— …Но именно поэтому, — продолжил Дамблдор, в очередной раз словно бы не заметив слов Гарри, — я боялся этой встречи. Теперь я понимаю, что это было малодушие. И я… предоставил Сириуса своей судьбе. Как выяснилось — несправедливой и ужасной судьбе. Тогда, в разгар войны, когда наше положение было… тяжелым… Барти, я имею в виду Барти Крауча-старшего, он был предшественником Железной Амелии, и его тоже называли Железным… Он ввел упрощенные процедуры для… пособников Волдеморта. И… под такую процедуру попал и Сириус. Если бы я настоял на полноценном суде… Ведь Волдеморт уже развоплотился, и в чрезвычайных мерах более не было необходимости… Десятки Пожирателей отделались даже не тюрьмой, а штрафом, тогда как Сириус…
Дамблдор замолчал. Гарри подумал, что старик сейчас заплачет, но тот то ли не умел плакать, то ли умудрился справиться с собой.
— Что же касается диадемы… — Гарри вздрогнул, он уже совсем забыл про нее…
— Что же касается диадемы, — повторил Дамблдор, — то… Ты помнишь, как успешно ты провел меня пару лет назад на Астрономической Башне, прикрывшись Чарами Неприметности?
— Да, профессор, — кивнул Гарри. Да, тогда он заработал целых пять баллов, не считая того, что отмазал Невилла и Гермиону от отработки в Запретном Лесу.
— Ровена Рэйвенкло была выдающейся ведьмой, — вздохнул Дамблдор. — И, создавая эту диадему, она наложила на нее именно эти чары. Она считала, что не следует хвастаться умом и знаниями. То есть… Ты, или кто-либо другой, обнаружил бы ее или, скорее, обратил бы на нее внимание, только если бы искал ее специально, причем не какое-то там украшение, а именно Диадему Рэйвенкло. Боюсь, когда Том сделал из нее очередной хоркрукс…
— Хоркрукс? — спросил Гарри, слово казалось смутно знакомым.
— Якорь души. Или, точнее, кусок души. Кусок расколотой самой темной магией души самого Тома, превращенной им в якорь. Так вот, когда Том превратил диадему Основательницы в свой якорь, это волшебство скрывало не только диадему, но и… тот эффект, который она производила на… того, кем с ее помощью овладел Том. Именно поэтому ни я, ни кто другой… не смогли вовремя… предотвратить то, что произошло.
— Ага, теперь ясно, — кивнул Гарри. — Понимаете… Я все удивлялся, чего это Драко такой вежливый и такой… прилизанный. Но почему-то думал, что это из-за… других причин. Ну, например, что ему Лорд Малфой внушение сделал. И даже когда я сбил с него эту диадему, случайно сбил, я только тогда увидел ее и… действительно не придал ей значения. А Гермиона… Она давно мечтала ее найти, и еще она подозревала или даже знала, что Драко, точнее, Том, жулил именно с ее помощью. Наверное, поэтому она и…
Юноша задумался. Пожалуй, один пункт из списка его вопросов к Повелителю Памяти можно было вычеркнуть. Но только один.
— Но… теперь… Теперь этот якорь… он же уничтожен, сэр? Как и дневник? — спросил он; Дамблдор кивнул. — Но… Скажите, профессор, а… сколько всего якорей Том мог создать? Ведь если бы их было всего два… Я думаю, Вы бы порадовали меня новостью о том, что Том больше не сможет возродиться, и я исполнил это гребаное пророчество?!
«Гарри Джеймс Поттер! Следи за языком!» — рассердилась на него Маленькая Гермиона в его голове, но Дамблдор не обратил внимания на грубость.
— Ты очень умен, Гарри. Видишь ли… у меня имеются способы… определения… эээ… состояния Тома. И, к сожалению, он определенно может возродиться. А что до количества… Сходу я не могу припомнить, чтобы кто-то создал более одного хоркрукса. Теперь мы знаем, что у Тома их не меньше трех. А вот сколько их на самом деле… Видишь ли, уже больше года — с тех пор, как ты передал мне слова Тома о том, что он превзошел Герпия Мерзкого… Уже тогда я понял, что Том создал хоркруксы, и их, хоркруксов, больше одного. Я пытался провести… некоторые изыскания. Но пока, к сожалению, я не готов ответить тебе на этот вопрос.
— Поня-я-я-ятно, сэр. В смысле, понятно, что ничего не понятно. Хотя кое-что уже понятно. Извините, сэр, я, наверное, опять как-то криво сказал?
— Не вполне изящно, но вполне определенно, Гарри. К сожалению, мне пока нечего добавить. Возможно, позже…
— Конечно, сэр. Вы только не расстраивайтесь! В расследовании всегда так: сначала ничего не ясно, потом ты ищешь улики, опрашиваешь свидетелей… Строишь версии, проверяешь… Думаешь… Сравниваешь… И все становится ясно!
— Ты… ты утешаешь меня, Гарри?
— Ну да. А кому еще это делать?
Дамблдор рассмеялся и, казалось, стал лет на двадцать моложе.
— Спасибо, Гарри, — произнес он сквозь смех, — похоже, у меня появилось новое воспоминание для вызова Патронуса!
— Ну так это же здорово! — ответил юноша. — Чем больше Патронусов, тем меньше дементоров. Но, сэр…
— Да?
— У меня есть еще один вопрос. Очень важный. Можно?
— Разумеется, Гарри.
— Профессор Трелони… Она… она настоящая предсказательница или как?
Улыбка сползла с лица Дамблдора.
— Я… склонен доверять ее дару, — осторожно сказал он. — Но могу я узнать… причину этого вопроса?
— Конечно, сэр. Понимаете, вчера, на экзамене… еще до того матча по шахматам… Она как будто стала другой. У нее голос изменился, и… она потом не помнила, что сказала этим самым голосом.
— Вот как? — глаза Дамблдора потемнели. — Ты не мог бы… процитировать ее речь как можно точнее?
— Понимаете, это, конечно, было вчера, но…
— Хм… Будь это воспоминание свежим…
— Я… записал его. Вот! — Гарри выложил на стол истрепанный клочок пергамента.
— «Темный Лорд одинок и брошен союзниками, Его последователи двенадцать лет томятся в заточении. Сегодня вечером, до наступления полуночи, слуга Его обретет свободу и выйдет в путь, чтобы воссоединиться с господином. С поддержкой верного слуги Темный Лорд воспрянет вновь, еще более великим и ужасным, чем когда-либо доселе. Вечером… до полуночи… слуга… отправится… на воссоединение… с господином…» — прочитал Дамблдор.
— Я сразу понял, что это не Блэк, — пояснил Гарри. — Он же обрел свободу еще год назад! Ну, а потом стало ясно, что он никакой не слуга, хотя он и… обрел свободу снова, и всего за двадцать минут до полуночи. Но Блэк не мог быть слугой, и Вы знаете, почему.
Дамблдор кивнул. Гарри продолжил:
— Это мог бы быть Петтигрю, но Петтигрю и так был свободен, даже когда он у Уизли жил. Что ему стоило сбежать оттуда? А потом его поймал Живоглот, и он никуда не отправился и уже никуда не отправится. Но… я читал, что Истинные Пророчества даются тем, кто как-то с ними связан. А я просто не могу вспомнить, кто еще из тех, кого я знаю, мог бы… обрести свободу и выйти в путь. Драко, например, вечером обрел свободу от Волдеморта, которым был одержим, но утром он все еще был в Больничном крыле.
— Профессор Снейп тоже заходил ко мне утром, — усмехнулся Дамблдор.
— Ну… он же не был арестован? Хотя… я же связал его тогда, вечером. А он… эээ… обрел свободу. От веревок. И как раз до полуночи. Нет, профессор, все равно это не он. Раз уж… не вышел ни в какой путь. И… думаю, мне действительно не надо специально узнавать точную формулировку того пророчества, которое обо мне. А то так думаешь-думаешь, а там мелочь какая-нибудь все с ног на голову ставит, как с этими веревками. Я уж лучше… «Делай, что должен, и будь, что будет», сэр.
— Я рад, что ты… не только умен, но и мудр. И я рад, что, несмотря на вашу взаимную… неприязнь ты относишься к профессору Снейпу без предубеждения, Гарри. Что ж… Видимо, мне придется связаться с Амелией и выяснить, не произошло ли еще одного побега из Азкабана. Если таковой случится, я напишу тебе об этом. Хотя вряд ли ты знаешь кого-то из этих волшебников… и ведьм.
— Я тоже так думаю, профессор.
— Впрочем, — задумался Дамблдор, разглядывая лежащий на столе большой чистый лист пергамента, — если Дар Сивиллы все же… дает сбои… Это и упрощает, и усложняет жизнь одновременно.
Почему-то Гарри показалось, что в опущенных к столу глазах Дамблдора бьется бешеное и совершенно иррациональное желание, точнее, даже надежда на то, что профессор Трелони не ошиблась ни в этот раз… ни в тот, когда она же (и теперь у Гарри не было в этом сомнения) произнесла То Самое Пророчество, ставшее роковым для родителей Гарри. И, вероятно, Невилла.
