Опускаю взгляд: Рома стоит на коленях в воде и не раздупляет, что делать, а рядом с ним плавают его трусы. Блядь! Делаю ход конём и подхожу к шефу с ведром, всячески мелькаю у него перед носом и пытаюсь загородить ему обзор. Тот водит лицом, ищет, к чему доебаться, находит.
— Почему раздетые? — указывает на мой голый торс, на мои босые ноги, выглядывает из-за моего плеча, пытается рассмотреть Рому. Тот в одних шортах и кроссовках, и кажется, как будто он вообще полностью голый.
— А мы это, как его… чтоб одежду не мочить! — лезу в ту сторону, куда смотрит шеф. Нечего туда пялиться! Он старается не обращать внимания на мои закидоны, но в конце концов не выдерживает и бесится:
— Да что вы со своим ведром тут отплясываете?!
— Ну как… показываю вам свою работу, Сергей Иваныч… — произношу, забыв, что деда злит, когда при нём говорят «Иваныч», а не «Иванович». Пунктик у него такой, один из многих… Вижу, как он багровеет, и понимаю, что всё — теперь мне точно пиздец…
— Свою работу после выходных покажете, и если вы делали её так же отвратительно, как сегодняшнюю, то… — сдержанно начинает тот, но не успевает закончить: за окном раздаётся спасительный гудок Porsche 911. Я узнаю его из тысячи… Значит, уехал на своей машине, а потом вернулся с жёнушкой, которая ждёт не дождётся своего ненаглядного. Шеф мгновенно забывает о разносе и пытается пройти к окну, возле которого барахтается Рома, но я снова мешаю ему пройти. Тогда старый козёл просто берёт и наступает мне на ногу.
— Ай, бл… — каким-то чудом вовремя осекаюсь, жмурюсь от боли. Шеф отталкивает меня в сторону и топает к окну, а я сгибаюсь от боли и беспомощно оборачиваюсь, прощаясь с жизнью… Ан нет, Рома не растерялся — скомкал свои трусы как тряпку и стал собирать ими воду, как ни в чём ни бывало.
— Сейчас! Пару минут! — орёт Иваныч в окно. Тварь ебучая, ногу мне отдавил! Как дал бы ему поджопник, чтобы улетел нахуй! Разгибаюсь и замечаю на столе тару с соусом. Ёбушки-воробушки! Бегу, чтобы убрать, но бегать босиком по плитке сложно, ноги скользят, разъезжаются во все стороны… Чуть не ёбнулся там с ведром, но успел-таки схватить компрометирующую вещичку! Незаметно топаю к окну, от которого только-только отошёл шеф, и выкидываю открытый соус вниз. Облокачиваюсь о подоконник, держусь за грудь, прихожу в себя… Ну, теперь-то уж точно всё… Но шеф и не думает оставить меня в покое:
— Поактивнее, поактивнее! Вы, молодые, должны крутиться как юла, а сами что? Двигаетесь, как сонные мухи! А это что такое? — Иваныч подходит к столу и замечает пятно предсемени на гладкой поверхности. К счастью, в отличие от меня, он точно побрезгует пробовать эту жидкость пальцами, и уж тем более языком. Аристократ хуев.
— Где? — подхожу, включаю дурака.
— Вот здесь! — шеф нервно тыкает пальцем рядом с пятном.
— А, это… Наверное, что-то капнуло…
— Что-то капнуло?! Ты знаешь, сколько стоит этот стол?! Я лично его накрывал! Где целлофанка?!
С тупым видом подхожу к окну и вытаскиваю помятую целлофанку, возвращаюсь с ней к шефу.
— Вот…
— Где она должна быть?! Почему её там нет?!
Тяжело вздыхаю. Заебался отвечать. «Пиздуй уже вниз, к своей жене», — хочется сказать. Молчу. Пытаюсь сказать это взглядом. На улице раздаётся рокот — 911 рычит движком.
— Убрать и накрыть, как было! — даёт распоряжения шеф. Отвечаю что-то в духе «да, Ваша Светлость!», и расправляю накидку, жду, пока начальник забирает какие-то бумажки из стола. Чувствую на себе Ромин взгляд, оборачиваюсь — тот стоит на коленках и лыбится, показывая пальцем на стол. Улыбаюсь и подмигиваю ему в ответ. Да, чудесный у нас вышел секс: пусть меня и не удовлетворили как следует, зато Рома наконец-то побывал во мне, и оставил след своей любви. А Иваныч тем временем шуршит бумажками, перекладывает их с одного места на другое — вот у кого день не задался! Да ещё и его драгоценный стол, над которым он так трясся, использовали в качестве площадки для обучения. Ах, если он когда-нибудь решит поменять его на новый, то обязательно выпрошу этот себе в кабинет. Буду работать за ним и вспоминать тот самый момент, когда наши тела впервые соединились вместе…
Когда шеф наконец-таки закончил свои дела и покинул нас, я хотел было сразу накрыть стол, но вспомнил про пятно. Подумал было слизать его, но потом всё-таки решил — нет. Одно дело слизывать свои ещё тёплые выделения с таких же тёплых прекрасных ножек, а совсем другое — слизывать уже остывшее предсемя с директорского стола. Тот так трясся над ним, не удивлюсь, если он сам его облизывал каждую свободную минуту… Бр-р-р… Или часто натирал полиролем, судя по тому, как легко заскользили мои коленки, стоило Роме ускорить темп. А чувствовать на языке эту дрянь совсем не хотелось… Я бы с удовольствием пососал член Ромы, который только что орудовал во мне, но, кажется, в ближайшие несколько часов нам точно будет не до этого… Воды-то по-прежнему через край… Кстати, надо пополнить собственный запас влаги. Подхожу, беру с подоконника бутылку, пью. Рома поднимается с трусами в руке, отжимает их, расправляет, окидывает мокрую ткань жалостливым взглядом.
— Бли-и-ин, мои трусы…
Делаю последний глоток и завинчиваю крышку.
— Извини… но оно ведь того стоило, скажи?
— Это точно! Мне понравилось тебя… то есть, с тобой…
Рома улыбается и смущённо чешет голову. На его шортах просвечивает жировое пятно от соуса, прямо в том месте, где стоячий член соприкасался с тканью, то бишь, прямо посередине. С улицы доносится свист покрышек — супруга Иваныча ещё не привыкла к пятистам кобылам под капотом, и всё время трогалась с пробуксовкой. Удивительно, как она ещё не снесла шлагбаум на въезде с такой ездой…
— А мне понравилось ощущать тебя в себе… — ставлю бутылку и обнимаю своего мальчика. Тот отвечает взаимностью и ведёт себя более раскованно — его руки без лишних указаний спускаются по моей спине до ягодиц и игриво сжимают их. Тоже решаю удивить Рому и обхватываю мочку его уха губами, ласкаю её. Мы обнимаемся, стоя с прикрытой, но не закрытой на замок дверью… Да, я люблю рисковать…
— Саш, можно тебя попросить?
— Конечно, проси о чём угодно, — отрываюсь от Роминого уха.
— Отклони голову назад…
Подчиняюсь, подставляю Роме шею, удивляясь его резко возросшей активности. Тот касается моей кожи губами, тихонько целует, затем осторожно проводит кончиком языка, облизывается, будто пробует на вкус, а потом целует ещё раз, более горячо. Ах, неумелый засос по-своему очарователен. Чувствую Ромин горячий влажный язык и нежные губы на своей шее, и просто таю. Руки опускаются сами собой, глаза предательски закрываются, а в джинсах снова становится тесновато… Закончив поцелуй, Рома причмокивает, отстраняется от меня и, не убирая рук с моих плеч, глядит на результат своей работы. Замечаю на его мордашке лёгкий след разочарования. Он цокает языком и вздыхает:
— Эх, не получилось оставить тебе след…
— Ничего, малыш… ты оставил свой след глубоко во мне, а это означает куда большее… А засосы научимся делать дома… Ну, давай уже закончим с этим?
— Давай, — кивает Рома и берётся за швабру и тряпку. Смотрю, с каким энтузиазмом он принимается за работу. Ещё бы. Я ввёл его в новый дивный мир, показал ему то, чего он никогда ранее не испытывал, научил получать и доставлять удовольствие. Конечно, он жаждал продолжения, и я полностью поддерживал его стремления, но надо было уже побыстрее закончить эту проклятую уборку и двигаться дальше.
— Сейчас приду, Рома.
— Ага!
Выхожу в коридор прямо так, босиком. Ну, а что? Не пихать же мокрые ноги в ботинки! В коридоре осталось совсем немного мебели, большую часть уже занесли обратно в кабинеты. Даже мою успели частично поставить на место. Шлёпаю по тёплому линолеуму до туалета, там дохожу по холодной плитке до ближайшей кабинки и отрываю побольше туалетной бумаги, чтобы хватило убрать то пятно со стола. Блин, а без обуви так удобно ходить, на самом деле! Может, отказаться от неё вообще? Хотя бы в своём собственном кабинете…
