Он знал Маркуса всего-ничего, но даже за месяц смог понять, что его брат едва ли смог бы простить ту вольность, которую Эмили позволила себе при первой встрече в его кабинете. Как и смог понять, что от Тома не стоило ждать ничего, кроме высокопарных слов про важность сестры. На деле вся его мнимая защита развалилась как карточный домик от легкого дуновения ветра. Только Маркус был совсем не легким ветром. Удивительно, что Эмили вообще смогла остаться в живых.

— Приехали.

От мыслей Николаса отвлек грубый голос таксиста, хмуро смотревшего на него через зеркало заднего вида. Быстро расплатившись с ним несколькими долларовыми купюрами, Ник не успел закрыть за собой дверцу машины, как был встречен Владой, невесть откуда взявшейся у него за спиной.

— Ник, как хорошо, что ты прилетел.

— А я то как рад, — хмыкнул он в ответ, окинув ее оценивающим взглядом. Выглядела она куда свежее, чем при их последней встрече. Даже следы усталости почти прошли, только печально-задумчивые глаза выдавали ее с головой. — Чего здесь стоишь?

— Боюсь, что Маркус узнает, что я здесь, — грустно улыбнулась девушка и кинула взгляд на астон мартин, спрятанный в тени деревьев. — Поговорим в машине? Жутко холодно.

— Разве нам есть о чем говорить? — удивленно вскинул бровь Ник, не понимая, куда клонит Влада. — Мне некогда, нужно успеть на рейс обратно.

— Я не займу у тебя много времени, но нам нужно поговорить об Эмили, не хочу, чтобы она узнала от тебя лишнего. Ей и так крайне тяжело, не хочу, чтобы стало еще хуже.

Вздохнув, она направилась в сторону своей машины, даже не посмотрев, пошел ли Ник за ней. Через пару секунд он последовал за ней, засунув руки в карманы пальто, в попытках согреться, и вскоре оказался в теплом салоне авто, в котором вкусно пахло морем.

— Не тяни кота за хвост.

— Ник… — начала Влада, но тут же замолчала, нервно поджала губы и опустила взгляд, не зная, как начать разговор. Нервно закурила тонкую сигарету и тут же открыла окно, избегая пытливого взгляда Николаса.

— Я тридцать один год Ник, что ты сказать хотела?

— Эмили… — она все же посмотрела его в глаза, — она была беременна.

— Была? — непонимающе нахмурился он.

— Да, была. После всего случившегося… Она потеряла ребенка.

— И какой у нее был срок?

— Два с половиной месяца, — Влада помолчала, разглядывая непонимающее лицо Ника и, стряхнув пепел с сигареты, продолжила: — Это был твой ребенок. Мне так жаль…

Николас молчал. Сначала хмуро разглядывал ее лицо, пытаясь найти в нем намек хоть какой-то подвох, но она выглядела искренне обеспокоенной, будто бы ей действительно было жаль. Жаль его, жаль Эмили, жаль неродившегося ребенка. Его ребенка. Жутко захотелось курить.

Он достал из кармана сигареты и закурил, разглядывая за окном безжизненный зимний пейзаж и серые стены больницы. Осознание ее слов как-то неприятно отдавалось где-то внутри, будто Ник действительно кого-то потерял. Кого-то родного, близкого, знакомого, а не фантом ребенка, которого он и знать-то не знал. Даже усмехнулся собственным мыслям, совершенно не понимая охватившее его чувство потери. Он на мгновение представил пухлого голубоглазого малыша на руках у счастливой Эмили, которая могла бы стать его, оставь он позади собственный эгоизм и поддайся порой овладевавшему им желанию приехать за ней и забрать ее. Она бы с ним поехала, он знал это наверняка. Только теперь не его Эмили была сломана, а его ребенок мертв. И виноваты в этом были лишь двое: он и Маркус.

— Ник?.. — подала голос Влада, когда молчание затянулось.

— Эмили знала о ребенке? — все же взглянул на нее он, выкинув сотлевшую сигарету.

— Об этом я и хотела с тобой поговорить… Это чудо, но Эмили не знала. Возможно, догадывалась, но точно не знала, она бы мне обязательно сказала, мы сильно сблизились с ней за эти месяцы. Мне повезло, что я успела поговорить с врачом раньше, чем он все рассказал ей. Мне удалось скрыть это от нее, по крайней мере на время, ей и так безумно плохо, это окончательно бы ее добило. И я не хочу, чтобы она узнала об этом сейчас, потом, позже, мы расскажем ей, но пока, Ник, я надеюсь, что это останется между нами и врачом. Для Эмили это, правда, будет тяжелейшим ударом.

— Останется, не переживай.

— Ты заберешь ее в Лондон? — поинтересовалась она и тут же продолжила, поймав непонимающий взгляд Ника. — Она рассказала мне о вашем договоре. Ты, конечно, тот еще козел, но ты меньшее из зол, ей будет слишком сложно одной в том доме…

— Тебя бы научить манерам, — хмыкнул он, возвращая себе прежнее самообладание. — Но жизнь тебя и так уже наградила твоим муженьком. Да и братец Эмили наверняка будет против такого переезда.

— Ее брат не будет против, он снова пропал.

— Пропал?

— После всего случившегося Том, вероятно, решил отомстить Маркусу, но тот его нашел раньше, чем он успел хоть что-то сделать. Теперь мой муж ищет его по всему городу в попытках свести с ним счеты за несостоявшееся убийство, а Том снова прячется, оставив Эмили совершенно одну, — Влада тяжело вздохнула, заправила выбившуюся мешающую челку за ухо и провела тонкими пальцами по рулю, глядя перед собой задумчивым взглядом. — Ты заберешь ее? Пообещай мне, что заберешь. Ей здесь без тебя не справиться одной, она пропадет.

— Заберу, если она сама этого захочет. Но, думаешь, со мной ей будет лучше? Ты сама знаешь, что такое криминал.

— Знаю, но уверена, что так действительно будет лучше. Этот проклятый город сломает ее, здесь несчастен каждый, ты ведь сам знаешь, — она видела, что он хотел что-то сказать ей, усмехнуться и возразить, но она тут же продолжила, не дав ему сказать ни единого слова: — Тебе пора, Николас. Она ждет тебя, да и до рейса осталось всего несколько часов. Только сначала поговори с ее врачом, доктором Генри Литтом, думаю, он расскажет тебе все куда подробнее, чем я. Прощай, может, еще свидимся.

— Это вряд ли, — хмыкнул Ник и открыл дверцу машины, покинув теплый салон, в который заглянул, не успев закрыть за собой дверь. — Прощай, Влада.

Он пронаблюдал, как за ближайшим поворотом скрылась ее машина, поежился от январского холода, снова засунув руки в карманы, и взглянул на начавшийся снег, пушистыми хлопьями опускавшийся на землю. Нужно было зайти в больницу, поговорить с врачом и забрать Эмили, навсегда забыв Чикаго, но он не мог себя заставить даже сделать шаг, так и стоя на одном месте, разглядывая серые неприглядные стены.

Внутри больница оказалась еще более неприглядной: бежевые стены затерлись от времени, белая кафельная плитка в приемном отделении местами потрескалась, а лица медсестер в форменной блекло-голубой одежде выражали либо крайнее раздражение, либо вселенскую скорбь. Ник даже усмехнулся после разговора с одной из них, оглядывающей его дорогую одежду с таким презрением и отвечавшей на его вопросы об Эмили и докторе Литте с такой раздражительной неохотой, что хотелось свернуть ей шею прямо здесь и сейчас. Но он все же сдержался, криво ей улыбнулся и последовал по сказанному ей направлению, петляя по унылым коридорам больницы.

— Доктор Литт?

Доктора, пожилого мужчину с седыми волосами и густыми усами, он нашел, когда тот выходил из одной из палат с папкой-планшетом с многочисленными листами.

— Он самый. А вы что-то хотели? Меня пациенты ждут, — доктор взглянул на него уставшими выцветшими голубыми глазами.

— Я не займу у Вас много времени, — заверил его Ник. — Я хотел поговорить с Вами об одной Вашей пациентке, Эмили Уилсон, она попала к вам чуть больше суток назад, после попытки вскрыть вены.

— Помню такую. А вы кем ей приходитесь, молодой человек? — прищурился мужчина, разглядывала Ника через толстые стекла очков.

— Скажем, женихом, — уклончиво ответил Николас. — Это не важно, доктор, да и зачем занимать Ваше время, верно? Я хотел поговорить об ее состоянии. Как она?

— Что ж, жених, — усмехнулся мистер Литт, поправил очки на носу и положил ручку в нагрудный карман халата. — Физически у нее состояние стабильное, поправится, но вот психически… После попытки самоубийства мы обязаны были поставить ее на учет к психиатру, колем ей успокоительное, пока она более-менее спокойна, но это не сможет продолжаться долго, ее нельзя оставлять без присмотра специалиста. Только держать долго мы не сможем, выпишем через пару дней, больше страховка не покроет.