Я не мог смириться с негнущейся ногой.
«Надо в колене сломать! А там она, умничка, сама правильно срастётся!» – твердил я самому себе.
Сломать…
Это легко сказать.
Как сломать? Стукнуть палкой?
На это у меня не хватало духу.
У койки, у моего изголовья, стоял мой велосипед.
«Гм… А вел мне не поможет?»
Я поднял сиденье так высоко, что до педалей в верхней точке едва дотягивался пальцами ног.
И стал потихоньку опускать сиденье.
Сегодня на полсантиметрика, через неделю ещё на полсантиметрика…
Когда к подошве приближается педаль, я осторожненько её встречаю, чуть-чуть утягиваю-приподымаю ногу и так же тихонько жму на педаль, гоню вниз.
Неправда, придёт момент, я забуду про осторожность, и педаль неожиданно так саданёт в подошву, что сломается нога в коленке.
И такой случай пришёл.
Я тогда упал с велика в канаву.
В коленке вроде хрустнуло. Но всё обошлось.
Бог миловал, от меня ничего не отвалилось.
Моя нога снова сильно опухла, стала толстой красной колодой.
В совхозную больничку я не поехал.
А стал дома каждое утро парить ногу в высоком тощем бидоне.
И мало-помалу моя нога стала потихоньку сгибаться.
Примерно через месяц моя пяточка добежала не до Берлина, – зачем нам такая чужая даль? – а до демаркационной линии.[24]
Большего счастья мне и не подавай!
Строптивец
Я много писал в «Молодой сталинец» и меня часто публиковали.
Всё б ничего. Да не нравилось, что меня так выбеливали в редакции, что одна фраза становилась деревянней другой и от своего материала я частенько узнавал только свою фамилию.
Однажды я вошёл в пике и кинул в редакцию ультиматум: печатайте мои заметки целиком. Без правки! Или вовсе не печатайте!
И через неделю я получил из редакции за подписью самого редактора чумовую, грозную распеканцию.
В копии эта бамбуковая распекашка прибарнаулила (прилетела) и в райком комсомола, и к директору школы.
По полной схеме смазали мне мозги и в райкоме, и в школе.
Но я не присел.
И перестал гнать свою классику в «Молодой сталинец».
1958
«Щэ заблудишься в Москве…»
Окончена одиннадцатилетняя школа.
Я собирался ехать поступать в МГУ. На факультет журналистики.
А мама сказала:
– Ну шо ты поедешь ото один у ту Москву? У Москви стилько мiру!.. Щэ заблудишься… Где тоди тэбэ шукать? Лучше поняй с Митькой у Воронеж. Родина! На Родине спокойнишь будэ!
Старший брат Дмитрий как раз закончил в Усть-Лабинске молочный техникум. Механик маслозавода.
Митя выщелкнулся из техникума с красной корочкой.
Он воспользовался правом первого выбора и цапнул направление в один крупный уральский город.
По случаю успешного окончания учёбы вскладчину штудировали градус и на воде, и на деревьях, и на коне. Митя целый день гордо форсил в шляпе, за стопарик дали поносить один день. Вдобавок он таки успел сняться в шляпе и с баяном на лошадушке.
А к ночи, когда начал слегка трезветь, побежал менять свой город на любую воронежскую деревнюшку.
Родина же!
Ему надо ехать в Воронежский облмолпром. Там ему выдадут направление на конкретный маслозавод.
Вместе с Дмитрием я и поехал в Воронеж. Попробую поступить в университет на филологический факультет. Факультета журналистика там пока не было. Думаю, где ни учиться, а работать я буду только в газете.
22 июля 958
Вокзал
Лето 1958-го.
Вместе с Митиком прикатили мы в Воронеж.
Я отлично сдал уже три вступительных экзамена на филфаке университета, когда Дмитрий наконец-то добыл направку в конкретную точку. На евдаковский маслозавод.
На второй день после отъезда Дмитрия хозяйка дома, где мы приквартировались, и воспой:
– Вчера я крупняво сглупиздила. Взяла с Митика по сегодня. Я думала, ты тоже учалишь…
– Мне ещё один экзамен досдать…
– Сдавай кудряво!. Разве я против? Только монетку за все дни кидай наперёдушки!
– Мне нечего кинуть… Осталось на питание дня на три. Да вы не переживайте! В выходной братечко приедет ко мне. Заплатит… Уждите ну капелюшку…
– Это мне-то ждать? Собирай свои тряпочки и сам жди на вокзале. Там целых два огромных залища! Тебе места хватит!
Она выпихнула мой чемодан за калитку и махнула в сторону трамвайной остановки:
– С Богом!
Чуть не плача, поехал я на вокзал с Богом.
Оба ехали зайцами.
Я отдал свой чемодан в камеру хранения.
Ночи я перетирал на вокзальных скамейках.
Отлетали последние копейки.
Я ел только утром. Брал в булочной дешёвенькую сайку на три откуса. А вода была бесплатная в колонке напротив.
Сдал я и последний экзамен.
С девятнадцатью баллами из двадцати меня не взяли.
И братец не приехал в воскресенье.
Что же делать?
Из газетного объявления я узнал о наборе в училище сантехников. Я с отчаянья и сунься туда. Там ведь наверняка есть общежитие! Буду я сантехником или нет, а крыша над головой пока будет!
Общежитие было, крыша на нём была.
Да места все уже заняты.
Чего мне ждать? Куда податься?
Язык до Киева доведёт.
Но в Киев мне не надо.
И язык привёл меня на той же станции к товарным вагонам, где меня взяли на разгрузку яблок. Всего-то полдня поупирался и заработал на дорогу до брата.
Там той дороги – полтора часа на рабочем поезде.
Яблочники, узнав, чего я прибежал на разгрузку, смеялись.
– Да до Евдакова проще по шпалам добежать, чем валяться неделю на вокзале! А неинтересно топать по шпалам, садись на рабочий поезд!
– Но с какими глазами ехать зайцем? – остолбенел я.
– О деревенская простота! С какими глазами… Да какие папка с мамкой выдали!
Наливщик льда, или Дорога в щучье
Дмитрий был персона на евдаковском маслозаводе.
Механик!
И по-родственному Митик великодушно отломил мне сразу два королевских трона.
Помощник кочегара и наливщик льда.
Пока нет морозов – я помощник кочегара.
Как-то после смены присел я на лавочку у своей кочегарки. Август. Солнышко. Тёплышко.
Подлетел на грузовике знакомый шофёр и кричит:
– Чего зря штаны протираешь, пузогрей! Не хочешь ли прокатиться с ветерком до Острогожска и заодно умиллиониться?
– Миллионы меня не колышат. А вот прокатиться я готов на край света!
– Тогда грузи! – кивает он на кучу шлака рядом.
Перекидал я совковой лопатой шлак в кузов, и мы подрали.
На мосту через Тихую Сосну я привстал и поклонился реке.
– Ты чего клоунничаешь? – поморщился шофёр.
– Этой реченьке не грех поклониться. Она на мир весь прославилась…
– Чем же?
– А тем, что в 1924 году в Тихой Сосне выловили у села Рыбного осётра на 1227 килограммов! Одной первоклассной икры в нём было 245 кило! На 289 тысяч долларов! Случай занесли в книгу рекордов Гиннесса…
– Ёшкин козырек! – присвистнул с горькой досады мой водила. – А я эсколь мотаюсь на Тихую с удочками… Ничего мне не перепадало кроме тоскливой мелочовки…
– Опоздали… Надо было пораньше родиться. Поймай того осётра – до конца дней купались бы в золоте. А то разбежались обмиллиониться на кучке шлака…
В Острогожске я разгрузил машину.
Нам дали простыню с портретом Ленина.
Сто рублей одной бумажкой.
– Как будем делиться? – спрашивает шофёр.
– По-братски… Поровну…
– По-братски – да. А вот поровну… Что ты! Что ты!! Что ты!!! Тут такая стратегическая бюстгальтерия. Я вдвое старше тебя. У меня три грызуна, женёнка брюхата четвёртым. Сосчитал? У меня на шее пятеро, а у тебя на шее никого! Одна родинка. А родинка с криком жрать не просит. Ну как я буду с тобой делиться поровну? Согласишься на королевскую десяточку?
