20 марта Относиться к мужу (жене) так, словно десять минут назад вы занимались любовью и вам было очень хорошо. Даже если это было неделю, месяц, год назад. В городе град. Граду рада. Сколько карат? Два карата. Ладному дню панегирик, град ограню, ювелирик. 21 марта Метафизиолог, логофил, ювелирик и колыбелькантор, словелас, о чём ты нас просил, предлагал какой бессмертным бартер? Самомнения не занимать хитроумной перекатной голи — обменять рабочую тетрадь на покой, восторг и волю! – Волю. С небесами шутки плоски и бессмысленна война. Грозовые перевозки. Кучевые племена. Стрелы метки. Слёзы едки. Угрызения остры. В Сонном Царстве пьют таблетки. В Сонном Ханстве жгут костры. 22 марта Виндзор, корпоративная месса для игроков в королевский крокет, проповедь: имена легендарных игроков, перечисление их спортивных достижений и, минут через пятнадцать, – завершающая каденция: «Иисус Христос тоже был мастером своего дела». Аминь. Левая – белоручка, правая – работяга. В правой – тряпка и ручка, ножик и древко флага. Замуж? Только за Штольца. Правой куётся счастье. Левая носит кольца и красную нитку на запястье. 23 марта Сижу в прачечной, смотрю на центрифугу: чистое время. Пиано. Пианиссимо. Три пиано. Прощание немыслимо. Смерть гуманна, её эскадры парусны, сны крылаты. Шестнадцать тактов паузы. Знак ферматы. 24 марта Закон оранжереи суров. Не надышались. Недоцвели. Гербарий – мартиролог цветов, отдавших жизнь за дело любви. Вниз головой повешу букет и буду поклоняться мощам его нетленным несколько лет — семь белых роз от как его там. 25 марта New York Times, тысяча имён на первых четырёх полосах — список умерших от КОВИД-19. После каждого имени — краткая характеристика. Врезалось в память: «NN, прабабушка, которую так легко было рассмешить». Казалось таким покорным, готовым идти на убой, довольствовалось попкорном и самолётной едой. Но впустую заполнен ежедневник на год вперёд. Как никогда спокоен, имярек открывает блокнот и вписывает в анналы: «Хренадцатого мартобря будущее сломало решётку календаря». 26 марта
1 Самоизоляция. В новом пандемире чем точней дистанция, тем улыбка шире. Очки горнолыжные, даже тут, на даче. Разойдёмся, ближние, от греха подальше. 2 Колет. Жжёт. Пошаливает. Зуб. Колено. Живот. Не болит – побаливает. Разболится? Пройдёт? Я из праха вылеплена. Поясница. Рука. Боль, ты легка, если вытерплена. Если нет – коротка. Спиртом ключи протри и ручки дверные, друже. Заперты изнутри, а кажется, что снаружи. Лучше смотреть кино: любовь, дуэли, погони. Солнце слепи́т окно. Весна поёт на балконе. 27 марта 1 Джентльмен и леди. Вечер бирюзов. На велосипеде шахматных часов в безвременье мчится время. Свист в ушах. Вот бы изловчиться сделать вечный шах! 2 Серенада под балконом: Инезилья, выходи! Серенада на балконе: пандемия, карантин. Много ль бед, лишений, горя испытать придётся нам? Песнь моя, лети с мольбою: все сидите по домам! Недописанное переписывай на бумаге веленевой, рисовой, недочитанное перечитывай, из сокровищницы малахитовой доставай украшенья забытые, пережившие три поколения, и в разлуке со всеми испытывай единение уединения. 28 марта Политехнический музей, поэтический марафон, 12 часов онлайн, 48 поэтов, по 15 минут на брата, читают свои стихи. 220 тысяч просмотров. Стадионы отдыхают. Увы, не все: в Швеции закрытые катки переоборудованы в морги. Нет следов инверсионных, безмятежна синева, во дворах бездетных сонных не подстрижена трава, превентивное плацебо принимает грамотей. Карантин. Земля и небо отдыхают от людей. 29 марта Наташа, трёхлетняя, в руках – листок бумаги с единственной карандашной чертой. – Что ты нарисовала? – След от самолёта. Плохо быть пастухом, хорошо – подпаском: танцевать босиком, верить страшным сказкам, с грядки рвать огурец, мастерить подарки, не считая овец, спать с щенком овчарки. Говорили о войне (стране, родне, луне, вине), замолчали и открыли: в двухголосной тишине оба голоса – вторые. Есть и третий – за окном, неопознанная птица. Свет погасим и уснём (уйдём, умрём, поймём, споём). Дрозд. Скворец. Щегол. Синица. |
