Наставник положил руку ему на лоб и едва слышно произнёс:

– Спи.

Сонливость нахлынула, как волна – сопротивляться ей не было ни сил, ни желания. Бард успел почувствовать, как вторая ладонь мастера Шона легла на его колено, но, вопреки ожиданиям, боль не вспыхнула – возникло только ощущение уютного тепла и лёгкого покалывания в затёкших мышцах. Чуть позже оно сменилось на неприятное тянущее ощущение, будто сломанные кости наконец вставали на место. Уже совсем засыпая, Элмерик попробовал пошевелить ногой, и она легко согнулась, словно никогда и не была сломана. Он раскрыл рот, чтобы поблагодарить чародея, но язык не слушался, а слова путались в голове.

– Молчи, – шепнул рыцарь Сентября. – Просто спи.

Белое облако, похожее на большого пса, поднялось на лапы и истаяло в воздухе. Бард улыбнулся и послушно закрыл глаза, проваливаясь в глубокий целительный сон без сновидений и тревог.

Утром Элмерик проснулся незадолго до колокола – редкий случай. Он был в комнате, в своей постели, и совершенно не помнил, как попал домой. Зато все прочие события вчерашней ночи накрепко засели в голове. О многом стоило поразмыслить на досуге, но сейчас его больше всего волновала нога, которая… не болела. Бард почти смирился с мыслью, что будет прыгать в лубках до самого Самайна, – и вдруг такой неожиданный подарок! Хотелось верить, что ему не почудилось.

Откинув одеяло, он осторожно встал с постели. Боль не возвращалась, в глазах не темнело, колено выглядело полностью здоровым – даже синевы не осталось. Надоевшая палка была больше не нужна! Элмерик с наслаждением потянулся, уже не опасаясь поплатиться за каждое неловкое движение, и в этот миг прозвучал первый удар колокола.

– О, наш больной уже ходит! – Джерри протёр заспанные глаза и сел на кровати. – Чудеса, да и только! Может, спляшешь, а?

Удивлённым он не выглядел, и Элмерик понял, что его приятели тоже имели честь пообщаться с рыцарем Сентября минувшей ночью.

– Мастер Шон не сильно ругался?

Пол был холодным, но бард не спешил надевать сапоги.

– Нет, – отозвался из своего угла Орсон. – Но лучше бы ругался.

– Наверное, эльфов в холмах с детства учат, как унизить собеседника парой вскользь брошенных фраз, – фыркнул Джерри, натягивая рубаху. – А этот хоть и полуэльф, но яду на трёх эльфов хватит!

– И что теперь? – Элмерик чувствовал себя виноватым; его беспокоило, что это уже вошло в привычку.

– А ничё. Командиру не сдаст, если ты об этом. А вымыть все лестницы на мельнице давно было пора – сплошная мука да пылища. Но вдвоём мы быстро управились.

– И даже поспать немного успели. – Орсон зевнул так, что хрустнула челюсть.

– Спасибо вам… – Бард опустил глаза, но где-то в глубине души он ликовал.

Кто бы мог подумать, что вечно всем недовольный задира Джерри и Орсон, которого Элмерик привык считать добрым, но недалёким, вместе встанут на его защиту? Бард так растрогался, что едва не полез к ним обниматься, но Джеримэйн слегка его пыл:

– Короче, теперь будешь должен.

– И чего же ты хочешь? – Лёгкая досада всё равно не могла омрачить его радости.

– Позже обсудим.

– А вот мне платы не надо… – начал было Орсон, но Джерри шикнул на него:

– Эй, не лезь, куда не просят! Ишь благородный какой выискался!

После завтрака, как обычно, подошло время занятий, но в этот раз Соколятам предстояло разлучиться. Мастер Дэррек заявил, что общее обучение подошло к концу и теперь каждому полагается свой наставник. Розмари с ворохом оберегов отправилась к мастеру Патрику. Тот, правда, не пустил её в свой кабинет, а велел идти наверх, в библиотеку, и сам тоже поковылял туда, опираясь на трость. Орсон, взяв меч, потопал на улицу, чтобы продолжить уроки фехтования с мастером Шоном. Мрачный рыцарь Сентября казался ещё более уставшим при свете дня. Интересно, он вообще не спит, что ли? Джерри привычно последовал за мастером Флорианом, но замешкался в дверях, чтобы бросить Элмерику через плечо:

– После обеда не вздумай дрыхнуть – потолковать надо.

И тотчас же получил гневный окрик от Брана:

– Р-р-разговоры пр-р-рочь!

Строгий ворон попытался было ущипнуть Джеримэйна за ухо, но тот ловко увернулся и погрозил птице кулаком.

Сам бард остался в гостиной с мастером Каллаханом, ожидая заслуженной взбучки. Урок-то он, конечно, учил, но без должного усердия. К счастью, память не подвела, и Элмерик сумел, пускай и не без запинок, ответить всё, что было задано.

– Неплохо. – В голосе эльфа промелькнула тень удивления, будто бы тот вообще не ждал от ученика успехов. – Но ты можешь лучше, если захочешь.

Он перевернул ещё десятка два страниц и переложил закладку из кожи, отметив новое место в книге:

– Это на завтра.

– Но я не успею! – Элмерик шмыгнул носом. – И прошлые-то еле выучил, а теперь ещё больше надо?

– Успеешь. – Эльф оборвал его на полуслове. – Если перестанешь сомневаться в своих силах. Чаропевец не должен дрожать, когда вдохновляет соратников на битву. Таковы сила и суть бардовского искусства.

– Ну я попытаюсь…

– Не пытайся – делай! Или вовсе не берись.

– Да я понял, понял. – Элмерик втянул голову в плечи. – Но я же начинающий бард – мне столько всего ещё предстоит узнать. В будущем, конечно, я не буду сомневаться, ну а пока…

Он осёкся и замолчал. При одной мысли о прошлых неудачах руки сами опускались, а на губах появлялся горький привкус. Казалось, ничто в целом мире не могло заставить барда воспрянуть духом. Эх, прав был учитель: не трудностей пути стоило бояться, а самого себя! Вернее, своей проклятой неуверенности.

Мастер Каллахан вздохнул:

– Не бойся. Рядом с тобой много достойных воинов и умелых чародеев, готовых идти в бой за тем, кто поведёт. Барду не нужно хорошо владеть мечом, его оружие – вовремя сказанное слово. Смирись, что ты всегда будешь слабее, чем они. И черпай силу в этой слабости. Только так можно защитить тех, кто тебе дорог. Понимаешь?

– Да, но…

– Значит, не понимаешь. Ладно, попробую объяснить иначе. Просто послушай, как это должно звучать на самом деле.

Эльф прикрыл глаза и запел.

Его песня не шла ни в какое сравнение с жалкими потугами Элмерика. Да что там! Пожалуй, даже заслуженные мэтры из гильдии сейчас позеленели бы от зависти.

Это было заклятие с первых страниц книги, но в исполнении Каллахана каждое слово оживало: перед глазами вставали картины великих сражений древности, слышались призывные звуки рогов, трубящих наступление, а сердце полнилось искрящимся восторгом, сулившим победу в битве. Сталь звенела о сталь, враги в страхе бежали, а их лошади, роняя хлопья пены, закусывали удила, вставали на дыбы и сбрасывали седоков в объятия вереска. Клинки удар за ударом рассекали плоть, и стоны боли сливались с громкими победными кличами. Стук сердца подстроился под завораживающий ритм заклятия. Пролитая кровь ушла в землю и сама стала землёй. Сквозь тела павших, между ржавых остатков их мечей и брони прорастала молодая трава, скрывая пожелтевшие от времени кости. А на холмах цвели, покачиваясь от лёгкого ветерка, алые маки.

Элмерик затаил дыхание, отдаваясь мелодии, древней, как этот мир. Огромное мельничное колесо с грохотом проворачивалось, отмеряя время. С лопастей стекала вода, сочные листья увядали и опадали, чтобы по весне опять распуститься, сухие пни давали зелёные побеги, и сама смерть отступала, освобождая место для новой жизни. Ничто не исчезало бесследно и не останавливалось ни на миг.

Дожди поили ждущие влаги поля, меж холмов струились полноводные реки, несущие в себе косяки рыб с тёмными чешуйчатыми спинами; тучные стада переходили вброд стремительные потоки, понукаемые окриками и щелчками кнута; на берегах шелестели ковры из трав; перезимовавшие на чужбине птицы возвращались на родной север, оглашая долы радостными трелями, а по лазоревым небесам бежали лёгкие, как пух, облака.