Он окинул взглядом преподавательский стол. Хагрид отсутствовал, и, если Гарри что-то понимал в полувеликанах, он должен был прямо сейчас праздновать победу где-нибудь в «Дырявом Котле».

Как выяснилось, в полувеликанах Гарри понимал ненамного больше, чем в девушках. К шести вечера, когда зрители потянулись к шахматному полю, на котором уже просыпались и разминались гигантские фигуры, он заметил, как Хагрид, по виду совершенно трезвый, стоя рядом со своей хижиной, чистит хорошо знакомого ему гиппогрифа.

Гарри воровато оглянулся. Гермиона по-прежнему не обращала на него внимания, выслушивая предматчевые нотации от Рона, а Лаванда о чем-то щебетала с сестричками Патил.

Гарри спустился вниз и зашел за трибуны. Накинув мантию, он тихонько отошел в сторону и со всех ног припустил к хижине.

— Привет, Хагрид! — обратился он к лесничему, появляясь из-за угла хижины.

Затем он повернулся к Клювокрылу и отвесил тому церемониальный поклон. Клювокрыл поклонился в ответ.

— Хочешь полетать? — поднял бровь Хагрид.

— А стоит? — спросил Гарри.

— Узнал, значит, — вздохнул великан. — И ведь говорил же я себе: больше ни в жисть!

Гарри пожал плечами. Насчет «ни в жисть» он помнил, это Хагрид сказал после истории с драконьим яйцом, которое он выиграл по пьяни у Квирреллморта. Но вот что именно «ни в жисть», Хагрид тогда предусмотрительно не уточнял.

— Рассказывай! — сказал мальчик и протянул Клювокрылу тушку крысы, которую тот с благодарностью слопал.

— Пойдем в дом тогда! — Хагрид отпустил гиппогрифа, тот прошел несколько шагов, расправил крылья и пошел на взлет.

Хагрид заварил чай и выставил на стол обычную свою твердокаменную выпечку.

— Значит, собрались они в зале, комиссия эта. Важные такие, в черном все, — начал рассказывать великан. — Я аж растерялся и слова молвить не могу. А Августа старая сидит, как лом проглотила. И только смотрит на них так… загадочно. А как только Амос начал обвинительное заключение зачитывать, она р-раз! — и протест ему. Данный гиппогриф, говорит, принадлежит Древнейшему и Благороднейшему Роду Блэк. И если Малфои, говорит, в претензии — пусть они Блэкам иск, говорит, и вчиняют. А Комиссия ваша, говорит, в спорах между двумя Родами полностью неправомочна, вот!

— А они что?

— Ну Амоса-то как мешком пыльным по голове стукнули. Какой такой, говорит, блэковский, когда по всем бумагам он дикий? Ну, а Августа ему купчую на стол. А там подпись моя, что дескать я душегубу этому, Блэку-то, гиппогрифа по имени Клювокрыл и продал. Тут я и сам чуть ума не лишился. Я ж ни сном ни духом!

— И как это ты умудрился?

— Пьяный был, вестимо. Это еще в августе было, пока «этих», — Хагрид обозначил руками дементорский саван, — не понагнали. Было дело, сидел я примерно в тот день вечером у Аберфорта в «Кабаньей Голове», а утром просыпаюсь и не помню ничегошеньки, да. Потом еще удивлялся, откуда у меня сотня галлеонов взялась, вроде бы в Лю… В Косой-то не ходил! А оно вот как.

Они замолчали. Хагрид не врал, у него это вообще плохо получалось.

— Зачем это ему? — спросил вдруг Гарри. — Блэку? Ну, я понимаю, если бы Клювокрыл, раз уж он его оказался, меня к нему на расправу с первого ж занятия увез… Ну, или клювом долбанул бы вместо Драко. Но ведь не было ж ничего такого!

— Да кто ж его знает, Блэка-то. Он всегда таким был… Злые у него шутки были, вот что. Со школы еще. Небось обиделся, что Малфой-старший, как ты Того-Самого развеял, от Азкабана откупился, а его, Блэка-то, на двенадцать лет законопатили. Вот и мстит. Не иначе, он Клювика и подговорил… Хотя Драко сам виноват, вот что. Но злился Малфой, старший который, знатно, вот что скажу!

— То есть, ты хочешь сказать, что Блэк ненавидит Малфоя больше, чем меня?

— Так и получается, — вздохнул Хагрид, — хотя странные дела творятся, ежли по мне-то.

Гарри кивнул: все в этой истории было странным до полного неправдоподобия. Одна надежда, что майор уже свел странности в кучку. Значит, стоит подождать инструкций при личной встрече.

— Поттер! — услышал Гарри уже на подходе к лестнице, ведущей в гриффиндорскую башню. Для разнообразия, это был не Седрик, а изрядно позабытый уже Драко Малфой; он стоял, потирая руку в том месте, куда его в начале года клюнул свежеоправданный гиппогриф. — Ты же понимаешь, что эта твоя победа временна?

— Все в этом мире временно, Драко, — палочка в руке Гарри смотрела вниз, в полной готовности к нападению или блокированию заклинания слизеринца, а ноги были готовы увести его с линии атаки.

— Я бы мог покончить с тобой прямо сейчас, — прищурился блондинчик, поигрывая собственной палочкой, — но я предпочту подождать. Это так приятно, когда твой враг сам находит тех, кто сделает за тебя всю работу по его уничтожению. Тебе не стоило злить Диггори. Обоих Диггори, если ты понимаешь, о чем я.

Отрицать свою причастность к авантюре Блэка было бы потерей лица, и Гарри оставалось только усмехнуться:

— Боюсь, насчет «прямо сейчас» ты слегка преувеличиваешь. А что до врагов… Я не ищу их специально, но и не намерен покупать хорошее расположение уступками. Это плохая политика.

— Гриффиндор говорит о политике? — бровь Драко поползла вверх. — Это лучшая шутка, которую я когда-либо слышал от тебя, Поттер.

Гарри загнал Раздраженного Себя вглубь. Попный мозг верещал об опасности, и головной был согласен с ним: теперь Драко, хоть и выглядел как-то по-девчоночьи, перестал вести себя как истеричка, и это действительно обещало проблемы. Драко почувствовал его неуверенность, улыбнулся, отсалютовав ему палочкой, развернулся и двинулся прочь по коридору.

Гарри выдохнул не раньше, чем блондинчик скрылся за углом. Видимо, полученный им нагоняй от отца все-таки возымел действие. Развернувшись, гриффиндорец поднялся по лестнице и уже вскоре был у портрета Полной Дамы.

Вечеринка в честь победы Гермионы над Мэнди Броклхерст проходила в очень узком формате.

Проще говоря, Гермиона сидела в своем любимом кресле, а Рон, возвышаясь над ней и размахивая длинными руками, объяснял ей, как она все сделала неправильно и победила только чудом, и рассказывал девочке, как сам он сделает сначала Корнера, а потом, в полуфинале, и ее, Гермиону. Но она, разумеется, сможет сразиться за третье место с Диггори, Малфоем, Ноттом или Эджкомб — смотря на кого попадет.

Гермиона согласно кивала.

— Гарри! — позвал его Невилл; мальчик был благодарен ему за возможность отвлечься от довольно-таки тошнотворной картины, потому что самоунижение Гермионы царапало его душу. — Ты же у Хагрида был? Расскажи, что там произошло! А то Ба же не написала ничего толком, ты сам видел!

— Ну в общем, Блэк был тут, в Хогсмиде, в конце августа. Напоил Хагрида, купил у него Клювокрыла и заплатил ему за уход за ним в течение года. Как-то так.

— А Хагрид что?

— А Хагрид даже не помнит, что пил с ним. Но подпись свою признал честь по чести. Вообще, что-то тут странное творится, с Блэком этим.

— Это точно, — кивнул Невилл. — И Ба что-то наверняка знает, но молчит. Наверное, под клятвой она, под барристерской. Ну, или письмом ничего сообщать не хочет. Летом расспрошу, наверное, а то на пасхальные куча заданий будет, и экзамены еще эти…

— То есть Блэк действительно был здесь, в Хогсмиде? — услышал Гарри голос мисс Грейнджер. — Я так и знала. А это значит, Гарри Джеймс Поттер, что ты действительно безответственный, не заботящийся о своей жизни болван, думающий не головой, а…

Видимо, ссора и влюбленность в Рона не освобождали Гермиону от клятвы, так что секрет, касающийся попного мозга Гарри, так и остался неизвестным широкой публике. Или она имела в виду репутацию?

В любом случае девушка резко развернулась, взмахнув каштановой гривой, и вернулась к токующему Рону, который бросил на Гарри полный превосходства взгляд.

Настроение упало еще на чуть-чуть.

— Гарри, — тронула его за плечо Лаванда, — я тут поговорила с Парвати и Падмой…