«Ты можешь быть, чем хочешь казаться! Ты можешь быть, чем хочешь казаться! Ты можешь быы…», – завопил динамик, как только дверь моего жилища мягко скользнула в сторону, а я еще даже не успел переступить порог. Я жестом отмахнулся от навязчивой рекламы очередного улучшенного, самого крутого и неимоверно дорогого блока дополненной персонификации. Динамик заткнулся. Мой блок меня вполне устраивал: хоть он и был подарен на день появления целых два года назад, но поддерживал до двенадцати полностью персонифицированных интерфейсов и имел доступ к галереям официальных интерфейсов, которые исчислялись тысячами. Ну и конечно, после некоторых манипуляций у моего хорошего кореша, мог хранить и полностью андерграунд моды. Их у меня было пять. Вот самый первый и, наверное, поэтому самый нежно любимый – маленькая девочка в платье воланом, у которой вместо левой руки были щупальца осьминога. Классно в таком моде прийти в клуб и построить глазки лошкам до двадцати. Или вот другой – таинственный воин-тень, одетый полностью в черное, тонкий, гибкий, похожий на стальную струну. Или… но что-то я увлекся. Подпольные моды не наденешь каждый день, даже дома их лучше не доставать. Могут конфисковать вместе с блоком персонификации, влепить штраф, отправить на какие-нибудь позорные общественные работы и вообще, взять на учет. Так что покрасоваться в них я мог только в компании такой же оторванной молодежи, как и я, в закрытых клубах и подвалах Моссо и Россо.

Я включил окно с видом на горный пейзаж, умылся прямо на кухне (оставалось еще 2.34 л воды до конца суток, неплохо), махом запрыгнул на серый безликий диван и только тогда отключил свой блок дополненной персонификации. Мой ежедневный мод был вполне похож на меня настоящего: немного постарше для солидности, но видно, что не более тридцати, чтобы не скатиться в скучную категорию постградуентов из компании моей сестры; волосы светлее и длиннее чем у меня, более здоровая и румяная кожа, ну и конечно больший процент мышечной массы – приятно посмотреть и девчонкам, и мне самому. Одевался я неброско – кожаная куртка, темные джинсы, и любимые боты на платформах, которые натурально делали меня выше и позволяли отключать опцию визуального увеличения роста в моде. Никаких голографических пидарских леггинсов, вычурных жабо с кружевами или синтетического цвета кожи. Я просто хороший парень, который в свой 21 год как раз выпустился из школы и теперь должен целых два года отвести на «определение» – то есть, поболтаться то там, то сям, поработать интерном сначала в компаниях, куда нас распределили после школы согласно результатам выпускных тестов, потом поискать что-то самому, ну и пооттягиваться конечно, пока двери университета не закрыли меня в почти стерильном кубике общежития. Оно только исторически называлось обще-житие, на самом деле я бы назвал эту комнатушку моно-житием или даже изолятором, из которого можно выбираться только в скучные и такие же стерильные аудитории, инфотеки, столовую и спортивный зал кампуса. Студенты – это последняя возрастная категория, находящаяся на практически полном содержании Института Планирования Населения. При этом, благодаря заложенным в них генетическим данным они привилегированны получать высшее образование вместо того, чтобы всю жизнь трудится на физических работах. Неудивительно, что за ними ведется строгий контроль – ИПН не хочет тратить свои средства впустую. В зависимости от специальности, учащиеся посвящают от десяти до двенадцати лет своей жизни обучению в стенах Национального университета: ни одного дня не должно быть потрачено впустую, только к знаниям, вперед на благо общества, получать и применять на практике. Даже время для отдыха подчинено контролю: понятно, что освещение выключают с расчетом на 8 часов сна ежедневно, так еще 6 часов в неделю студент обязан уделить физическому здоровью и 12 часов – посвятить общественным работам! Я довольно насмотрелся на быт студентов во время регулярных, но редких посещений общежития сестры. Только благодаря своей феноменальной памяти и работоспособности она успевала прорабатывать учебные материалы раньше установленных сроков и поэтому находила возможность встречаться со мной и даже выбираться за пределы кампуса.

О сестра моя. Умничка. Никита Анна Александра Волкова, шестьсот тысяч восемьсот двенадцать триста двадцать шесть – последние шесть цифр регистрационного номера я добавляю специально и произношу неимоверно официальным тоном, дабы подчеркнуть значимость ситуации. Маленького роста (это у нас семейное, ха-ха), сероглазая, строгая, целеустремленная и просто фанатично помешанная на своей ботанике, ах простите, микологии. Она не прощает неточности в терминологии даже мне. Я зову ее Никки, в честь греческой богини победы. Мне можно. Разница в возрасте позволила нам сформировать интересные отношения, завязанные на ее околоматеринских чувствах ко мне, на дружеском общении сиблингов и на моем воинственном норове защитника. Я хоть и младше, но порву любого, кто посмеет ее обидеть, хотя признаюсь честно, смельчаков сделать это не так уж и много. Сестра может обратить в камень обидчика (или обидчицу) одним только взглядом своих холодных глаз. Вообще, наличие сиблингов сейчас как-то выходит из моды – исследования Института Планирования Населения показывают, что обществу удобнее работать с двойняшками, тройняшками и так до десятирняшек. Обладая полностью идентичным генотипом, они тем не менее могут проявлять разные фенотипы, особенности характера и даже заболевания, которые тем не менее спадают в какой-то определенный диапазон, в котором все это проще предугадать, быстрее выявить и эффективнее исправить. Но мне эти “много-няшки” не нравятся, слишком много одинаковости и предсказуемости, где же возможности для естественной эволюции? Глядишь так выведем идеального мужчину и женщину, станут все вообще идентичными, а потом выяснится, что это не тот путь, по которому стоило идти и для выживания не хватает именно тех мутаций, которыми наш ИПН пренебрег… Короче, хоть я и не идеален, но зато живуч, и мне греет сердце наше с Никки родство из общей яйцеклетки. А учитывая, что удачный выбор яйцеклеток всегда меньше, я имею все шансы стать дядей.

Так вот, сестричке Никки уже 32 и это значит, что в ближайшие три года она будет писать выпускную работу и натурально выпускаться из своего стерильного учебного заведения в реальную жизнь, ненамного, но все же менее стерильную. Кто бы мог подумать, но именно благодаря моей ученой сестренке нас и ожидает неплохая заварушка. В рамках изучения развития грибных культур и внедрения новых сортов в пищевую промышленность она получила разрешение на посещение дикарей, или выражаясь культурно, этноплемен. Этноплемена, как известно, живут вне границ Старсити и даже вне границ всего Кумпола. Они, как и мы, активно растят грибные культуры, но в отличие от нас не используют ровно никакого программного обеспечения для контроля роста, не прибегают к генным модификациям и не опрыскивают мицелии факторами роста. Я даже не уверен, что они растят свои грибные поля на гидропонике, не удивлюсь, если грибы прут у них прямо из сырой земли. При этом, дикари получают достаточные урожаи и нутрическую ценность продукта. Я читал, что количество выращиваемых дикарями съедобных сортов грибов превышает сотню. Невероятно! Для сравнения могу сказать, что в наших пищевых блоках можно найти около десяти, максимум пятнадцати разновидностей. Основными и всем давно приевшимися остаются шампиньоны, вешенки, шитаке, опята. Я люблю лисички и белые, но это уже не каждый день по карману. Также можно купить дешевый грибной протеин, который получают из каких-то микроскопических грибочков типа плесени. Он якобы полезный, но почти безвкусный, поэтому его полезность тут же балансируется неполезностью ароматизаторов и заменителей вкуса, без которых жрать его не станешь. Я думаю, его вывели специально, чтобы рабочие слои населения не дохли от голода, ну и вообще не болели бы от физического истощения, не расходовали ресурсы медицинских учреждений, а спокойно трудились бы на конвейерах Цистерны. Но это уже лирика.