Ковалю показалось, что он уловил природу этого создания. Он так и не смог понять, кто перед ним, - мутант, пришелец или джинн из бутылки, но разгадать намерения чудовища оказалось несложно. Минь играл по правилам Храма.

Если бы Коваль снял с веревки девушку, оборотень напал бы на него еще тогда. Если он сейчас поверит, что монахи выкрали его жену, кинется ее спасать, исчадие ада убьет его одним ударом. Никакие сабли не помогут. Коваль как-то остро и сразу понял, что это милое дитя не возьмет ни сталь, ни боевые умения. Это сердце надлежало приручить, но совсем не так, как приручают сердца теплокровных.

Минь накрутил проволоку на руку. У него была трехпалая коричневая ладонь, и все три пальца продолжали расти на глазах, изгибаясь во все стороны, как змеиные хвосты. На милой физиономии расцвела простодушная улыбка, а на гладком детском лбу появилась поперечная морщинка. Его висящие на нервных окончаниях глаза взорвались и растеклись по скулам. Минь высунул из пасти сразу два языка и слизнул собственные глазные яблоки.

Женщина захрипела. Стилет вспорол ей щеку и вышел изо рта. Артура колотило. Он ничего не мог с собой поделать. Это было тело Нади. Перед ним мучили точную копию его супруги. Ее родинки, ее шрам от ожога, ее морщинки и запах пота. Так потеть могла лишь одна женщина на земле.

"А что если это правда, что если Карин подкупил монахов?.."

– Хо-о-чешь по-ла-а-коми-иться, ми-ирный человечек? Хо-очешь полакомиться ее де-те-енышем?

Артур очнулся, уже спрыгнув на стол, и обнаружил себя стоящим в метре от страшилища. Никто не мог знать, что Надя ван Гог беременна. Никто и не знал, кроме ее мужа. Они заранее договорились никому не говорить, чтобы не сглазить.

Сабля богомола застыла в сантиметре от шеи оборотня. Мальчишка залился звонким смехом. Сморщенные веки распахнулись, в них ворочались новые глаза. На сей раз они мало походили на человеческие. Зеленые, с ярко-желтым вертикальным зрачком. Пальцы на его ножках превратились в загнутые когти. Морщинка на лбу углубилась, стала трещиной и разошлась со звуком рвущегося брезента. Трещина становилась всё шире, потянула в стороны волосяной покров; из макушки призрака начала расти покрытая слизью шишка. Она тянулась, увеличивалась в размерах, пока не стала похожа на розовый бутон, а затем…

Затем из шишки начала формироваться еще одна голова.

Артур не мог отвести глаз. Словно незримая сила подталкивала его руку. Одного взмаха было достаточно, чтобы уничтожить гадину.

"Он только этого и ждет, провоцирует меня. Только не смотреть ей в лицо, это не Надя…"

Но не смотреть на женщину он не мог. Монстр ослабил удавку и тут же провел по животу своей жертвы стилетом. Его рука к этому моменту стала похожа на корягу, обросшую рыбьей чешуей, из крокодильей пасти брызнула желчь, а член поднялся и раскачивался, как багровая дубина. Минь ничем больше не напоминал ребенка.

Стилет оставил на левой груди женщины кровавую полосу.

– За-а-акусим ма-а-аленьким Ни-и-икиткой, ми-ирный че-е-ловек?

Коваль перестал дышать. Никто, кроме него и Нади, не мог знать имени будущего сына.

Неожиданно глаза женщины широко распахнулись. Ее распухшее синее горло сокращалось, пытаясь выдавить слова.

– Со-солнышко, кузнечик мой…

Коваль скорее прочел по ее губам, чем услышал. Когда им обоим было трудно, когда он терял всяческую опору, жена называла его кузнечиком…

Вторая голова Миня, вылупившаяся из макушки первой, почти сформировалась. Формой и размером она напоминала большую подгнившую грушу со срезанной кожурой. На безглазом личике пульсировали сосуды, толстогубый рот кривился в гнусной ухмылке. Задние конечности демона стали толще раза в три, живот и бока также раздулись и пульсировали в такт биению сердца.

"Сердце… У него есть сердце. И он растет… Если не убить его сейчас, потом будет поздно!"

С "главной" головы кожа слезала клочьями, во все стороны летели брызги дымящейся жижи, воздух наполнился невыносимым зловонием.

Такого омерзения Артур никогда не испытывал.

Сабля застыла в сантиметре от шеи уродца. Тот вытянул из верхней пасти змеиный язычок и с томным стоном облизал костяные зубья.

– Артур… - внятно позвала женщина. - Спаси меня…

"Решайся!" - сказал себе Коваль. Кожа на спине демона лопнула. С шелестящим звуком развернулись прозрачные крылья.

– Брось эту гиблую затею, - голосом Бердера посоветовала верхняя голова. - Забирай свою бабу и отправляйся гонять насекомых. Ты еще можешь их спасти, бабу и ребенка!

– Не тебе указывать, кого мне спасать! - ответил президент и с оттяжкой полоснул саблей.

У богомолов очень острые клинки. Голова женщины отделилась от тела с одного удара. Вторым ударом Коваль вспорол грудную клетку и чуть не захлебнулся в фонтане черной крови. Под оголившимися ребрами билось черное сердце.

– Не-е-ет!!! - на предельно высокой ноте заверещал демон.

– Ша, медуза! - сказал Артур и проткнул сердце костяной саблей.

В следующую секунду факел погас, и воцарилась тьма. А потом в темноте распахнулась узкая дверь, и на портрет Председателя хлынул поток лунного света.

В наступившей тишине кто-то захлопал в ладоши.

– Стареешь, мил-человек! - скрипучим голоском произнес благодарный зритель. - Конфуз от блядства отличить не могешь, а всё туда же, командирить!

В глухой стене обнаружилась щель. Она расширялась, пока не оформилась в кривой дверной проем, забранный нелепой деревянной решеткой. Больше всего это походило на калитку в палисаднике. Артур бросил взгляд назад, уже понимая, что не найдет и следов давнишнего представления. Тем не менее, он испытал огромное облегчение от вида пустого запыленного кресла.

Ни капли крови, ни зловония. Подпалив истлевшую кумачовую скатерть, на столе догорал факел. Из трехметровой рамы на остатки цивилизации строго глядел Великий кормчий. На спинке кресла покачивалось что-то блестящее, похожее на половинку велосипедного колеса.

– Хе-хе! - вежливо откашлялись сзади. Коваль прыгнул в сторону, разворачиваясь в воздухе и на лету принимая боевую стойку. Он совершил непростительную ошибку, подпустив чужого так близко; он опять не почуял приближения человека! Ящерица или змея - еще туда-сюда, но никак не человек. Такого позора учитель Бердер не вынес бы…

В дверном проеме подпирал косяк бородатый гном в красном полушубке и деревянных туфлях с серебряными пряжками. Не карлик и не ребенок, как сначала попытался убедить себя Коваль. Это был самый настоящий сказочный гном, ростом не больше сорока сантиметров, с крупной шишковатой головой и сморщенным личиком, вдобавок крайне недовольный. В левой ладони гном сжимал посошок, увенчанный светящимся рубином, а правой придерживал под мышкой толстую растрепанную книжку. На носу-картошке криво висели очки без оправы.

– Я тебя где-то видел, - сказал Коваль, лихорадочно соображая, какую же дозу наркоты ему подсыпали в самогон.

– Да я, мил-человек, кажный день об тебя глаза мозолил, - фыркнул гном. - Десять лет кряду. Кстати, ты долго намерен так торчать, враскоряку?

Коваль сместился вправо, чуть расслабил напружиненные мышцы. Только тут он заметил, что в аудитории стало гораздо светлее, хотя окон не прибавилось. Свет лился из двери, обволакивая фигуру маленького человечка, словно мерцающее пуховое одеяло. Вдруг запахло сеном, рекой и навозом.

– Я твой провожатый, - заявил гном, отставляя посох. Он снял очки, подышал на них, протер и снова водрузил на нос. - Ежли до зарезу нужно имя, кличь меня Иван. Коли тебе, мил-человек, еще не пропала охота опарышей накопать, советую шевелить батонами…

Не выпуская книгу, гном полез в брючный карман и выудил оттуда жилетный хронометр, размером с чайное блюдце. С деловым видом откинул крышку и нахмурился.

– До восхода, мил-человек, две минуты и сорок три секунды. Ежли щас не поспешать, в два счета накроет.