Ну как же так?! В сувенирных отделах бабочки другие! Их крылья красиво распахнуты и рисунок хорошо просматривается под стеклом. А эта… даже под рамку не поместится, разве что боком!

Я злобно смотрел на репейницу, мысленно приказывая: а ну раскройся! Пробовал поддеть крылья острием ножниц и кусочком бумажки, чтобы раскрыть их, но бабочка не желала сдаваться, предпринимая нелепые попытки сбежать.

Подперев голову ладонью, я сидел и ждал, когда насекомое перестанет трястись. Мне надоело то, что она до сих пор была жива. Уже все готово для сувенира – картон ровно обрезан точно под рамку, пенопласт зашкурен, рамка раскрашена фломастерами.

Я снова уставился на бабочку.

– Сдохни уже, наконец!

И вдруг это произошло.

Бабочка замерла и время для нас остановилось.

Затаив дыхание, я наблюдал потрясающую и сокровенную картину: медленно, едва заметно, крылья бабочки раскрывались. В это волшебное мгновение ее покидала жизнь, но возвращалась красота.

Идеальные черные узоры на оранжевом фоне, несколько белых пятен по краям – словно художник раскрасил крылья тончайшей кистью.

Прямо сейчас я познал сокровенную тайну природы.

Когда пришла сестра, гордый собой, я протянул ей подарок. Улыбнувшись, она взяла рамку, посмотрела на репейницу, и улыбка померкла.

– Это ты сделал? – севшим голосом спросила она.

Я кивнул, не понимая ее расстройства. Всем девчонкам нравятся бабочки! Я часто видел, как они покупают бабочек в рамках, восхищаются ими, разглядывают. А сестре стало жаль насекомое?

– Откуда в тебе столько жестокости? – вернув подарок, она свалилась на кровать и горько заплакала.

Я даже не попытался ее тогда успокоить, но твердо решил, что никогда больше не сделаю ничего подобного.

* * *

Мы прогуливались вдоль озера, вслушиваясь в пение птиц и держась за руки. В городе мы никогда не позволяли этого, но вдали от любопытных взглядов и сплетен, всегда вспоминали эту детскую привычку.

Разве не прекрасно, когда ты просто гуляешь с самым любимым человеком, абсолютно счастливый, вы смеетесь как чокнутые над какой-то ерундой и радость переполняет вас обоих!

Я то и дело поворачиваю голову, чтобы поймать взгляд ее сияющих лучистых глаз и снова испытать то волнующее чувство, которое больше ни с кем никогда не ощущал. Время замедлялось, мир становился красивее, сердце смеялось от счастья, и она казалась самой идеальной девушкой на свете.

И дело вовсе не в том, что мы похожи внешне, не в блеске длинных русых волос, не в смешных веснушках, появившихся на румяном лице за пару солнечных дней. Просто всякий раз, когда был с ней рядом, я превращался в птицу и парил над землей. Возносился над страхами, над проблемами, над тревогами. Все, о чем я мог мечтать – быть рядом с ней дольше, чем позволяет человеческая жизнь.

Хотелось вписать ее образ в вечность, впечатать в сознание, чтобы он всегда был со мной – живой и яркий. Шагая по зеленой траве, вдыхая лесной воздух, я размышлял о том, что истинная любовь и понимание точно так же держатся друг за друга, не существуя по отдельности.

– Мне всегда казалось, что я знаю о тебе все, – проговорил я, сжимая ладонь сестры, – Но при этом не знаю самого себя.

– За внешними острыми шипами моего братца прячется удивительный, добрый, мудрый человек, – сказала она и улыбнулась, прижимая к груди дубовый саженец, который сегодня нам предстоит посадить.

– Я всегда говорил: ты слишком хорошо обо мне думаешь! Я просто не могу вести себя как скотина с тобой. Но если бы ты не была сестрой, то была бы одной из многих, уверяю! – последнее было шуткой.

– Навесив на себя ярлык отрицательного персонажа, ты даешь людям понять, чтобы они не ожидали от тебя сверх того, что ты можешь дать. Ты пытаешься их предупредить, что нужно держаться подальше, в противном случае – они виноваты сами.

– О, нет, не путай страх ответственности и скверный характер, – запротестовал я.

– И, тем не менее, то, что ты осознал свои недостатки и перестал их отрицать – это признак человека, который не боится правды. Разве это не достоинство? Меньше всего вреда мне приносили честные люди, что бы они ни говорили… Они действовали открыто, не заслоняясь ложной добродетелью. Если бы мне позволили выбрать из всех единственного человека в друзья – я бы выбрала честного. С таким проще достичь понимания, нужно лишь услышать.

– Трудно не согласиться, когда ты так аргументированно отстаиваешь свое.

– Я просто давно не общалась с людьми по душам, – призналась она, – Пустые слова давят на слух, а я не хочу вносить лепту в каждую бессодержательную беседу. Нет желания приумножать болтовню, она пагубна для качественного осмысления действительности.

Да, она всегда любила тишину и была решительно против поддержания нелепых разговоров. Я поймал себя на мысли, что мне безумно приятно быть исключением.

– Мне стоит последовать твоему примеру и выбыть, наконец, из словесных поединков, – сказал я, – Ты права, слишком много пустомель выпало за тот короткий срок, что мы здесь. Убежденные в уникальности собственных размышлений, в важности собственных взглядов, они не понимают друг друга и не слышат. Не совершая ничего значимого, люди утешаются тем, что их болтовня кого-то интересует и хоть для кого-то важна!

– Точно! Иногда мне кажется, что, если всех людей собрать на огромной площади, они непременно запустят голосовой аппарат и получившийся шум точно сдвинет нашу планету с орбиты!

Мы громко рассмеялись.

– Всё пытаюсь разобраться в своем отношении к людям, – сказал я, – С одной стороны – не имею ничего против этого вида. С другой – нам всем давно пора поумнеть.

– Каким же образом?

– Глупость должна пресекаться властями. Чтобы повысить народную грамотность, нужно в первую очередь запретить все эти рейтинговые телепередачи про склоки и скандалы. Эфир должна занимать только познавательная и достоверная информация. На глянцевых обложках должны красоваться не чьи-то сиськи, а выдающиеся ученые. Только представь, как изменится мир, если взрослым вернуть детское любопытство.

– Мало построить планетарий. Нужно побудить людей предпочесть провести свободное время там, а не в ночном клубе. А я боюсь, что это невозможно, – вздохнула сестра.

Диалог перестал казаться смешным.

– И все-таки я хороший только с тобой. Это что-то вроде родных душ, если бы я в это верил…

– Не стоит разделять людей на родных и чужих, мы должны учиться единству, быть сплоченными, – сказала сестра, бодро перешагнув упавшую ветку.

– А сама бежишь от общества!

– Именно потому, что люди не понимают такой простой истины, они постоянно ранят друг друга.

Мне хотелось сказать что-то ободряющее, но самые главные слова застряли в горле. Я решил снова искривить смысл и шутливо сказал:

– Мы сейчас смотримся как влюбленная парочка!

Сестра немного помолчала, а после произнесла, ничуть не смутившись:

– Так и есть, я тебя очень люблю.

Сердце грозилось вырваться из груди, колени задрожали и закружилась голова. Даже в детстве мы не говорили этого друг другу, но тогда все было ясно без слов. А сейчас сказанное ею звенело в ушах, сводило с ума.

Что будет потом?

Может ли это зайти далеко?

Правильно ли нам говорить такие вещи друг другу?

– Думаешь, это нормально? – спросил я, чувствуя, как ладони начали обильно потеть.

– Почему нет? Мы не просто брат с сестрой, мы – близнецы.

– И любовь чувствуем одинаково?

– Мужчины смотрят на это не так, как женщины. Для вас любовь несет радость тогда, когда вы обладаете той, кого любите. Она должна вам всецело принадлежать, но при этом нравиться остальным. Все должны восхищаться вашей избранницей стоя в стороне, но даже не сметь претендовать на нее. А если вам не удается завоевать любовь, вы страдаете до тех пор, пока не появится другая. Но дело в том, что любовь и обладание – взаимоисключающие понятия. Когда кем-то обладаешь в полной мере, чувства притупляются и уходит бережливость.