— Я открыл шкаф, — продолжил Лонгботтом, — портреты возмутились, конечно, но… Фак я им, само собой, не показал, как ты бы сделал… Но… Там Омут Памяти стоял. Такая чаша, вся в рунах… Туда можно сбрасывать воспоминания, прямо из головы, и потом внимательно рассматривать. И даже другим показывать. Или… подсматривать.
— Омут Памяти — это очень редкий артефакт, — просветила всех всезнающая мисс Грейнджер, — их во всем мире считанные единицы: просто потому, что больше таких не делают.
Гарри подумал, что этот самый Омут — прекрасный пример продолжительного упадка волшебного мира. Если бы магглы забыли секрет такой замечательной штуки — они просто бросили бы на решение этой задачи силы нескольких лабораторий и все равно добились бы успеха, а еще через какое-то время такой Омут был бы в каждой семье — как, например, телевизор. Или мобильный телефон, который, конечно, есть пока не у всех, но этих когда-то жутко дорогих штуковин в маггловском мире наверняка уже раз в десять больше, чем, к примеру, почтовых сов.
— Я нырнул в Омут… Ну… как нырнул… наклонился, и меня вроде бы затянуло туда. И я оказался как бы в зале суда, рядом с Дамблдором. Как будто я сам там был. Там… Там, на самом деле, не один суд был, а несколько… В общем, там судили Пожирателей Смерти.
— Кого? — уточнил Гарри. — Снейп там был? — проверить информацию от Директора никогда не повредит.
— Нет. Снейпа там как раз не было. Там был Каркаров — он действительно кучу Пожирателей сдал. Кстати, и Снейпа тоже. Но Снейпа не судили, потому что за него вступился сам Дамблдор. То есть… То есть-то сначала-то он говорил о тех, про кого и так все знали… Это было уже после того, как… как Том развеялся, — уточнил Невилл. — Но потом он вспомнил Руквуда. Августуса Руквуда. Про него никто не знал, что он Тому служит, и это не удивительно. Он же Невыразимцем был!
— Невыразимцем?! — ахнула Гермиона. — Из Отдела Тайн?!
— Ага. Его никто не подозревал, а у него на самом деле целая сеть была из сотрудников Министерства, и потому он был жутко опасным. Ну, а через него уже вышли на Бэгмена…
— Черт, а я-то думал, что он просто дурак! — расстроился Гарри.
— А он и был дураком, — пожал плечами Невилл. — Передавал для Руквуда записки его агентам, не зная, что и для кого он делает. Он говорил, что Руквуд обещал устроить его в министерство, не век же ему бладжеры головой ловить… В общем, его оправдали. И даже поздравили с выигрышем матча против Турции незадолго до того. А Руквуда отправили в Азкабан. Пожизненно.
Гарри подумал, что этот Руквуд действительно самый опасный из всех Томовых прихвостней, про кого он слышал, и что Отдел Тайн все больше напоминает ему серьезную организацию, причем как бы не единственную серьезную организацию в Министерстве.
— А потом мне показали суд над теми, кто замучил моих родителей, — жестко продолжил Невилл. — Там были трое Лестренджей: Беллатрикс, ее муж Родольфус и Рабастан, его брат… И Барти Крауч – младший.
— Та-ак, — сказал Гарри. Надо было все-таки заглянуть в Омут.
— Барти-старший был судьей. Сын умолял пощадить его, говорил, что он ничего не знал и ни в чем не виноват…
— «Я просто рядом постоял?» — осведомился Гарри. — Маггловские преступники тоже так всегда говорят, хотя на самом деле…
— Да. Его мать рыдала, но мистер Крауч был… просто безжалостным. Присяжные признали их виновными. Всех четверых. Беллатрикс смеялась, как сумасшедшая… Да она и есть сумасшедшая… И говорила, что Лорд, Том, в смысле, вернется, освободит их и вознаградит за верность. А Барти-младший плакал, кричал старшему, чтобы тот пощадил его, ведь он его сын… А мистер Крауч сказал, что у него нет сына.
— Понятно. И почему ты решил, что под обороткой Грюма именно младший Барти?
— Он облизывал языком губы, — сказал Невилл. — Нервничал. Точно так же, как Грюм сегодня, один в один.
Гарри и Гермиона синхронно наложили на себя чары обострения памяти. Мгновением позже их примеру последовали Лаванда и Джинни.
— Мистер Крауч очень волновался тогда, на Чемпионате, когда кто-то бросил Темную Метку и его эльфа, Винки, поймали с палочкой Перси, — произнесла Лаванда, — но губы он тогда не облизывал. А вот потом…
— Ну да. Когда Кубок выбросил мое имя, и мистер Крауч оставлял свои отпечатки, он действительно облизывал губы точно так же, как лже-Грюм сегодня, — подтвердил Гарри. — А вот что касается Грюма… У него не было такой привычки, по крайней мере, я не могу припомнить такого до… до того дня, когда его треснули по башке. А вот потом — да, было в паре разговоров, но я это на болезнь списал.
— То есть, Барти Крауч – младший жив – это раз, — Гермиона подошла к стенке, на которой висела старая классная доска и сделала запись. — И Сириус тогда, в Азкабане, видел кого-то другого. Последние три недели, судя по этой привычке, он выдает себя за профессора Грюма, помнишь, Гарри, мы встретили его, когда он из Хогсмида возвращался? Это два.
— А три — минимум с Хэллоуина и до… по крайней мере, до нашей встречи с Сириусом пару месяцев назад, он выдавал себя за собственного отца. Хотя скорее и позже тоже, судя по тому, как он мешал близнецам…
— А до Чемпионата его прятал Барти-старший, есть сомнения? — прищурилась Лаванда.
— Скорее всего, отец вытащил его во время того визита, про который нам Сириус рассказывал, — кивнул Гарри, — когда они с женой посещали сына в Азкабане. Причем его жена почти сразу же после этого посещения умерла.
— Значит, на самом деле она умерла там, в тюрьме, заняв место Барти-младшего, — согласилась Лаванда. — Скорее всего, она до самой смерти пила Оборотное Зелье. А дементорам все равно, кого охранять. Ну, или хоронить.
— То есть, все эти тринадцать или сколько там лет Барти-старший его поил, кормил и даже на квиддич водил. Под мантией-невидимкой, наверное. То-то Винки на Чемпионате на самом краешке кресла сидела и просила Молли убрать ширму, несмотря на свой страх!
— И когда Перси искал свои очки на полу и отклячил задницу с торчащей из кармана палочкой прямо в его сторону, Крауч-младший его палочку и стырил. А потом Винки утащила его в лес, то-то она так странно бежала, и он наколдовал ту самую метку! — продолжила Джинни.
— Он еще Рона, когда тот вскочил, пытался Смертельным Заклятием приласкать, — кивнул Гарри. — Но тут мы его оглушили, вместе с Винки…
— А Крауч-старший его потом нашел, оглушенного, и как-то спрятал. Просто, когда он вернулся оттуда, из кустов, он более спокойным выглядел, чем когда он Винки увидел, — пояснила Лаванда.
— И значит, эта скотина выгнала Винки, чтобы она не могла никому рассказать про Барти-младшего! — воскликнула Гермиона. — Гарри, я… Прости, пожалуйста. Ты тогда почувствовал, что в этом «освобождении» что-то мерзкое есть, а я этого не поняла и очень рассердилась. Я и правда дура, да?
— Да, с тобой случается, — «успокоила» ее Лаванда. — Но не переживай — такое бывает со всеми.
— А накануне отправки нас в школу к нему, точнее, к ним, к обоим Краучам, пришел Том. Ну, как пришел — наверное, Локхарт его принес. Том сейчас в каком-то очень маленьком теле, — пояснил Гарри, — а сам Локхарт и с пикси-то не справится. А профессор Грюм, настоящий еще Грюм, сказал мне еще в самый первый день школы, что у Краучей накануне вечером какой-то переполох случился. И Крауч, он, кстати, вроде как не в себе был, сказал аврорам, что взорвал собственный ужин. Наверное, он уже тогда под «Империусом» был.
— Ага. А на следующее утро он вроде как заболел, — согласилась Джинни. — Так что похоже, очень похоже. А почему ты думаешь, что старший был под «Империусом»?
— Когда мы с Виктором его нашли, у него все мысли путались, и он рвался что-то Дамблдору рассказать, но все время на другие темы соскакивал. Виктор сказал, что это очень похоже на борьбу с Непростительным. А потом, когда мы с Виктором ушли, младший оглушил Грюма и убил папочку.
— Барти-младший убил собственного отца? — неверяще посмотрела на него Лаванда. — Почему ты так считаешь?
