– Что? – он поднял руку и потёр слезящиеся глаза. Легче не стало. – Ты о чём, мам? Я просто перебрал вчера сильно.
– Это я по запаху поняла. Но почему покрывало всё в крови? Ты лежишь, а под тобой какие-то кровавые пятна. Или это не кровь?
Секунд пять Денис морщился, пытаясь понять, о чём говорит Ольга Николаевна. Потом всё же опустил голову, посмотрел на покрывало… и его накрыло. Накрыло до такой степени, что показалось – сердце остановилось. Он даже протрезвел сразу.
Нет. Нет, нет, нет. Это же… не может быть правдой. Это сон, дурной сон. Не мог он… Лизу…
– Где Лиза? – спросил Денис, поднимая голову. Посмотрел на Ольгу Николаевну – а она смотрела на него, и глаза её постепенно наполнялись пониманием… и страхом.
– День?..
– Мама! – он вскочил, схватился за голову – затошнило. – Чёрт, где мой мобильник? Где Лиза?!
– Я не знаю! – Ольга Николаевна тоже сорвалась на крик. – Не знаю!
Денис, ругаясь, метался по комнате – телефона нигде не было. То ли стащили в той пивнушке, где он вчера бухал после разрыва с Кирой, то ли сам посеял.
– День… Ты… – Голос у матери дрожал, срывался. – Ты…
Она явно не могла спросить то, о чём думала.
– Я был пьян, – ответил Денис глухо. – Я не соображал. Мы с Кирой вчера расстались. Я её… поймал с поличным, скажем так.
Да уж, выходящий из их – точнее, из её, – квартиры мужик и полуголая Кира, целующая его на прощание – сомнительное зрелище. Они поругались, поорали друг на друга, а потом Денис пошёл и напился.
Возвращаться к Кире было невозможно, и он вернулся сюда.
– При чём тут Лиза? – почти прошептала Ольга Николаевна.
– Ни при чём. – Во рту стало ещё противнее, чем было, хотя казалось, что противнее уже некуда. – Она просто… попала под горячую руку. Мам, дай телефон, пожалуйста. Мне нужно ей позвонить. Я боюсь, она может что-нибудь с собой сделать.
Последний раз Денис видел такое выражение лица у матери в тот день, когда ей сказали, что её муж умер, не приходя в сознание.
– Ты её изнасиловал? – выдохнула она резко, зло, и глаза блестели от невыплаканных слёз.
Денис не смог ответить «да» – просто кивнул. Ольга Николаевна несколько секунд молча смотрела на него, а потом шагнула вперёд и изо всех сил ударила по лицу. Так же молча развернулась и вышла из комнаты.
Вернулась она через минуту, почти кинула в него свой телефон и вновь вышла. Причём не только из комнаты, но и из квартиры тоже.
Денис начал звонить Лизе – раз, другой, третий… Она не брала трубку. Тогда он написал ей в вацап. Но практически сразу заметил, что в приложении перестало отображаться время Лизиного последнего посещения – значит, она добавила номер Ольги Николаевны в чёрный список. Наверняка и его номер тоже.
Хоть бы она ничего с собой не сделала…
Ольга Николаевна тем временем, захватив из дома записную книжку с номерами телефонов – она по старой советской привычке до сих пор записывала все номера вручную, не доверяя технике, – бегала по двору, просила мобильники у местных мамочек с колясками и набирала номер Лизы. Она надеялась, что девочка ответит хотя бы на незнакомый звонок, но Лиза продолжала молчать.
Тогда Ольга Николаевна позвонила Вере. Сестра Лизы разговаривала совершенно спокойно – значит, не в курсе. И непонятно было, радоваться этому или нет. То ли Лиза просто ещё не успела рассказать, то ли… жива ли вообще её девочка?..
Вера перезвонила минут через пять.
– Лиза сказала, что с ней всё в порядке, – произнесла она, и Ольга Николаевна почувствовала, как от облегчения ноги становятся мягкими, словно вата. Они совсем перестали её держать, и она медленно опустилась на лавочку возле подъезда. – И будет в порядке. Просила передать. Чтобы вы не волновались.
– Спасибо огромное, Вера, – прошептала Ольга Николаевна. – А… как у неё голос?
– Да ничего. Напряжённый только немного. Как я поняла, они с вашим Денисом поссорились. Вы не переживайте, – продолжила Вера сердечно, – помирятся.
Помирятся… Ольге Николаевне очень хотелось в это верить, но увы – она понимала, что после такого невозможно помириться. Да, Лиза никогда в жизни не пойдёт в полицию, но это не значит, что она захочет мириться.
– Да. Спасибо.
Эх, Денис, Денис… Она так надеялась, что рано или поздно сын образумится и увидит, какой прекрасный цветок цветёт рядом. И не только цветёт, но и любит – искренне, по-настоящему, с самого детства.
Конечно, милая маленькая Лиза простит её сына. Она ведь добрая и великодушная девочка. Но… цвести для него она уже больше никогда не будет.
Весь день Денис пытался связаться с Лизой, но безуспешно. Мать с ним не разговаривала. Просто молча приготовила обед, поставила перед его носом тарелку с жареной картошкой и отбивной, и ушла к себе в комнату. От неё веяло холодом и разочарованием.
Ближе к девяти часам вечера Денис спустился на этаж ниже и позвонил в Лизину квартиру.
Открыла Вера. Она улыбалась, сжимая в руке ладошку дочери – значит, ничего не знает. Знала бы, не улыбалась ему, а вмазала, как мама.
– Привет, Денис. А Лизы нет, – сказала она почти весело, – и вообще она теперь здесь больше не живёт.
– Не живёт?
– Ага. Комнату решила снимать. Просила тебе не говорить, где, так что я ничего не скажу. – Вера усмехнулась. – Так что иди, иди. Нету её. Думай, как грехи замаливать.
Дверь закрылась, а Денис ещё долго стоял на лестничной площадке и на самом деле думал, как и сказала Вера.
Но ничего не придумывалось. Все слова казались банальностью, цветы – обычной пошлостью, и от отчаяния сердце болело так, что Денис не понимал, как оно до сих пор не остановилось.
Он вернулся домой. Ольга Николаевна сидела в гостиной и занималась ежевечерним ритуалом – вязала. Подняла голову от рукоделия, посмотрела на Дениса взглядом, в котором не было ничего, кроме разочарования, и сказала:
– Хорошо, что твой отец не дожил до этого дня.
***
Лиза совершенно не помнила, как уснула. Последние её воспоминания были связаны с тем, как Володя давал ей длинную белую футболку вместо ночнушки, пару полотенец и какой-то халат. Потом она, наверное, переоделась и упала в постель.
Комната ей очень понравилась. Она явно была раньше детской – светлые обои и мебель, персиковые шторы, раскладной диван с рисунком в виде яблочек… Лиза бы спросила у Володи, кто тут раньше жил, но слишком сильно хотела спать, а утром оказалось некогда.
Володя разбудил её, не трогая – просто позвал и открыл дверь, чтобы она слышала, как он ходит мимо. Лиза поднялась, вышла из комнаты… и застыла, наткнувшись в коридоре на соседа в одних только спортивных штанах.
На голом мускулистом торсе блестели капельки воды, оставшиеся после душа, и пахло мылом и ещё чем-то таким… мужским…
Лиза сглотнула собственный страх и сделала шаг назад, в комнату.
– Доброе утро, – сказал Володя спокойно. Он чуть нахмурился, явно заметив её реакцию, и поменял позу, встав полубоком. – Я тебе половину завтрака оставлю. Ты омлет ешь?
– Я… – она вновь сглотнула. – Не завтракаю…
– Я же говорил – придётся, – произнёс он совершенно безапелляционно, напомнив Лизе Машу. – Не завтракать вредно. Или хочешь попасть в больницу? У нас в отделении половина больных такая – которые завтракать не любят. У них от этого гастрит, язва, панкреатит и холецистит. Так что придётся завтракать, пока здесь живёшь.
Удивительное дело, но этот Володин монолог привёл Лизу в чувство – страх схлынул. Правда, она всё ещё не могла пройти мимо мужчины по коридору к ванной – ждала, пока он куда-нибудь уйдёт.
– Ладно, я поем.
– То-то же.
Володя скрылся на кухне, и Лиза, выдохнув, шмыгнула в ванную.
Минут через пятнадцать она вышла, неуверенно кутаясь в выданный халат. Он был мужским, и от этого тоже было не по себе.
Володя заканчивал завтракать, а рядом с ним на табуретке сидел…