– Не-е-т, – закричал я, – последний шанс!

– Последний шанс, – спохватился Иваниди, имея неплохой навык выпрашивания таких шансов перед батиным ремнем, – самый что ни на есть последний.

– Дадим им шанс, – соскочил со стула дядя Наум, – под мою ответственность!

Светлана Ивановна недоверчиво посмотрела сначала на нас, затем на дядю Наума, о чем-то задумалась и, прихватив с собой папку, двинулась к двери:

– Под вашу! И чтоб никаких больше драк!

– Никаких, – клятвенно заверил дядя Наум, – они у меня лучше всех будут учиться!

Пока мы шли от учительской до классного кабинета, дядя Наум учил нас жизни в школе:

– Здесь не все зависит от оценок. Понятно? Какие бы вы умные ни были – поведение важнее! Запомните: кто балуется, не слушается, ведет себя как ему вздумается – тот первый кандидат на вылет!

– А второй? – поинтересовался я.

– А второй – тот, кто задает неудобные вопросы, – подмигнул мне дядя Наум и открыл дверь в класс.

Изменения в классе были налицо. Внушительная педагогика Светланы Ивановны сыграла свою роль. За партами сидели тихо, Валентина Павловна что-то рисовала мелом на доске и не спеша объясняла классу.

– Когда кто-то хочет ответить или что-то сказать, то он…?

– Поднимает руку, – сказала Вика Разина, которая еще в садике научилась поднимать руки по команде, – вот так! – она подняла правую руку и подложила под нее левую, образуя угол.

– Правильно, – расцвела Валентина Павловна, – Вике за урок ставим пять! Заходите, – она увидела нас с Иваниди.

Мы молча прошли в класс. Иваниди, подойдя к своей парте, увидел сидящую на его месте Алию Махметову и стал недоуменно озираться по сторонам. Пиркин молча сидел рядом с Алией и делал вид, что та всю жизнь сидела рядом с ним и никакого Иваниди тут и в помине рядом не было. Алия, подражая Пиркину, тоже делала вид, что знать не знает, почему к их парте подошел этот кучерявый мальчик. Да что они… весь класс делал вид, что все так и было…

– Я запомню, – зло сказал Иваниди и пошел выбирать себе место. За моей партой сидела Алиса. В принципе, я еще в учительской понял, кто та девочка, которая умеет читать и писать. Еще бы не уметь. Семь лет. В семь лет я тоже буду уметь читать и писать, уже практически умею, диафильмы Давиду с Колей озвучиваю. Те верят…

Алиса расположилась ближе к краю, оставив мне место возле окна. Тетрадки мои она сложила в стопку, аккуратно разложив рядом с ними ручки и цветные карандаши. Пенал, который я кинул в Иваниди, лежал на краю парты.

– Привет, – сказала она мне как ни в чем не бывало, – садись. Будем учиться.

– Тоже мне, – не найдя ничего лучше, ответил я и, обойдя ее стул сзади, сел на свое место.

– Не обижайся за тот случай, – шепнула Алиса, – я не специально, понимаешь?

– Какой случай? Ты о чем? – прикинулся я, что не понимаю, о чем она говорит, – я не помню.

Уголок рта Алисы скривился, и она чуть прищурила глаза:

– Ты мне опять врешь? Ты же знаешь, мне врать нельзя, я это сразу чувствую!

– Свалилась ты на мою голову, – резко сказал я и повернулся к ней, – че пристала! Не помню! Не помню! Помню! Ты больная дура!

– Муратов! – раздался окрик Валентины Павловны. – Ты что, совсем совесть потерял? Пяти минут не прошло, а ты за старое! Вон из класса!

Второй раз за первое сентября я покидал класс. Теперь уже с вещами на выход. Урок про Родину, как вести себя на уроках, как в школе… что вообще можно, а что нельзя, я так и не услышал. Зато увидел все остальное, некоторые, наверное, из школы только один раз в жизни вылетают – на последний звонок! А мне повезло, на первом – два раза!

За школой курил дядя Наум, держа в руках все ту же сетку с мячами.

– Да ну ее, – в сердцах кинул портфель я наземь, – не хочу.

– Кого? – усмехаясь, спросил дядя Наум.

– Школу эту. То нельзя, другое тоже нельзя. Что можно?

– Быстро ты сдался, – вновь усмехнулся он, – я вот тоже мячи никак до спортзала донести не могу. Поможешь?

Мы потащили мячи в спортзал.

– Еще эта теперь рядом, – не выдержал я, – сумасшедшая.

– Кто такая? – рассыпая мячи по спортзалу, спросил дядя Наум.

– Да девчонка рядом села! – пнув мяч в ворота, пожаловался я, – такая странная вообще.

– Э… брат, – присаживаясь на лавку, вздохнул дядя Наум, – они все странные. Одни меньше, другие больше. Кто-то вообще сожрать тебя готов!

Я изумленно посмотрел на него. Неужели знает? Когда я проговорился? А слово пацана? Да нет… не мог я. Я ему вообще про Алису ничего не говорил. Папа ее, врач, с меня слово взял. Мама ее, бабушка, тоже. Нет. Не мог. Но дядя Наум ясно сейчас сказал «сожрать готовы».

– Все помешаны на вранье. Думают, им врут постоянно. Так что… ты, главное, этой Светлане Ивановне на глаза не попадайся. И этим двоим в учительской. Понял?

– А кто они?

– Стукачи.

– Кто?

– Совет общественности при школе. Активисты. Меня уже заложили. Смотри, ты тоже на примете.

– Понятно, – сказал я и схватил портфель. По всей школе раздался звонок, и здание ожило. Стали слышны шаги, топот, смех и радостные крики детей.

– Перемена, – сказал дядя Наум, – пошли на улицу.

На школьном дворе кучками стояли школьники. Кто-то играл в классики, кто-то чертил кружки мелом. Первый урок в моей жизни закончился…

– Домой отпустили, – подошел ко мне Иваниди, – щас Даву дождемся и пойдем.

Дава вышел на крыльцо с Махметовой. Алия была выше него на целую голову, мощнее и плечистей. Но это не помешало ей отдать свой портфель Пиркину. С двумя портфелями в руках Дава смахивал на интеллигентного грузчика или шофера, который за дополнительную плату решил занести багаж до дверей клиента.

– Да пошел он, – сказал я, – бабник. Сами уйдем.

Школьники стайками растекались по улице, уходя каждый в свою сторону. Улица заполнилась бело-черным цветом, бантами и радостными криками мигом повзрослевшей детворы.

– Вон новенькая идет, – указал на другую сторону улицы Иваниди, – которая с тобой сидела. Чего ты на нее орал?

– Портфель хотела, чтоб я нес!

– Правильно тогда! – одобрил Иваниди. – Сначала портфель, потом сожрут с потрохами.

– Тебе тоже дядя Наум сказал? – уже не удивляясь случайностям, перепрыгивая через лужу, спросил я. – Ты откуда это знаешь?

– Батя говорил, – важно ответил Иваниди, – я подслушал.

По той же тропинке, по которой и шли в школу, мы вернулись домой. Алиса шла параллельным курсом и не обращала на нас внимания. Дойдя до набережной, мы свернули в кусты, и я попросил Иваниди притормозить.

– Подожди, – выглянул я из кустов, – минутку!

Пока Иваниди обдирал боярку, я наблюдал, в какой двор свернет Алиса. Та прошла розовую девятиэтажку, повернула налево и остановилась возле серого пятиэтажного дома, смотрящего на центральный проспект. Покрутилась возле скамейки, срезала на бордюре прилипшую грязь с ботинок и внезапно обернулась в мою сторону. На секунду-другую мне показалось, что она меня видит. Но как? Расстояние приличное. Да и кусты! Алиса рукой разгладила юбку, развернулась и зашла в подъезд.

– Дого ешо Аишу паить бушь? – спросил Иваниди, забив себе рот ягодами.

– Выплюнь, – сказал я, – ничего не понятно.

Тот выплюнул ягоды, сломал себе ветку и стал сражаться со мной, размахивая ею, словно саблей. Мне пришлось тоже отломить кленовый побег. Сражаясь, догоняя и убегая друг за другом, мы наконец пришли домой.

– Вечером у нас праздник!

– У нас тоже, – грустно ответил Иваниди. – Но вдруг не узнают?

– Не знаю, – пожал я плечами и зашел домой.

Вечером меня поздравляли. Хвалили и радовались!

– Первый полет засчитан! – светился от счастья папа. – Муратовы в космосе!

– Засчитан! – восклицал Бабай. – Дальше будет легче!

– Наша гордость, – целовала меня в лоб Абика.

И только мама молчала. Смотрела на меня и молчала и то доставала мой портфель, то вновь убирала его на стул, задумчиво листая чистые тетрадки без промокашек…