– А что потом? После скелета? – с надеждой спросила сестра, растирая слезы по щекам.

– В землю закапывают…

– Ты чего? Сначала ведь закапывают – а только потом скелет! – перебил старшего соседский мальчик.

– Ну да, – согласился тот.

– А потом? – снова спросила сестра.

– Потом – все. Будешь там мертвый лежать всегда. Или найдут потом случайно, да в музее поставят как динозавров.

Сестра принялась ощупывать свои руки, шею, голову. Внутри действительно твердо.

– Как мертвое может быть внутри живого? – спросил я у старших ребят, и те лишь пожали плечами.

– Эй, я нашел их!!! – раздался радостный крик позади.

Мы обернулись – к нам бежали остальные ребята.

– Тихо вы, тут птенцы мертвые!

Все моментально позабыли про игру. Один мальчик поднял с земли ветку и пошевелил ей одного из птенцов. На ветку сразу перебежало несколько муравьев, и он ее отшвырнул.

– Их надо похоронить.

Через час мы пришли домой, грустные и подавленные, с руками по локоть в земле. Вымыв их с мылом и подойдя к отцу, мы в один голос выпалили:

– Папа, что такое смерть?

Отец удивленно посмотрел поверх газеты:

– Вам рано еще об этом думать.

– Мальчишки во дворе сказали, что нас однажды не будет! – выпалила сестра, надеясь, что отец сейчас рассмеется и объяснит, что те пошутили.

– Всех когда-то не будет, – отец отложил газету.

По телу побежали мурашки.

– И вас с мамой?

Он кивнул.

– А как этого избежать? Ведь Кощей – бессмертный! Должны же быть еще такие, бессмертные!

Отец усадил нас на колени:

– Дети – это и есть бессмертие. В вас – наша частичка. Половинка от папы, половинка от мамы. Когда нас не станет, будете живы вы. У вас появятся свои дети, и внуки, а потом – правнуки. В каждом из них будет и наша частичка. Мы все еще будем жить во всех вас.

– А в тебе тоже есть дедушка? – сестра напряженно присмотрелась к папе.

– Конечно. И бабушка.

Я вглядывался в его лицо и не видел ни малейшего сходства. Дедушка был старый, седой, у него нос с горбинкой, усы, и волосы по вискам кудрявятся. Папа совсем другой!

И во мне нет ни мамы, ни папы, только я! Я не умел ничего из того, что умели родители, не знал ничего из того, что знали они! Даже когда я подрасту, я все равно ими не стану. Я совсем, совсем другой. Во мне даже сестры нет, а ведь мы родились в один день! Мы ничуточки не похожи на родителей, да и друг на друга не особенно. Только чуть-чуть, еле уловимое внешнее сходство. А внутренне так и вовсе разные!

Ответ отца я воспринял как обман.

Отвернулся к телевизору. Там шел фильм про магов и драконов.

– Пап, а драконы существуют?

– Только в кино, – ответил он.

– Но крокодилов и слонов я тоже видел только по телевизору, а ты говорил, что они настоящие.

– В зоопарках есть крокодилы, мы туда обязательно сходим, – сказал отец, – А слонов фотографируют путешественники в своих экспедициях в дальние страны. Ученые изучают этих животных и рассказывают о них в документальных фильмах, а не в придуманных сказках.

– Но зачем тогда нужны придуманные сказки? – вмешалась сестра, – Зачем телевизор нам врет?

– Фантазия украшает наш мир и делает его бесконечно богатым, – ответил папа.

Перед сном, лежа в соседней кровати, сестра сказала:

– Не думаю, что во мне живет мама. Ведь мама еще есть, она жива, она с нами. Мама – это кто-то другой, кого больше нет. Так же и мы – были кем-то другими, а теперь мы – это мы. Просто оказались здесь, в этом городе, в этой семье.

– Я не помню, что был кем-то другим, – отозвался я, перевернувшись на другой бок.

– А я раньше была лошадью.

– Почему это?

– Мне часто снится, как я несусь по зеленому лугу. Кругом все светлое и солнце над головой. Тепло. Я чувствую, как развивается грива, стучат копыта. Все кажется взаправду, даже не понятно, что это всего лишь сон.

– Во сне всегда не понятно, что это сон, – буркнул я.

– Не правда! Я почти всегда понимаю, что сплю. И тогда ем конфеты, на каруселях катаюсь всю ночь… Зову тебя, а ты не приходишь! Но иногда я вспоминаю, что была лошадью.

– А я, наверное, микробом был. Потому что совсем ничего не помню, – сквозь сон проговорил я и провалился в безмятежность.

* * *

Мы с сестрой шагали в новеньких резиновых сапогах за учителем. Кругом лужи, но прыгать по воде нельзя – мама не разрешила. Можно запачкать одежду.

Класс весело гудел – школьный поход в зоопарк был долгожданным событием. Свежий воздух, красивая золотая листва на деревьях, и много интересного впереди – по сравнению со скучными уроками внутри тесных классов это было самым настоящим счастьем!

– На обратном пути будем собирать букеты из листьев для наших мам! – объявила учительница, раздавая билеты, и напоминая, что каждый из нас должен выбрать и зарисовать любое понравившееся животное.

Пройдя мимо контроллера, сжимая билет в руках, чтобы не потерять, и чтобы никто не отнял, мы оказались во дворе зоопарка. Всем не терпелось поскорее увидеть настоящих животных, и учительница повела нас к вольерам.

– Как называются эти звери? – спросила она, остановившись у деревянного забора.

– Зебры! – хором ответили одноклассники.

– А когда будут львы? – спросил я.

– Скоро, – пояснила учительница, – И львов, и тигров, и леопардов сегодня обязательно увидим!

Работники зоопарка рассказывали нам о каждом животном отдельно. О том, в какой среде обитания они встречаются, как заботятся о потомстве, как питаются и приспосабливаются к природным условиям.

Эмоций было море – осликов разрешили покормить морковкой, верблюда – погладить по шее, а кое-кому повезло прокатиться на пони. Особенно весело оказалось наблюдать за пингвинами – им явно нравилось внимание. Пингвины красовались перед нами как могли и ныряли к нашим ладошкам по другую сторону стекла.

Затем началось свободное время, а уже через час нужно собраться у главного входа.

– Животные лучше людей, – сказал я сестре, наблюдая за жирафами.

Они хватали длинными черными языками листья с верхушки дерева.

– Ты все еще вспоминаешь вчерашнюю злую продавщицу? – она повернулась, щурясь на солнце.

– Просто животные лучше. Не грубят друг другу, живут дружно.

– Ага, пока их разделяет забор! Если бы животные умели говорить, они точно так же не жалели бы гадостей друг для друга! И точно так же, как люди, редко говорили бы друг другу хорошее.

Эти слова звучали вполне разумно.

– Значит, прятать в себе лучшее – тоже инстинкт, – предположил я, – Доброта принимается за слабость в человеческом обществе. Надежнее казаться злым и агрессивным, тогда каждый сто раз подумает, следует ли нападать.

– Если недостаточно добра внутри, и ты не чувствуешь в нем твердой опоры, то проще прикинуться злым. Но я так делать не собираюсь, – сестра кивком пригласила к следующим вольерам.

Мы пошли по тропинке вдоль насаженных кустов, пестрящих цветными лепестками, вдоль композиций, составленных из круглых камней, мимо зеленого пруда с кувшинками.

– Помнишь, ты говорила, что в прошлой жизни была лошадью? – вспомнил я, – И сейчас, не будь ты человеком, была бы кем-то травоядным. Пришлось бы всю жизнь удирать от хищников, прятаться в зарослях и не смыкать глаз темной ночью! А на хищников кто нападает? Они – цари природы, всех держат в страхе и подчинении! Лучше быть львом и охотиться на других!

– У львов самки охотятся! Львы охраняют прайд.

– Тогда еще лучше! Хочешь – бегай за зебрами, хочешь – не бегай, все равно еду другие добудут. А охранять в саванне от кого? От тушканчиков да сурикатов? Слоны – и те медленные! Ни один зверь не представляет для львов угрозы, кроме человека с ружьем.

Мы протиснулись сквозь смеющуюся толпу и увидели дюжину обезьян. Они прыгали на ветвях, катались на автомобильной шине, как на качелях, висели на хвостах, гримасничали и радовались зрителям. Пожалуй, это были единственные животные, слишком похожие на людей.