— Сядь на стол… — даю тихую команду, не спуская глаз с очаровательных трусиков.
— А нам потом ничего не будет?
Пфф, ещё спрашивает! Я тут главный, а не шеф! Да без меня этот чёрт даже убраться не может, уже весь на говно изошёл! И вообще, я здесь самый незаменимый работник, и пошёл бы старый в очко со своими приказами!
— Ну конечно! Погоди… — убираю цветок и дурацкий целлофан. — Прыгай!
Рома неловко садится на стол полуголой попкой, а я снимаю с него кроссовки, носки, нюхаю потные ступни, быстренько облизываю их, а затем велю Роме лечь и растянуться на столе, а сам встаю сбоку, как врач над пациентом. «Внимание, приготовиться к операции по удалению трусов!». Его загорелое тело на этом строгом столе смотрится идеально. А я-то всё думал, чего так не хватало этой напыщенной деревяшке… Вот только Рома будет мой, а шефу останется лишь стол! После всего, после нас… Зачарованно глажу Рому по шее, соскам, подмышкам, животику, бёдрам. Где-то работаю языком, где-то пальцами, где-то носом. Снова целуемся в губы; во время поцелуя кладу руку на его достоинство — вот оно! Он живой! Твёрдый стержень в боевом состоянии… Отрываюсь от сладчайших губ, велю Роме приподнять попку и начинаю освобождать его могучий орган от гнёта трусов. И он показывается… Сперва осторожно выглядывает глянцевая головка, следом за ней показывается внушительный аккуратный ствол с пульсирующими венками, а завершает картину круглая мошонка с редкими волосками на крупных яичках. Прекрасное зрелище с лихвой отбивало каждую минуту долгого ожидания!
— А ты хорош… очень хорош…
Кидаю трусы к общей куче вещей на подоконнике и с благоговением разглядываю этого красавца. Член у Ромы тоньше, чем у меня, но длиннее. А красив — просто загляденье: гладкий, стройный, аппетитный… Правда, обрезанный. Но это нисколько не мешает мне им наслаждаться. Перевожу взгляд на Рому — тот весь красный, как рак, дышит часто и глубоко, боится пошевелиться.
— Рома, скажи — как можно было прятать такую красоту?!
— Т-тебе н-нравится? — мямлит он.
— Ещё бы… — провожу пальцем по стволу, любуюсь, как он отзывается дрожью. — А ты, глупыш, стыдился, что у тебя обрезан?
— Угу… — застыженный Рома приподнял голову и посмотрел на своё достоинство так, как будто видел его первый раз.
— Глупости… у тебя такой славный красавец…
Наклоняюсь к стоячему члену и нюхаю его. Мы, родившиеся в год Собаки, всё пробуем сперва на запах, а уже затем на вкус. Член Ромы пахнет мочой и немытостью. Ах, обожаю этот естественный запах! Кому нужен член, пахнущий мылом или гелем? Так неинтересно. Орган Ромы наливается кровью и подрагивает. Как бы я хотел взять его в рот и дать уже бедному мальчику кончить, а заодно вкусить его семя, но этот величественный стол под его хрупким телом сподвигает меня мыслить в ином направлении…
— Никуда не уходи! — кричу Роме и разворачиваюсь. Тот и пикнуть не успевает, как я уже выбегаю в коридор, прикрывая за собой дверь. Я и не думал о том, что здорово рискую, оставляя на директорском столе голого возбуждённого пацана, мои мысли были только о собственной жопе, в прямом смысле. Со стеклянными глазами забегаю в свой кабинет, роюсь в оставленной на подоконнике куртке, достаю из внутреннего кармашка сырный соус в пластиковой таре, и всё с тем же очумелым видом бегу назад. Не вижу никого и ничего, перед глазами стоит только длинный обрезанный член, которым Рома будет меня ебать, как последнюю шлюху. Забегаю обратно в кабинет начальника, поскальзываюсь на входе, едва не падаю, успеваю схватиться за дверь. Рома вздрагивает, поднимает голову. Вижу, что он уже стоит в трусах и натягивает шорты, одеваясь в спешке.
— Что ты делаешь?! — кричу, закрывая дверь на замок.
Тот так и замирает с шортами на бёдрах. Его трусики всё ещё оттопыриваются.
— Саш, что ТЫ делаешь? Это всё так неправильно…
— Рома, Рома, Рома… — подхожу к нему, беру его за руку, которой он держится за шорты. — Что такое, малыш? Тебе не понравилось?
— Понравилось, но… может, в другом месте?
Блин, вот досада! Стоило оставить мальчишку одного буквально на тридцать секунд, как тот уже засомневался… Никаких других мест! Мне нужно здесь и сейчас! И только в одно место! Снова опускаюсь перед Ромой на колени, прямо в воду, прямо в джинсах, и прошу:
— Рома, мальчик мой, умоляю… трахни меня!
Его глаза лезут на лоб.
— Что?!
— Пожалуйста, Рома, прошу, возьми меня! Прямо здесь! Прямо сейчас!
— Но я никогда не… я не знаю, как!
— Я научу!
Рома растерян — ещё бы, не каждый день услышишь такую просьбу в шестнадцать-то лет! О том, что мальчишка был девственником, я и сам давно догадался, но его случайное признание было дополнительным стимулом заняться его сексуальным воспитанием. Что ж, кабинет шефа подойдёт для этого как нельзя лучше — стол в наличии, как и молодой сочный член и одна горячая дырочка, жаждущая показать на практике, как сильно Рома ошибается, откладывая на потом то, чем можно заняться сейчас. В конце концов, дверь закрыта, а мы полностью предоставлены сами себе. Что может случиться? Рома не в силах отказать мне, стоящему на коленях в воде ради него, и смиренно ждущего его ответа, поэтому лишь набирает воздуха в грудь и произносит:
— Ох-х-х, надеюсь, ты знаешь, что делаешь…
— Знаю-знаю. Давай уже разденемся.
Сбрасываем с себя всю одежду, я беру Рому за руку и веду к столу. Чувствую себя учителем в нудистской школе. У обоих стоит. У меня — колом, у Ромы чуточку поменьше, и забавно болтается при ходьбе. Начинаю объяснять основы новобранцу сексуального фронта:
— При анальном сексе очень важна смазка… Вот это — будет наша с тобой смазка, Ром, — показываю ему сырный соус «Heinz» и принимаюсь открывать. Он хихикает, а потом качает головой:
— Поверить не могу! Ты правда хочешь сказать, что я буду… тебя? Я — тебя?
— А ты хотел наоборот? Ну, в другой раз.
Зачёрпываю немного соуса, присаживаюсь и размазываю его по члену Ромы, подрачиваю ему, молюсь про себя, чтобы он не кончил раньше времени. В воздухе витает запах сыра. Рома снова хихикает — ему щекотно, когда я опускаюсь к его яичкам. Ласкаю его красавца сырными пальцами и изнемогаю: хочу уже, хочу чтобы он проткнул меня, чтобы он вошёл в мою пещеру и как следует там поработал. А поработать там определённо требовалось — давненько у меня не было хорошего секса! Наконец, дело сделано — член Ромы весь в сырном соусе, от острой головки до мягкой мошонки. Так себе смазка, но лучше, чем ничего. Жирненькая, пахучая… К тому же, у него тоже вытекает предсемя, это должно здорово помочь скольжению. Вручаю Роме остатки соуса, а сам залезаю на стол, становлюсь раком, раздвигаю ноги, выгибаю спину.
— Смажь мне очко как следует…
Тот хочет ответить, но вдруг прыскает от смеха. Вхожу в роль учителя и говорю строгим голосом:
— Посерьёзнее, юноша!
— Хорошо, хорошо…
Чувствую фалангу его пальца на своей дырочке — совершает нежные круговые движения так, будто Рома втирает мне какой-нибудь питательный крем туда… от морщин, блин…
— Не стесняйся, сунь туда пальчик, смажь там тоже…
Указательный палец Ромы перестаёт топтаться на месте, как стеснительный ухажер, а включает режим завоевателя и с натиском проникает в меня. Ох-х, какой кайф! Мы ещё толком не начали, а из моего члена на стол уже капала смазка. А что же будет, когда он засунет в меня свой приборчик? Каждая клеточка моего тела млеет от наслаждения, предвкушая приближающийся момент; казалось, будто всё моё естество замерло и сосредоточилось лишь в одной точке… в той самой, возле которой сейчас гулял тонкий пальчик, прокладывая тропу для возбуждённого члена.
— М-м-м, пора… Залезай на стол и вставляй…
Закусываю губу и прикрываю глаза в ожидании. Сейчас… сейчас случится то самое… Наши тела сольются в сладостном экстазе, запляшут в чарующем ритме любви… Рома залезает на стол, слышу, как с его кроссовок в воду капают капли. Его тяжёлое дыхание прямо у меня за спиной, я ощущаю его на своих обнажённых ягодицах. Но мальчишка тянет, как будто специально хочет помучить меня.