— А ты сможешь после «этого самого», ну…
— Гарри. Неужели ты думаешь, что миллионы ведьм за десять тысяч лет не смогли решить «эту самую» проблему? И вспомни — я всегда готовлюсь к экзаменам хо-ро-шо. Идем. Полночь уже совсем скоро.
Они вошли в пещеру. На вход явно были наложены заглушающие и согревающие чары. Все барахло Сириуса куда-то делось, а прямо посередине лежала гранитная плита размером чуть больше раскладушки Сириуса и чуть меньше той кровати, в которую он эту раскладушку превратил.
— Упс, — только и смог сказать Гарри.
— «Эта самая» ночь для ведьмы — и, кстати, для волшебника тоже — достаточно важна для того, чтобы получить от нее все возможные преимущества. Для обоих. Будешь спорить?
— С тобой? — поднял бровь Гарри. — Ни за что. Ну… по крайней мере, не по такому поводу.
— У меня замечательный мужчина, — расцвела улыбкой Гермиона. — Но, Гарри… Не подумай, что я тебе не верю… И единорожик тебя к себе подпустил, но… Но мне надо точно знать, какую именно версию ритуала готовить. А то… А то может стать только хуже.
— У меня это первый раз, — быстро сообразил Гарри. — Правда-правда первый!
— Ну… я знала, конечно. Но нужно было спросить. Так, это теперь не нужно, а вот это понадобится, — Гермиона достала из сумки несколько довольно зловещего вида лезвий и пузырьков. — Раздевайся, любимый. Совсем. И не беспокойся, — она, прищурившись, осмотрела довольно многообещающего вида серебряный серп, — вот как раз на те твои части, которые сейчас так съежились, у меня довольно большие и довольно долгосрочные планы, которые не предполагают… различного вида эктомий. Как бы мне ни хотелось пощекотать тебе бладжеры за ту шутку с ловлей снитча.
— Ты специально меня запугиваешь? — вздохнул покрасневший всей кожей Гарри, спрыгивая с опасной темы. — Этими вот медицинскими словами?
— Ну, мне же тоже страшно, немного. Я до сих пор не могу поверить, уже целых полгода не могу, что твоя репутация поместится в мою функцию. И ничего там не сломает… кроме того, разумеется, что положено сломать. Хотя все книжки говорят, что обязана поместиться.
— Ну хорошо, — с едва заметным облегчением вздохнул Гарри, — давай вместе бояться.
— Подожди, — сказала Гермиона. — Скоро мы перейдем от… бояния… к более приятным вещам. А вот ручки свои ко мне пока не тяни. Я должна раздеться сама. Это тоже важно.
— Как скажешь, любимая. Но смотреть-то можно?
— Нужно, — ответила она, — это… И особенно твое вдохновение… Оно меня тоже вдохновляет, вот.
Пока его любимая раздевалась, «вдохновение» Гарри достигло совершенно уже невозможной величины. Она встала напротив него, по другую сторону плиты, невообразимо и нестерпимо прекрасная в своей совершенной наготе, и даже размытость картинки из-за отсутствия очков не мешала Гарри пожирать ее глазами.
— Я, Гермиона Джин Грейнджер, отдаю себя, свою любовь и свою девственность Гарри Джеймсу Поттеру. Навеки… — и она, прошептав еще что-то, чего Гарри не расслышал, резанула себя по руке тем самым серпом, позволив струйке крови оросить плиту.
В мозгу у Гарри что-то щелкнуло, он рванулся к куче сваленной в шаге от него одежды и выдернул из ножен кинжал коммандос.
— Я, Гарри Джеймс Поттер, отдаю себя, свою любовь и свою девственность Гермионе Джин Грейнджер, — он тоже полоснул себя по ладони, орошая плиту кровью со своей стороны. — Навеки. И… я готов жить и умереть для того, чтобы жила она и наши дети… — последнее предложение он произнес одними губами.
Они вступили на плиту одновременно и, почти царапая макушками камни свода, подошли друг к другу.
— Ты… Ты чудо, Гарри, — прошептала ему на ухо любимая. — Мне нельзя было говорить тебе, что делать, потому что это все… Это все должно было быть совершенно, абсолютно добровольно… И… И, я думаю, у нас все получилось. Ну… Точнее, получится.
Она выскользнула из его объятий и присела. Гарри встал на колени рядом с ней, игнорируя боль от неровностей гранита и изо всех сил желая, чтобы подруге тоже не было больно. Затем она легла на спину, улыбнувшись все-таки слегка испуганно — и дальше все снова пошло совершенно добровольно и без подсказок.
В конце концов, они оба старательно готовились к экзаменам и не пренебрегали дополнительной профильной литературой.
— А разговоров-то у девчонок, — муркнула ему в подмышку его женщина. — Попе на этом камне намного больнее было, знаешь?
— Ну… только теоретически, — ответил он; его предплечья, на которые он постарался принять как можно больше не только своего веса, но и веса подруги, тоже слегка саднили; и еще хорошо, что она догадалась обхватить его не только руками, но и ногами, а то бы вместо объятий они занимались бы сейчас исключительно лечением ее спины. — Сейчас-то не больно уже? И… не жестко?
— Ты с перепугу такую перину сотворил, — улыбнулась она, — что я в ней утонуть боюсь. Нет-нет, ничего не меняй. Все прекрасно. Все просто идеально. Ну, почти.
— Почти? — обеспокоился Гарри.
— Ну… Я же говорила, что собиралась сегодня поймать несколько оргазмов? Стой, в смысле, лежи, — снова остановила его она, — надо немного подождать. А то простое лечащее заклинание «туда» вот именно сейчас применять противопоказано. Иначе то, что ты сломал, снова вырастет. Надо подождать, пока моя магия… привыкает к моему новому статусу.
Гарри хотел было спросить, долго ли ему ждать, но подумал, что это будет невежливым. Вместо слов он провел двумя пальцами вдоль ее позвоночника, она выгнулась, откинув голову и дав простор его рукам и губам. Ему казалось, что нежность просто сочится сквозь кончики его пальцев, а может быть, и не казалось — подруга дышала все чаще, изгибалась все сильнее, ее коготки впивались в кожу на его спине, а потом она просто-таки впечаталась своим животом в его пресс и длинно-длинно выдохнула.
— Это… Это было… по-другому, — расслабленно вздохнула она. — Совсем по-другому, чем в ванной или на метле, хотя и так же чудесно.
— Ты мне веришь, Гермиона? — спросил он спустя несколько секунд.
— После всего-то этого? — блеснула она глазами.
— Тогда пошли, — он откинул прикрывающее их одеяло и, по-прежнему в чем мать родила, потянул ее за из пещеры в ароматную летнюю ночь. — Садись! — указал он на метлу перед собой. — Садись спиной ко мне. Лицом… Лицом рановато, наверное. И не только из-за… эктомии, — он еле увернулся от шуточной оплеухи, — просто надо сначала… потрадиционнее вариант попробовать, без… дополнительных опций. ВВЕРХ!
— Два… Два мордредовых раза! Причем ты же даже не… Ты просто держал меня своей мордредовой рукой, даже не поглаживал, ну и… попой я твое вдохновение тоже очень хорошо чувствовала. Я БУДУ ЛЕТАТЬ С ТОБОЙ, ГАРРИ ДЖЕЙМС ПОТТЕР! Я всегда буду с тобой, я буду с тобой плавать, нырять, ходить, бегать, сидеть рядом, завтракать, обедать, ужинать, спать в обнимку, спать в «этом самом» смысле, учиться, воевать, работать, просто жить… Растить наших детей, в конце концов, хотя и не вот прямо сразу сейчас… Я, кстати, приняла зелье, ты не думай. И я… Я буду летать с тобой на метле! В том числе и голой! Ведьма я, в конце концов, или нет? — уже чуть тише добавила она.
— Ты лучшая ведьма в мире. И я знал, что тебе понравится, — усмехнулся Гарри, — просто знал. И я буду делать с тобой все эти вещи, эм-м-м… включая детей. В смысле, растить детей, ну, тоже, в том числе, — слегка смущенно уточнил он. — Но… давай пойдем уже, холодно ведь, а ты… Эк-к… С-с-су-у-у… Я ПРОКЛЯНУ ЭТИХ БЛОХАСТЫХ ТВАРЕЙ! ОБОИХ!
— А по-моему, довольно миленько, — осмотрела Гермиона преображенную пещеру. — Нет, конечно, надпись «Just Married» несколько преждевременна… Но розы, из которых ее составили, весьма недурны. И… ты что, действительно не мог предположить, что Мародер, или даже Мародеры, не устроят для тебя сюрприза в такую ночь?
— Все равно прокляну, — буркнул Гарри, уже размышляя, не выложить ли ему такую надпись из ароматных мозговых косточек на свадьбе Сириуса. — Но как он узнал, ну, или они узнали, что мы… выйдем отсюда?..