«Вот же засранец!»
Они прошли в гостиную, шумно дыша. На столе остался недопитый чай Дафны, а рядом лежала груда пергамента. Покрывало на диване закрывало маленькую подушку, на которой вчера задремала героиня. Она так и не успела убраться.
— Где палочка? — короткие приказы с вопросами все больше нагнетали и волновали, а если учесть, как сильно Забини прижимал ее к себе, то оставалось только покорно отвечать и медленно стекать лужицей, возле его ног.
Гермиона хотела ответить, но его рука приступила к обследованию тела под мантией. С губ сорвался громкий вдох, а впалый живот задрожал, когда пальцы ощупали его. Забини достал ее палочку, уютно припрятанную возле поясницы. Он наконец отпустил девушку и послал на стены оглушающие чары, не забыв дополнительно запереть дверь. Теперь их никто не мог услышать, увидеть и даже зайти внутрь.
— Рассказывай, для чего ты устроила этот спектакль? — Блейз стоял на месте, с интересом рассматривая гриффиндорку.
Она находилась строго напротив него и осторожно пятилась к дивану. Причем на каждый ее шаг назад, слизеринец подходил вперед, неумолимо сокращая дистанцию.
— Я только показала, как фальшиво ты играешь, — она вздернула носик, наслаждаясь ощущением опасности, интриги и близости с ним.
— Неужели? — он медленно наступал на нее. Глаза чернее ночи, дыхание глубже, а сердце в разбег быстрее.
— Да, — вместо твердого ответа, получился слабый писк.— Вначале угрожаешь, потом манипулируешь, а дальше…играешь на эмоциях и моих…— Гермиона запнулась и сильно закусила нижнюю губу.
— Ты хотела сказать желаниях? — голос стал похож на мед. Липкий, сладкий и тягучий.
Он все ближе, жар его тела сильнее, воронка чувственности закрутилась в пространстве а мурашки по спине девушки почти запрыгали, пронося щекотку до внутренностей. Благородный змей не кружил вокруг, он просто плавно приближался, маня блеском своих глаз, принуждая глупого кролика замереть перед броском.
— Добровольных. — тихо прошептала гриффиндорка и задрала голову, чтобы сильнее ослабеть, упасть в омут его глаз.
Теплые руки наконец прикоснулись к ее лицу, начиная ласкать подбородок и губы.
— Ты знаешь, что последствия неминуемы, как и обязательства. — Блейз предупреждал, вытаскивая несколько шпилек с пучка волос. Мягкие, вьющиеся пряди получили свободу и теперь приятно ласкали в благодарности руку волшебника.
У нее получилось ответить коротким кивком. Так сильно терялся рассудок сейчас. Гермиона столько ночей провела здесь в раздумьях, сомневаясь в намерениях слизеринца и своих собственных. Ей придется столкнуться с осуждением, гневом и позорными сплетнями от тех, кому это будет выгодно, кто будет завидовать и ненавидеть. Это будет не короткий роман, не мимолетная интрижка, основанная на физической близости.
Все слишком серьезно. Впервые. И это будоражит рациональность, подчиняет волю и логику, побуждает к полноте и потере контроля.
Ее мантия упала на пол, а диван послужил пристанищем. Тот самый, на котором с ней пытался переспать Рон, но сейчас ей не было больно, скорее наоборот. Тело кричало, взывало, молило о прикосновениях, укусах, царапинах.
Сильнее, теснее и слаще.
Она совсем не сопротивлялась, ведь мулат решил раздеть ее собственными руками, в то время как сам был еще полностью одетым. У девушки получилось сорвать зеленую мантию с его плеч, чтобы крепче вцепиться в них ногтями. Блейз зашипел и стал действовать более нетерпеливо. Пуговицы на ее рубашке оторвались, а протяжный стон усилил аккорды страсти. Гермиона отвечала, добровольно следуя собственным порывам. Она целовала, ласкала руками и выгибалась каждый раз, когда он давил сверху своим тяжелым телом. Соски заболели от мокрого языка и слабых укусов. Их тянули, сосали и сминали, от чего гриффиндорка стала вертеть головой.
— Ах…пожалуйста,— ее бессовестный таз сам толкался навстречу, чтобы скорее принять в себя, раскрыться полностью и задушить теснотой вагинального захвата.
Губы Забини спускались к животу девушки. Юбка задралась, а трусики снимались ловкими пальцами. Когда Гермиона почувствовала его горячее дыхание над своим лобком, то сразу же сжала ноги. Она не могла поверить в то, что он собирался сделать это прямо в гостиной на чертовом диване.
— Раздвинь ноги. — голос Блейза хриплый, надломленный и жестокий. Приказу невозможно противиться, и девушка развела бедра в стороны.
— Боже! — Грейнджер вцепилась в руки парня, которые потянули ее на себя, язык закружил по клитору и половым губам, а указательный и средний пальцы проникли в тугие, влажные своды.
Тело шатенки выгнулось, глаза закатились. Она стала издавать странные звуки и шептала невесть что, только бы пытка продолжалась, ведь именно это она себе представляла одинокими ночами в кровати, когда от силы желания приходилось ласкать саму себя. Порочное, жадное удовольствие накрыло почти смертельным забвением, лишило тело костей, а от мозга осталась мутная тень. Она уткнулось лицом в покрывало и стала до хрипоты кричать, наталкиваясь на пальцы парня.
Блейз быстро поднялся и чертыхнулся, когда застежка брюк вздумала воспротивиться. Он закинул руки девушки наверх, чтобы она держалась за подлокотник дивана, а сам впился мокрым поцелуем ей в губы. Язык принимал собственный вкус с диссонансом ощущений, а потом, резким движением вперед, слизеринец проник в нее. Оба протяжно выдохнули с облегчением и переизбытком чувств.
Забини давно признал и подтвердил свою гипотезу, что только она, зазнайка Грейнджер, всегда сможет ответить ему, найти способ и принять вызов. Азарт уступал чистой потребности, желанию быть в этом состоянии как можно дольше. С ней и ее искренними стонами, теплыми глазами, сладким запахом карамели.
Его личная, не приедающаяся сладость, от которой кипит кровь, звенит в ушах и хочется тупо орать, зарыться в нее и остаться там жить.
Руки парня подхватили таз девушки. Одну ногу он закинул себе на плечо, а другую сильнее отвел в сторону. Глубокие толчки усилились, а конечности Гермионы напряглись, чтобы встречать их и толкаться на встречу. Поза была слишком открытой, а смятая, не до конца снятая одежда усиливала эффект распущенного голода. Дерзость вздрагивающей груди и растянутые «Охи» гриффиндорки приближали к взрыву. Забини заскрипел зубами, оттягивая момент своей кульминации, однако Гермиона умудрилась обхватить его тело ногами, поэтому ему пришлось сильнее приподнять ее зад и толкать на себя.
Резко, сильно, по-животному грубо, хотя он никогда не приветствовал этого в сексе. Но с ней он терял весь свой запал трезвости и самообладания. Ее тело пульсировало вокруг члена, начиная жадно сжимать его.
Это было слишком хорошо и основательно. Слизеринец зарычал, выгибая спину, выплескивая себя в нее с усиленной работой бедер. Через несколько секунд, девушка сдалась потоку новых волн удовольствия. Кудри у висков взмокли от пота, а губы пересохли от жадных вдохов. Тело парня упало на нее, даря приятную женской сути тяжесть. Они молчали, не было сил говорить. Только бешеный стук сердец, смешанное дыхание и дразнящее осмысление будущего.
Финиш настал.
***
Большой Зал уже наполовину опустел. Многие студенты спешили в библиотеку за новыми книгами, кто-то побежал в гостиную собственного факультета, чтобы скорее поделиться главным событием уходящего дня.
Панси Паркинсон прибыла сегодня в Хогвартс сразу после обеда. Она проходила к своему столу под шепот и пристальные взгляды десятков глаз. Девушка оставила свою мантию в комнате девочек и спустилась вниз в одном черном платье на пуговицах. Любимая брошь с ониксом была закреплена возле воротника. Аристократка ни на минуту не расставалась с ней. Волосы были собраны в кулю и перевязаны черной лентой. Для чистокровных, траур был особым временем, когда приходилось больше молчать, но гордо идти вперед, расправив плечи.
«Внимайте к моей боли.»
Она села рядом с блондинкой, которая бросила гневный взгляд на парочку слишком любопытных гриффиндорцев. Пока подруга равнодушно поглощала запеченную курицу с картофелем, Дафна стерегла ее покой, став похожей на озлобленную гарпию. У нее накопилось столько новостей, которыми она хотела скорее поделиться. Не выдержав молчаливого ожидания, девушка обрушила поток информации на брюнетку, бледное лицо которой ничего не выражало. Словно Паркинсон лишилась всех эмоций одновременно, потребляя пищу, чтобы не умереть с голоду.
