Для начала он заявил, что содовая вода – вещь сама по себе недурная – может застудить желудок, если ее не сдобрить элем или небольшой порцией коньяка, причем последний предпочтителен во всех смыслах, кроме одного – сильно бьет по карману. Так как никто не рискнул оспаривать это положение, мистер Свивеллер сообщил нам, что волосам человека свойственно долго сохранять запах табачного дыма и что юные воспитанники Итона и Вестминстера поглощают огромное количество яблок, дабы отбить запах сигар, и все же изобличаются в курении своими рачительными друзьями, ибо, как уже было сказано, волосы обладают этой удивительной особенностью. Отсюда вывод: если б Королевское общество заинтересовалось вышеизложенным обстоятельством и изыскало в недрах науки способ предотвратить подобного рода нежелательные разоблачения, члены его заслужили бы славу благодетелей рода человеческого. Не встретив возражений и на сей раз, он уведомил нас далее, что ямайский ром – напиток душистый, отменного букета – имеет один весьма существенный недостаток, а именно: на другой день после него остается неприятный вкус во рту. Поскольку среди присутствующих не нашлось смельчаков, которые отважились бы опровергнуть это, мистер Свивеллер окончательно разошелся и стал еще словоохотливее и откровеннее.

– Куда это годится, джентльмены, когда между родственниками начинаются ссоры и дрязги! – воскликнул он. – Если крыльям дружбы не пристало ронять ни перышка, то крылья родственных уз и подавно должны быть всегда распростерты над нами в безмятежном покое; и горе тому, кто окорнает их! Почему дедушка и внук с остервенением грызутся между собой, вместо того чтобы блаженствовать в обоюдном согласии? Почему бы им не протянуть друг другу руку и не предать прошлое забвению?

– Да замолчи ты! – крикнул его приятель.

– Сэр! – обратился к нему мистер Свивеллер. – Прошу не перебивать председателя. Джентльмены! Обсудим, как обстоит дело. Вы видите перед собой милейшего старенького дедушку – произношу эти слова с чувством глубокого почтения к нему – и его непутевого внука. Милейший старенький дедушка говорит своему непутевому внуку: «Я растил и учил тебя уму-разуму, Фред. Я поставил тебя на ноги, а ты взял да и свихнулся, как это часто случается с молодыми людьми, и теперь больше ко мне не суйся». На что непутевый внук возражает ему следующее: «Вы, дедушка, из богачей богач и не так уж много на меня потратились. Деньги вы копите для моей маленькой сестрички, которая живет у вас в заточении, настоящей затворницей, и даже понятия не имеет об удовольствиях. Так почему бы вам не уделить ну хоть самую малость вашему взрослому внуку?» А милейший старенький дедушка отвечает и говорит, что он отнюдь не намерен раскошелиться с той охотой и с тем благодушием, которые производят столь выгодное и отрадное впечатление в человеке его лет. Более того! Он грозит при каждой встрече устраивать внуку головомойку, пилить его и всячески порочить. Итак, спрашивается: не прискорбно ли такое положение вещей и не лучше ли было бы почтенному джентльмену откупиться умеренной суммой и поладить на этом ко всеобщему удовольствию?

Произнеся эту торжественную речь, сопровождавшуюся выразительным помахиванием рук, мистер Свивеллер вдруг сунул в рот набалдашник, очевидно для того, чтобы ни одним лишним словом не испортить впечатления от своего монолога.

– Боже мой, Боже! – воскликнул старик и повернулся к внуку. – Зачем ты преследуешь и терзаешь меня? Зачем ты водишь сюда своих беспутных приятелей? Сколько раз мне повторять, что я бедняк, что жизнь моя полна забот и лишений?

– А мне сколько раз повторять, что это неправда? – сказал молодой человек, холодно глядя на деда.

– Ты избрал себе путь. Так следуй же этим путем, оставь меня и Нелл в покое, мы с ней труженики.

– Нелл скоро будет взрослой девушкой, – возразил ему внук. – Под вашим влиянием она совсем отступится от брата, если он перестанет навещать ее хоть изредка.

– Смотри, как бы она не отступилась от тебя, когда тебе меньше всего захочется этого! – сверкнув глазами, воскликнул старик. – Смотри, как бы не настал день, когда ты будешь босой скитаться по улицам, а она проедет мимо тебя в пышной карете!

– А день этот наступит, когда ей достанутся ваши деньги? Послушайте, что он говорит, наш бедняк!

– И все-таки мы бедняки, – вполголоса, будто размышляя вслух, пробормотал старик. – И нам так трудно живется! Ведь все во имя ребенка, невинного, чистого… а удачи нет! Надейся и терпи! Надейся и терпи!

Эти слова были сказаны совсем тихо, и молодые джентльмены не расслышали их. Мистер Свивеллер, вообразив, что они служат выражением душевной борьбы, начавшейся под могучим воздействием его речи, ткнул приятеля тростью и, шепнув: «Проняло!» – потребовал процентов с ожидаемой поживы. Впрочем, когда ошибка обнаружилась, он немедленно осовел, надулся и стал намекать на то, что сейчас самое время удалиться, – как вдруг дверь отворилась и в комнату вошла Нелли.

По пятам за девочкой шел пожилой человек на редкость свирепого и отталкивающего вида и к тому же ростом настоящий карлик, хотя голова и лицо этого карлика своими размерами были под стать только великану. Его хитрые черные глаза так и бегали по сторонам, у рта и на подбородке топорщилась жесткая щетина, а кожа была грязная, нездорового оттенка. Но что особенно неприятно поражало в его физиономии – это отвратительная улыбка. По-видимому, заученная и не имеющая ничего общего с веселостью и благодушием, она выставляла напоказ его редкие желтые зубы и придавала ему сходство с запыхавшейся собакой. Костюм этого человека состоял из сильно поношенной темной пары, высоченного цилиндра, огромных башмаков и совершенно слежавшегося грязно-белого фуляра, которым он тщетно старался прикрыть свою жилистую шею. Его черные, с сильной проседью, волосы – вернее, жалкие их остатки – были коротко подстрижены у висков, а на уши спадали сальными космами. Руки, грубые, заскорузлые, тоже не отличались опрятностью; длинные кривые ногти отливали желтизной.

Я успел заметить все эти подробности, так как они настолько бросались в глаза, что особой наблюдательности тут и не требовалось, а кроме того, первые несколько минут все мы хранили молчание. Девочка застенчиво подошла к брату и протянула ему руку; карлик (мы так и будем его называть) внимательно приглядывался ко всем нам, а старый антиквар, видимо не ожидавший этого странного гостя, был явно смущен и расстроен его приходом.

– Ага! – сказал наконец карлик, поглядев из-под ладони на молодого человека. – Если я не ошибаюсь, любезнейший, это ваш внучек?

– К сожалению, вы не ошибаетесь, – ответил старик.

– А это? – Карлик показал на Дика Свивеллера.

– Его приятель, такой же незваный гость.

– А это? – осведомился карлик, круто поворачиваясь и тыча пальцем в меня.

– Этот джентльмен был так добр, что довел Нелли до дому, когда она заблудилась, возвращаясь от вас.

Карлик шагнул к девочке с таким видом, точно хотел пожурить ее или выразить ей свое удивление, но, увидев, что она разговаривает с братом, молча наклонил голову и стал прислушиваться.

– Ну, признавайся, Нелли, – громко сказал молодой человек. – Чему тебя здесь учат – ненавидеть меня?

– Нет, нет! Что ты! Зачем ты так говоришь? – воскликнула девочка.

– Так, может, учат любить? – с насмешливой гримасой продолжал ее брат.

– Ни то и ни другое, – ответила она. – Со мной просто не говорят о тебе. Никогда не говорят.

– Ну еще бы! – Он метнул злобный взгляд на деда. – Еще бы! Этому я охотно верю.

– Но я люблю тебя, Фред! – сказала девочка.

– Не сомневаюсь.

– Правда, люблю! И всегда буду любить! – с чувством повторила она. – И любила бы тебя еще больше, если бы ты не огорчал и не мучил его.

– Понятно! – Молодой человек небрежно нагнулся к сестре, чмокнул ее и тут же отстранил от себя. – Ну, хорошо. Урок свой ты заучила твердо, теперь можешь идти. А хныкать нечего – мы с тобой не поссорились.