимательно читать ее. – В какой класс определили?

– Да, вот в какой? Везде полный комплект! В первый «Ж», там еще одно место осталось, – вытирая пот со лба, затараторил толстый дядька, – как раз в их класс и отправили, – он кивнул в нашу с Иваниди сторону.

– И писать и читать уже умеет, – добавила старушка, – вообще любопытная девочка. Вам бы на нее взглянуть, Светлана Ивановна.

– Нагляжусь еще, – резко захлопнула папку завуч. – Ну что с этими делать? Намучаемся с ними. Может, сразу в садик обратно?

Учительская поплыла перед моими глазами. Толстый дядька, старушка, завуч, физрук, отличницы, двоечники… Первое сентября, которое я ждал всю свою жизнь, заканчивалось. И заканчивалось оно совсем не так, как представляли его мои родные и я сам. Ладно, понятно, что я не Юрий Гагарин, естественно, мне далеко до Лобачевского, и даже День Победы хоть в сорок пятом, хоть в любом другом году – праздник, до которого мне еще предстоит тысячу раз проиграть, чтоб понять его смысл, но не так же проигрывать – в первый день учебы с позором в ясли!