Когда карета проезжала по мосту через Ла Тьен, Ли невольно выглянула в окно. Ей показалось, или среди работавших там пленных действительно была высокая худая фигура той самой девушки? Гертонцы стояли спиной к транспорту, согнувшись в три погибели, работая лопатами, поэтому девочка не видела их лиц — ей оставалось только гадать.

Юбин и Хандон вышли раньше, а Гахён с мачехой доехали до самой типографии. Это было зелёное двухэтажное здание с большими окнами, нетронутое войной. Открыв широкую входную дверь из давно потемневшего дерева, девушки сразу же оказались среди длинных печатных станков, которые шумно работали, выплёвывая из себя листы свежего номера газеты. У каждого агрегата стояло по трое человек, контролировавших процесс. Ли невольно засмотрелась на бесконечный поток желтоватых страниц, но Джию взяла её за руку, сказав подняться вместе с ней наверх к директрисе.

Деревянная лестница, застеленная ковром, привела их прямо к приоткрытой двери рабочего кабинета. Здесь стояли несколько столов, за каждым из которых сидели люди: кто-то рисовал карандашом на потёртой бумаге, кто-то нервно отстукивал текст на печатной машинке, кто-то быстро перекидывал костяшки на счётах, после чего делал пометки на измятом листе. В дальнем конце комнаты, лицом к двери, за большим тяжёлым столом сидела женщина с очень серьёзным выражением лица, которое, однако, быстро сменилось на радостное, едва она увидела вошедшую в помещение Минджи.

— Наша золотая художница! — сказала женщина.

Та неловко рассмеялась:

— Да будет вам, мадам Тэён! «Золотая»… куда мне там…

— Туда тебе там! — ответила Тэён. — Ты рисуешь прекрасно, у нас новую книгу с твоими иллюстрациями раскупят в первую же секунду!

Джию ещё больше засмущалась.

— Да-да-да! — продолжила директриса. — Так, ладно. Ты принесла рисунки, да?

Художница кивнула.

— Отлично! Тогда останься, потому что нужно будет их обсудить с мсье Сэюном и обговорить ещё пару вопросов.

Тэён указала рукой на сидящего перед ней мужчину с вытянутым лицом и длинным выразительным носом. Писатель встал, приветливо улыбнулся Минджи и представился:

— Ким Сэюн, автор сборников «Сказки дедушки Виви» и «В четыре по полудню». По забавному стечению обстоятельств, вы работаете над картинками к моей книге уже третий раз, но мы так ни разу и не пересекались. Я всё хотел с вами встретиться — у вас прекрасное видение и стиль.

— Оу, как приятно, — Джию хихикнула. — Я Ким Минджи.

— Так, лисичка, садись сюда, нам нужно многое будет обсудить, — директриса кивнула на ещё один стул перед своим столом.

— Джию, ты надолго? Можно я пока погуляю немного по городу? — спросила Гахён, беря мачеху за руку.

Ли было интересно получше рассмотреть Пуан.

Ким ненадолго нахмурилась, затем сказала:

— Хорошо, но только далеко не уходи и будь поосторожнее. Сейчас двенадцать, в три встречаемся в пекарне Шиён. Ты же помнишь, где это?

— На главной площади, напротив собора Святого Габриэля. Его башню видно с любого конца города, — уверенно ответила Хён.

Минджи заботливо улыбнулась, затем покопалась в своей сумке и вытащила оттуда несколько монет:

— На, возьми, если вдруг что-то купить захочешь. Только смотри, бери там, где заранее написана цена, чтобы тебя не обманули.

— Хорошо, — кивнула девочка. — Я пошла!

— Удачи!

Они помахали друг другу, Ли спустилась вниз и вышла из типографии.

Пуан медленно оправлялся после войны. Тут и там люди красили стены, вставляли новые окна и двери, разбирали завалы погоревших вторых этажей. Случайные прохожие несли в руках какие-то большие пакеты и свёртки, здоровались и кивали друг другу, желали приятного дня и двигались дальше. Кто-то высаживал цветы в клумбах и горшках, большими пилами срезали обугленные деревья и вместо них бережно помещали в рыхлую землю тоненькие саженцы. Проезжали телеги, рядом протарахтел немного неказистый автомобиль с открытой крышей. Город заново учился дышать полной грудью.

Мимо Гахён с задорным смехом пробежали несколько ребятишек. Она посмотрела на них и улыбнулась, вспоминая, как точно так же бегала по Ламорту со своими братьями и соседскими детьми. Удивительно, но эти мысли не причиняли ей боль, а наоборот, дарили неясное тепло. Ли впервые поняла, что воспоминания могут быть счастливыми. Ещё шире улыбнувшись, она двинулась дальше по тёплым улочкам весеннего города.

Побродив по переулкам, она вдруг наткнулась на ресторан, в чьих больших широких окнах заметила мадам Юбин и Хандон. Офицерка держала в левой, скрытой перчаткой руке белую чашку и смеялась над чем-то, что сказала сидящая напротив Дами. Донги поставила чашку и с нежностью посмотрела на женщину. Та вдруг перегнулась через стол и чмокнула солдатку прямо в губы. Она покраснела, засмущалась и посмотрела по сторонам. Увидела удивлённо смотрящую на них Хён и быстро отвела взгляд, рассмеявшись. Хандон сказала что-то Юбин, та посмотрела в окно, приветливо помахала Гахён и тоже рассмеялась. Девочке стало неловко, и она быстро скрылась за углом.

Что это они делали?! Они целовались?! Но почему? Ли вспомнила слова своей матери, что люди делают так, когда любят друг друга. Староста и офицерка любят друг друга?! Точно! Всё встаёт на свои места! Вот чем они напоминали ей родителей! Вот что за «ауру» чувствовала Ли! Это была любовь! Искренняя любовь между двумя людьми, которую всегда видно со стороны. Получается, между Джию и Шиён тоже любовь? И завтрашний пикник — это их свидание? Но Гахён же тогда будет лишней? Девочка решила поговорить об этом с мачехой позднее. Она ни в коем случае не хотела мешать им.

Погружённая в эти мысли, Хён не заметила, как оказалась на окраине города, у того самого моста через Ла Тьен. Видимо, у гертонцев сейчас был обеденный перерыв, потому что они все сидели на берегу рядом с мостом и ели что-то из мисок. Ли посмотрела на пленных. Они были худы, под глазами у каждого залегли большие круги, а кожа выглядела сухой. Здесь были как мужчины, так и женщины разных возрастов. Чуть поодаль ото всех сидела та самая девушка с невероятно печальными глазами. Она безжизненным взглядом смотрела на миску, полную какой-то непонятной светло-коричневой массы. Ложка лежала у её ног, а сама гертонка так и не притронулась к еде. Гахён неуверенно подошла к ней и присела на корточки в паре метров поодаль.

— Почему ты не ешь? — тихо спросила девочка. — Ты выглядишь такой изнемождённой.

Она даже не пошевелилась. С трудом разлепив губы, лишь прохрипела:

— Я не могу есть…

— Почему? — продолжала Хён.

— Это моё наказание… моя кара… за то… что я убивала…

Пленница сжимала и разжимала кулаки, уперев взгляд в землю.

— Я обречена… каждый день… видеть то… что сама уничтожила… это мой… ад…

— Но это не ад.

Гахён нагнула голову, пытаясь посмотреть в глаза собеседнице.

— Я… в стране… чьих детей… убивала… пленница… в стране… чью землю… взрывали наши снаряды… я каждый день… вижу лица тех… кого мне… было приказано… убивать…

Она медленно подняла свой мёртвый взгляд на Ли:

— Это мой ад…

— Но ты же не была рождена убивать?

Девочка вдруг всем своим сердцем смогла почувствовать тяжесть ноши гертонки. Ей хотелось хоть немного помочь справиться с этим. Хён увидела в сидящей перед ней пленнице отражение боли всех тех, с кем успела познакомиться за то недолгое время, что прошло с переезда в Блорели. Гахён понимала, что её сил мало, чтобы изменить чужую жизнь, но она хотела хотя бы попытаться.

— Ч-что? — выдохнула девушка.

— Ты не была рождена убивать, — лишь увереннее повторила девочка. — Как тебя зовут?

— Ю… Юхён.

— Ты же не родилась солдаткой, Юхён?

— Нет… я родилась… в семье учителя… у меня было… образование… перспективы… меня мобилизовали… под конец войны… когда сил Кригсрайха… уже не хватало… я не должна была… убивать…

Юхён шумно дышала и говорила со всё бóльшим акцентом. Ли едва удавалось понимать её.

— Видишь? Ты не была рождена убивать. У моей подруги есть ваш мех, который она переделала в трактор. Когда-то он тоже убивал и уничтожал, а теперь создаёт — сеет и пашет. Моя подруга говорит, что он так искупляет свою вину. Раз он, созданный разрушать, может это, то ты точно сможешь!