…И после того как Хвостов изложил ему свою концепцию, озадаченно произнес:

– Матвей Иванович, я понимаю, что сегодня первое апреля, день юмора… Но не до такой же степени!..

Целый месяц новый «кладбищенский директор» вникал в тонкости своей новой работы. Заведовать огромным погребальным хозяйством столицы оказалось намного сложнее, чем показалось вначале. Судя по всему, предшественник, занимавший эту должность до него, считал ее синекурой и делами почти не занимался, скинув всю текучку на заместителя. Через неделю Хвостов понял, что этому заместителю самое место в Бутырках, о чем он не преминул заявить чиновнику с глазу на глаз. Заместитель обиделся и подал заявление об уходе, которое Хвостов тут же и подписал. Раздувать дело о злоупотреблениях в первые же дни на новом месте он посчитал преждевременным.

Хвостова вообще считали человеком хотя и излишне прямолинейным, но осторожным. Как сочетались в нем эти два несопоставимых качества, можно было только удивляться. Многим казалось, что Матвей прет по жизни, как танк. Но только это был очень своеобразный танк.

То, что он «слишком правильный», Матвей впервые услышал в десять лет, когда в четвертом классе учительница математики поставила двойку его однокласснику только за то, что тот шушукался с соседом по парте. «Оценки ведь за знания ставятся, правда? А вы его даже не спросили! – произнес он, поднявшись. – Разве это правильно?» Учительница вытаращила глаза: «Это кто там такой правильный? Хвостов?! Ну-ка, давай поучи меня принципиальности… Только завтра и в присутствии отца!» О чем в дневнике немедленно была сделана запись, после прочтения которой большинство отцов принялось бы вытаскивать из брюк ремень.

Но не таков был Иван Матвеевич Хвостов, по профессии летчик-испытатель, недавно получивший орден Красной Звезды за то, что с риском для жизни увел загоревшийся самолет от города и направил его в озеро, катапультировавшись буквально в последнюю секунду. Впрочем, никто в школе, где учился Матвей, в том числе и учителя, об этом не знал – хвастаться чужими подвигами мальчишка не собирался, хотя очень гордился отцом. А подполковник Хвостов, прочитав запись в дневнике сына, велел пацану рассказать все в подробностях, хмыкнул и, явившись к математичке, прочитал ей короткую, но весьма выразительную лекцию на предмет «правильности и принципиальности». После этой лекции Матвею оставалось только учиться, не жалея сил, – учителя, как, впрочем, и люди других профессий, «шибко принципиальных» не любят. Так что школу Хвостов младший закончил с золотой медалью.

В том же году его отец погиб, испытывая новый самолет, и мечта Матвея о поступлении в летное училище разбилась о слезы матери, которая чуть ли не на коленях умоляла его избрать другую профессию. И он подал документы в Рязанское училище ВДВ. Тут уж мать переубедить его не смогла.

Во второй половине семидесятых годов прошлого века лучших выпускников Рязанского училища ждала незавидная перспектива попасть в Афганистан командирами взводов Ограниченного контингента. Не избежал этой участи и Хвостов. И если во время Великой Отечественной новоиспеченных лейтенантов до ранения или гибели ожидало буквально несколько дней боев, то лейтенант Хвостов в Афгане воевал до конца, дослужившись до звания майора отдела спецопераций ГРУ. И воевал так, что до рокового дня вывода войск заслужил орден Красного Знамени и два ордена Красной Звезды. А в последний день, уже сидя на броне БМД, стоявшего в боевом охранении колонны, направлявшейся на мост через Амударью, получил в спину пулю афганского снайпера, прошедшую в миллиметре от позвоночника.

Инвалидом он не стал. Но медицинская комиссия вынесла суровый приговор: «ограниченно годен». То есть во время войны Хвостову предстояло служить не в разведке, а в подразделениях, обслуживающих боевые части, а в мирное время надлежало привыкать к гражданской жизни, несмотря на его ордена и славу. И Хвостов подал рапорт об отставке.

Нужно было чем-то заниматься – пенсия была крохотная, СССР стремительно катился к развалу, а десанту и разведке нужны были здоровые офицеры. Все, что Хвостов умел, – это воевать. Правда, воевать хорошо, да и служба в разведке воюющей группировки многому научила. В том числе не теряться в самых непростых ситуациях. Хвостов не растерялся и вместе с несколькими отставными воинами-афганцами принялся организовывать кооператив по торговле оргтехникой.

Но едва удалось построить стены и настелить пол кооперативного «здания», появились желающие послужить «крышей». Хвостову и его товарищам популярно объяснили, что их десантная закалка всем «до фени», и в доказательство взорвали у входа в офис старый «запорожец». Так низко оценили способности к сопротивлению «афганцев» бандюги из местной «районной» мафиозной группировки. Хвостов вызов принял, и уже через неделю взвод бывших десантников размазал незадачливых рэкетиров по стенкам. Но это был только первый сигнал…

Около года кооператив, вскоре ставший фирмой «Перевал», работал спокойно. Пошли неплохие доходы, Хвостов вложил деньги в страховой бизнес, но тут страна, за которую он когда-то боролся, распалась, и наступил такой беспредел, что даже бывший офицер разведки растерялся.

На волнах хаоса хрупкий кораблик фирмы «Перевал» не выдержал напряжения и треснул. В один далеко не прекрасный день Хвостов узнал, что его партнеры за спиной директора решили связаться с весьма влиятельной группировкой, за лидерами которой числилось много подозрительных криминальных дел. Бывший разведчик понимал, что начинается большая игра, ставка в которой – сама жизнь. И он решил отойти от бизнеса, тем более что старые приятели предложили ему неплохую должность в одной из столичных префектур. Он проработал в этой должности около пятнадцати лет. Пока не получил новое предложение.

…После того как заместитель мэра Купцов заслушал доклад нового «кладбищенского директора» об улучшении работы подведомственных кладбищ, он с минуту не мог прийти в себя. Проект не оставлял камня на камне от сложившейся системы ритуального обслуживания населения. Чего только стоило предложение поручить обслуживание муниципальных кладбищ солдатам альтернативной службы, подчинив этих «вояк» не кому-нибудь, а городской комендатуре!

Купцов пристально взглянул на «кладбищенского директора», как он уже успел прозвать Хвостова, и произнес:

– Матвей Иванович, а куда мы с вашего позволения денем тех, кто уже работает на кладбищах? Уволим? А за что?

– Большую часть я бы прямо сейчас выгнал без выходного пособия, – упрямо заявил Хвостов. – Там же одна «братва» отставная! Если посчитать, сколько на кладбищах «двойных» захоронений… Имею в виду, когда в могилу какой-нибудь бабки подкладывают криминальный труп.

– Детективы я тоже читаю, – прервал его заместитель мэра. – Невысокого же вы мнения о своем коллективе…

– Ну да, в разведку я с таким контингентом не пошел бы.

Купцов вспомнил, что его собеседник как раз служил в той самой разведке, и промолчал, прекрасно зная, кто на самом деле подвизается в роли кладбищенских рабочих, сторожей и прочей околомогильной братии.

– Уважаемый Матвей Иванович, – стараясь оставаться спокойным, произнес Купцов. – Согласитесь, что в деле ритуальных услуг вы не специалист, так что послушайте человека, который на этом деле собаку съел. А для начала классический анекдот вам расскажу. На кладбище во время похорон бригадир гробовщиков видит, что у покойника из нагрудного кармана пиджака торчит 50-долларовая купюра. Он тут же просит одного из своей бригады под любым предлогом оттеснить людей от гроба. Когда это было сделано и он потянулся к купюре, покойник вдруг хватает его за руку и кричит: «Налоговая полиция! Контрольное захоронение!» – «У тебя своя работа, а у меня своя, – ответил ему бригадир и забил в крышку гроба гвозди». Мораль понятна? Если непонятна, поясню: на кладбище свои законы. Так было, так есть и так будет. Даже я очень аккуратно подхожу к этим вопросам, которые вы так вот с маху пытаетесь решить. Ну где это видано – солдаты-альтернативщики покойников хоронят? Да пусть лучше, как во всем мире, дерьмо из-под лежачих больных выносят, толку больше будет.