====== Глава 1. Всё правда будет зелёным? ======

Комната была залита ярким полуденным солнцем через большие распахнутые настежь окна. Город в разгар дня был необычайно тих, весенний аромат цветущих трав и деревьев не щекотал ноздри. Не щебетали птицы, не стучали трамваи, лишь изредка цокали копытами лошади. Не разговаривали люди.

Это был один из немногих нетронутых бомбёжками домов, и поэтому здесь организовали приют для детей, потерявших на войне родителей.

Гахён сидела на скамейке в дальнем углу комнаты и смотрела на свои рваные туфельки. Она привыкла сидеть так часами в подвалах, прячась от гертонских снарядов. Она уходила в себя, и время проходило незаметно. Это помогало не сойти с ума. Гахён словно переставала слышать звуки. Взрывы, крики раненых, писк обгладывающих чью-то ногу крыс, треск пожара — всё это уходило куда-то далеко, становилось нереальным, превращалось в странную фантазию, дурной сон, который лишь смутно помнится на утро. Сколько так просидела Гахён? Может, она до сих пор прячется в сыром подвале, пока сверху полыхает земля? Может, эта залитая солнцем комната, кучка других детей и лишённый запахов и звуков город – просто плод воображения девочки? Тихое место, созданное её разумом, чтобы укрыться от жестокого мира?

Входная дверь открылась, и к ней тут же подскочила воспитательница. Гахён дёрнулась, выходя из своего сна наяву, и уставилась на вошедшую. Это была красивая высокая девушка с вьющимися чёрными волосами и сияющей улыбкой. Она словно сама была лучиком света, затмевавшим собой даже полуденное солнце.

— Здравствуйте! — воспитательница была рада любому гостю, который потенциально мог забрать хотя бы одного ребёнка.

Гахён в приюте уже две недели и почти всё время просидела в бессознательном состоянии, поэтому не помнила, забирали уже кого-то или нет.

— Да, здравствуйте! — голос сияющей девушки был подстать её внешности — такой же лёгкий, переливающийся, словно маленькие волшебные колокольчики. — Я бы хотела взять ребёнка.

— Отлично! — воспитательница старалась быть максимально дружелюбной, — но вы же знаете, что должны предоставить определённые бумаги, чтобы взять сироту под опекунство?

— Да-да! — гостья начала искать что-то в своей сумке, — у меня всё есть!

— Тогда пройдёмте в мой кабинет, я всё посмотрю.

И они удалились.

Кого-то заберут. Эта мысль не вызывала у Гахён никаких эмоций. После первых бомбардировок два года назад у Гахён уже ничего не вызывало эмоций. Всё потеряло смысл, едва девочка увидела, насколько ничтожна и хрупка человеческая жизнь, которую могли оборвать взрыв, случайная пуля, упавший обломок, закопанная мина, злой вражеский солдат, голод, крысы, тьма. Как можно испытывать что-то, когда в любую минуту ты можешь быть раздавлен и стёрт?

— Привет!

Гахён подняла глаза и прямо перед собой увидела сияющую улыбку незнакомки и её протянутую белую руку, пахнущую лавандой. Вместо ответа девочка слегка нахмурила брови. Этот жест заменил ей в последнее время почти все слова.

— Я Ким Минджи, — представилась девушка, — но можешь звать меня просто Джию. А как зовут тебя?

— Гахён, — едва слышно сказала девочка.

После бесконечных дней молчания её голос звучал будто чужой.

— Какое красивое имя! — Джию наклонила голову вбок.

Она выпрямилась и нежно сказала:

— Вставай, бери свои вещи. Теперь ты будешь жить со мной!

И она весело, с какой-то наивной детской искренностью рассмеялась.

— У меня есть вещи? — Гахён посмотрела из-под нахмуренных бровей на воспитательницу.

Та растерялась, перевела взгляд на Минджи, которая сразу же поняла, в чём дело. Она снова протянула руку девочке:

— Пошли, зайдём в пару магазинов, купим тебе что захочешь, а потом поедем ко мне в деревню. Там тихо и уютно, тебе понравится.

Гахён встала и взяла Джию за руку. Её ладонь была мягкой, нежной и тёплой. Девочка почему-то сразу подумала про свежеиспечённый хлеб и нагретую летним солнцем воду в мелкой речушке. Рука мамы Гахён тоже когда-то была такой. Пока не стала обугленной и чёрствой от пламени. Ли держала её, пока играющий рядом огонь сушил глаза, а дым буквально выедал их. Но в тот момент чувства и звуки перестали существовать — была только шершавая рука с расплавившимся обручальным кольцом на пальце, торчащая из-под обломков их дома, где Гахён провела всю свою недолгую жизнь. Вокруг рвались снаряды, кричали люди, над головой гудели воздушные корабли, коптившие небо дымом труб, многотонные мехи сотрясали землю своей поступью, в нос бил смрад горелой плоти. Всё это было одновременно дурным сном и удручающей реальностью.

Девочка одёрнула руку, сложилась пополам и шумно задышала, пытаясь отогнать от себя эти видения. Джию приобняла её за плечи и начала что-то мягко шептать. Гахён не разбирала слов, но это, на удивление, успокоило. Через пару минут она пришла в себя.

— Тебе лучше? — спросила Минджи.

Она с беспокойством смотрела на девочку. Та кивнула. Стоявшая рядом воспитательница была растеряна.

— Давай уже пойдём, — сказала Джию, делая шаг.

За руку Гахён она решила не брать. Ли пошла вслед за ней, и они наконец вышли наружу.

Война ранила Пуан не так сильно. Боевые действия в этом районе длились около двух недель. На несколько дней гертонцы полностью оккупировали город, продвинув линию фронта чуть западнее Пуана, однако их быстро выбила отсюда фражийская армия. Но несмотря на это, даже здесь были видны разрушительные последствия войны. Плитка, которой были вымощены улицы, во многих местах оказалась разбита в мелкую щебёнку; у половины домов были пробиты или сожжены вторые и третьи этажи; трамвайные рельсы были выломаны или вовсе отсутствовали; деревья стояли обугленные; редкие прохожие были одеты в потрёпанную грязную одежду. Кое-где виднелись наспех возведённые столбы, опутанные проводами.

Минджи глубоко вдохнула, прикрыв глаза, и улыбнулась:

— Войска ушли отсюда четыре месяца назад, и многое ещё не открылось, но тут недалеко есть пара работающих магазинов одежды. Зайдём туда, возьмём тебе вещей, потом заскочим к моей подруге, у которой я остановилась — мне нужно забрать сумки — и отправимся домой. Хорошо?

И она кивнула, словно соглашаясь сама с собой. Девочка повторила этот жест. Джию бодро зашагала куда-то по улице, и Гахён оставалось только следовать за ней.

— Я помню Пуан ещё до войны. Ты удивишься, но это был такой живой, хоть и маленький городок! — Ким пыталась отвлечь Ли разговорами. — Тут постоянно катались трамваи, сновали люди, даже были машины! Машины такие странные. Выглядят как кареты без лошадей, ещё шумят сильно и воняют похлеще, — она хихикнула. — Зачем их покупать? Уж лучше тогда на трамвае ездить или лошадь купить. Лошадь, она хоть живая, её погладить можно, слово доброе сказать. А машина? С ней поговоришь? Кусок металла неживой. Всё равно что с небесным кораблём или мехом болтать. Толку ноль, ещё за сумасшедшую сочтут.

Она снова рассмеялась. Её смех был таким лёгким и заразительным. Гахён было просто приятно его слушать. Джию вообще располагала к себе — это чувствовала даже отрешённая от мира Ли. Погружённая в свои мысли, она вполуха следила за речью Минджи.

Они прошли мимо широкого одноэтажного здания, с четырёх сторон окружённого дорогой. По большому сломанному баннеру на крыше можно было понять, что некогда это был кинотеатр. Девочка никогда не видела кино, лишь слышала о нём. До войны ей было интересно побывать в кинозале, посмотреть чёрно-белый фильм. Какую-нибудь комедию. Она не знала, что это такое, но напыщенные парни в пиджаках и девушки в лёгких платьях в её родном городе постоянно говорили о комедиях и хвастались, кто какие смотрел. Когда-то это было мечтой Гахён. Когда она ещё была обычной девочкой. Когда ещё не началась война.

— Пуан, конечно, хороший, но городская суета вообще не для меня — мне больше нравится тихая, размеренная деревенская жизнь. Я поэтому так рада жить в Блорели. Это деревенька к западу отсюда. Гертонцы туда не дошли — их остановили в десяти километрах. Там у меня свой домик, милый сад, где я рисую, хорошие соседи. Я надеюсь, тебе там понравится. Там спокойно и уютно, — продолжала говорить девушка.