Когда обезьяны случайно показывали неприличные жесты, толпа взрывалась новыми приступами хохота.
Один из шимпанзе увидел курящего человека и стал пародировать его – подносил два пальца к губам и убирал руку, якобы выдыхая дым. Никто из присутствующих явно не ожидал такого проявления интеллекта. Все собравшиеся начали хлопать, улюлюкать, приободряя обезьян, и они старались пуще прежнего.
Затем какой-то мужчина просунул через решетку банан. Обезьяны с визгом кинулись наперегонки, ввязываясь в нешуточную драку. Только что веселые милые обезьянки превратились в диких зверей, кусающих и царапающих своих сородичей. Шерсть летела клочьями пока несчастный банан кочевал из лап в лапы.
Глядя на эту сцену, я подумал, что чем больше мозг, чем выше интеллект, тем больше зла помещается в голове.
В этот момент одноклассник решил пошутить над приматами. Он протянул через прутья пластиковую коробочку от драже. Обезьяны снова подрались, но первым схватил коробочку самый крупный из стаи.
Он повертел в лапах яркую коробочку, попробовал на зуб, и со всей силы швырнул обратно в решетку. Та шумно спружинила, коробочка отлетела в сторону, и несколько совсем маленьких детей заплакали от страха. Родители поспешили их увести, а большая обезьяна издала разъяренный рев.
Испугавшись, одноклассник отошел подальше, ожидая дальнейших событий. Большая обезьяна подошла вплотную к решетке – мы оказались одного роста. Я ощутил горячее дыхание животного, прочувствовал весь его гнев и обиду на людей.
Страх пробрал насквозь. Внутренности скрутило и немного закружилась голова.
Взглядом он передал свои мысли и на мгновение я сам оказался по ту сторону вольера. Это я сидел секунду назад на той ветке, голодный и замученный, уставший от постоянных взглядов, от вечного шума вокруг. Это люди превратили меня в безвольного шута, в нелепого клоуна. Они взяли мою судьбу в кулак, сжали мою свободу до нескольких обшарпанных метров, измазанных фекалиями.
Я делаю несколько несмелых шагов от вольера, а затем резко разворачиваюсь и иду прочь. Сестра не отстаёт.
– У него человеческие глаза, – шепчу я, пытаясь прийти в себя.
– А что, если наоборот?
– У людей глаза обезьян?
– Ну да, – кивает сестра, – Как напоминание, что мы – не венец природы, а ее часть. Что обезьяны ничем не хуже, что они наша близкая родня, и мы обязаны о них заботиться, а не потешаться.
– И какие, по-твоему, глаза должны быть у людей?
Она пропустила вопрос мимо ушей. Мы двинулись дальше, по бревенчатому мостику через пруд с розовыми фламинго и утками. Сестра остановилась на середине моста, задумчиво глядя вдаль. Я стоял рядом и молча наблюдал за желтыми утятами, плывущими вереницей за мамой-уткой.
– Однажды мне приснился странный человек, – сказала сестра, – Высокий, с длинными волосами и фиолетовой кожей. Лицо не запомнила, но глаза… Они сияли и переливались, и были так глубоки, что можно было бы нырнуть в них и потеряться. Я никогда не встречала подобных глаз среди людей. Мне кажется, именно такие глаза определяют принадлежность к высшему. Глаза, связующие с божественным, а не с животным…
Сестренку как обычно понесло – подумал я, и, взглянув на часы, сказал:
– Осталось двадцать минут.
Сестра осталась зарисовывать в блокнот фламинго, а я прошел в павильон птиц.
В крошечной темной комнатке были только вешалки, стойка под зонты и красивая рельефная арка, ведущая к птичникам.
– Привет! – прозвучал громкий голос сзади.
От неожиданности я подпрыгнул. Точно уверенный, что вошел один, я резко обернулся и не увидел говорящего. Жуть, аж волосы на затылке зашевелились…
– Привет! – снова раздалось из темного угла.
Я подошел ближе и увидел, что в железной клетке сидела небольшая птица, напоминающая ворону, но с оранжевым клювом и желтым ободком на шее.
Как странно: когда со мной здоровались люди, я отвечал им из вежливости, внутренне лишь раздражаясь. Я хотел, чтобы меня не замечали, не донимали вопросами «как учеба?» и «завел ли подружку в классе?», чтобы не заваливали дурацкими советами из «жизненного опыта».
Люди постоянно улыбались, приветствуя меня, но я знал, что их улыбки натянуты. Они больше походили на звериный оскал. Я бы предпочел стать прозрачным, чтобы не видеть эти фальшивые приветственные улыбки.
Но когда со мной поздоровалась эта птица самым что ни на есть человеческим голосом, я обрадовался и, конечно, удивился. Ее приветствие оказалось приятным, и я поздоровался в ответ.
– Так ты у нас лучше любого попугая звуки копируешь! – улыбнулся я пернатому созданию.
– Вот уж неугомонная птица! – в комнату вошла тучная женщина с пакетом крупы, – Набралась словечек разных… И кому в голову пришло обучать птицу матерным выражениям? Сюда дети малые приходят, а это пернатое чудо похлеще пьяного сантехника выдает! Мы ее пока сюда перенесли, здесь темно и она – спокойней.
– Привет-привет! – птица невинно моргнула и засвистела по-соловьиному.
После птичников мы с сестрой бегло пробежались по павильону насекомых. Я быстро зарисовал паука (это оказалось проще всего), и мы побежали к выходу, боясь опоздать.
Некоторые ребята уже собрали осенние букеты из пожелтевших кленовых листьев и рябины. Кроме нас, задерживались еще три девочки.
– Они дорисовывают медведей! – сказала их подружка, – Сбегать за ними?
Некоторые ребята показывали друг другу рисунки, другие обменивались находками: желудями, сухоцветами, камешками. Один из мальчишек поймал блестящего ярко-зеленого жука и всем хвастался, что отец поможет залить жука прозрачной смолой.
– Когда она застынет, получится красивый сувенир, – сказал он, и всем тоже захотелось такого жука.
– М-можно т-тебя на секундочку? – робко спросил сестру отличник, что-то пряча за спиной.
Они отошли в сторону. Я видел, как мальчик протянул ей огромный кленовый листок. Наверное, самый большой, какой смог найти. Сестра улыбнулась и приняла подарок.
Я опустил глаза, чтобы не заплакать. Этот мальчишка несколько раз давал мне списать, поэтому я его не задирал, не издевался над его заиканиями… А теперь я ненавидел его.
Во мне кипел гнев. Я решил, что украду его рисунок, порву и выкину! А завтра сломаю все его карандаши, пока в классе никого не будет. Вытряхну в окно содержимое его портфеля! Брошу жвачку в его кучерявые волосы и каждый день буду плеваться бумажными шариками через пустую ручку!
Я буду доводить его до слез, до истерик, чтобы он упросил родителей перевести его в другую школу.
Пока сестра с ним общалась, рядом на стриженный парковый куст села репейница. Идея пришла моментально. Пускай он дарит осенние листья, они все равно увянут. Я сделаю сестре особенный подарок.
Осторожно сомкнув ладони, я поймал бабочку. Теперь осталось оформить сюрприз. Где-то дома в тумбочке хранилась деревянная рамка. Я видел такие штуки в продаже: засушенная бабочка под стеклом. Ничего сложного.
Дома, пока сестра делилась впечатлениями от зоопарка с родителями, я приготовил все необходимое: рамку, иглу и кусочек пенопласта. Бабочка дожидалась участи под перевернутым стаканом. Подняв его, я ухватил репейницу за кончики крыльев, стараясь не смазать рисунок. Глупая бабочка даже не попыталась улететь, зато теперь смешно перебирала лапками в воздухе.
Положив бабочку на стол и не отпуская крыльев, я проткнул иглой ее тело точно по середине. Волнение зашкаливало, сердце забилось быстрее. На лбу проступил пот. Я творил что-то такое, чего раньше не делал. Убивал шедевр природы… с наслаждением.
Репейница не могла издать ни звука, но я точно знал – ей больно. Разжал пальцы – с иглой она все равно не сможет взлететь. Дрожа от боли, бабочка поползла вперед.
Она ползла все медленнее, приближаясь к дальнему краю стола. Я ухмыльнулся и вернул ее на прежнее место, сильнее вдавив иглу.
Бабочка вновь поползла, слегка царапая кончиком иглы полированную поверхность. А потом она остановилась, дергая усиками. Ее крылья были плотно сжаты и все еще дрожали, точно от холода.
