– Снова и снова. Уж поверь мне, я немало повидал. Получит оберег, и твари… или как вы их между собой называете? …

– Тени…

– … исчезнут. Мальчишка сразу воспрянет. Поможет пару раз ученым с ритуалами, а в остальное время будет гоняться за монстрами в компании себе подобных. Это решено, ты сам знаешь.

Я проглотил комок в горле. Ради избавления от теней Янни что угодно сделает. Даже доверится вооруженным незнакомцам.

– Если все решено, зачем мы разговариваем? – он улыбнулся в усы.

– Затем, что сегодня я добрый. В другой день я бы стер тебе память, взял бы с мальчишки клятву крови и молчания, и дело с концом. Он бы сразу согласился, – Адамон дернул бровями. Я отвел глаза.

Магия. Для меня – слово с дынным привкусом. Для брата – чудо, спасение от тьмы. Конечно, он бы согласился.

Но если нет? Что случилось бы тогда?

– Тебе очень повезло. Сегодня я сентиментален, – повторил он. Хотя в любой момент могу передумать, – осталось несказанным, но отчетливым. – Сегодня, ты тоже можешь стать частью Университета, если захочешь. Поверь мне, даже для пустых, как ты и я, здесь найдутся интересные занятия.

Что-то в его тоне и жестах ускользало от меня. Что-то важное пряталось за стеклами бликующих очков.

А если без меня Янни откажется?

Но он не откажется.

Но если? Они сотрут память нам обоим? Или только мне – о нем. И никто не узнает, куда он пропал, не узнает про алый Камень и овраг, про другой мир рядом с нашим.

… или один я откажусь. Что я потеряю?

За дверью раздался взрыв хохота. Брат. Я потеряю брата. Как если бы он просто ушел одной из ночей и вернулся – другим человеком. Которому нечего мне рассказать. До дрожи легко представить. Адамон А. Влодек не моргая смотрел на меня: ты не можешь вечно за ним таскаться, – вроде, она говорила иначе?

К черту. Я произнес то, что он хотел услышать:

– Спасибо. Я в долгу перед вами.

Усмехнувшись, мужчина поставил размашистую подпись внизу страницы.

– Мы будем часто встречаться, коллега. В администрации пригодятся лишние руки. Рассчитаешься, – захлопнул папку и поднялся. Протянул руку через стол. – Официально вы поступили в кадетское училище, почитаешь потом в контракте. Условия расторжения договора на обучения там тоже прописаны, помимо них исключение грозит изъятием воспоминаний о магии и всем, что с ней связано. Добро пожаловать в Университет.

Влажное и вялое рукопожатие скрепило контракт. Что, если – повисло в воздухе. Я принял решение за нас обоих, а после никогда не спрашивал, как поступил бы Янни.

Я должен был спросить. Все еще должен. Сердце бухает в груди, ладони потеют – тщательно вытираю о футболку, моя очередь комкать ткань. Янни смотрит в пустоту, кисти безвольно лежат на законченном узоре. Облизываю пересохшие губы.

Спрашиваю:

– Ты здесь?

Не то.

– Ты меня слышишь?

Нет.

– Ты сможешь меня простить?

Эта боль в груди никогда не уходит. Свернулась тугим гадючьим узлом и время от времени поднимает голову.

Она цвета золота и пахнет дыней.

Она переживет моего брата.

Который едва не подпрыгнул, когда я вышел с документами. Он был один. Я отдал папки – наш пропуск в новую жизнь. Янни изучал бумаги, когда мобильный в моем кармане взорвался трелью. Нас хватились. Я сунул трубку брату и отвернулся к открытому окну:

– Мама. Ты заварил кашу, тебе и расхлебывать.

Летнее солнце заливало белый коридор. Пели птицы. Ветер шелестел листвой и приносил обрывки мелодии: на улице бренчала гитара. Краем уха я слушал щебетание Янни – он нес полную чушь,

склонившись над открытой папкой и водя пальцем по заветным строчкам. Вряд ли вообще понимал, что говорил взволнованный мамин голос.

Вздохнув, я отобрал телефон. Теперь у него была магия.

Спасительная. Невероятная. Святая.

Брат прислонился лбом к стеклу. Русые волосы будто горели. В стерильном свете дня его ставшая прозрачной тень съежилась у самых разбитых кроссовок. Янни мягко, чуть устало улыбался, отдыхая от бегства – долгой дороги, которая началась не с полей и не с оврага, не с зоопарка и даже не с того первого шага мне навстречу.

***

Он больше не приходил на крышу, почти не бывал дома, а никто, даже мама, не обращал внимания. Янни показал бумажку с символами – чертовы узоры, – благодаря которой решались любые проблемы.

– Их всем дают, это заклинание делает… – но я поморщился, и брат умолк на полуслове.

Они не работали для меня, всемогущие закорючки. Пару раз, когда никто не видел, я касался их и пробовал представить или вспомнить… ощутить. Тогда Янни уже объяснил: магия – воплощение желания. Чистая эмоция, заключенная в формулу. Нужно лишь знать, что за чувство оживляет узор, испытать его, тронув рисунок в месте, где сходятся все линии.

Замкнуть цепь. Звучит преступно легко.

– Большинству проще подобрать правильное воспоминание и сосредоточиться на нем. Пережить заново, – брат чертил угловатую вязь прутиком в пыли. – Но еще можно фантазировать, раскачивая сознание. Или подбирать чары под эмоцию, которую испытываешь прямо сейчас. Только она должна быть яркой, – спокойное лицо закаменело, а затем исказилось злостью. Из-под тонких пальцев по земле рванулся огонь. – Базовые чувства завязаны на стихии: злость – пламя, грусть – вода, счастье – земля, а тревога – ветер. Какая сила доминирует, такие чары маг чаще всего и использует. Волшебники древности хитрили и делали формулы под сложные переживания, очень личные воспоминания. Чтобы никто больше не разобрался и не смог воспользоваться. Техники Университета расшифровывают такие заклятья, а потом упрощают или переделывают под всех. Хотя я, например, вряд ли запущу знаки с землей и ветром в основе. Только очень постаравшись.

Я тоже старался, но моих чувств оказалось недостаточно. Однажды я даже украл исписанный колдовством лист у Янни из блокнота и, порезав руку, повторил простенький знак кровью: слышал, жертва усиливает действие заклинания.

Будто умножил на ноль.

Потом сжег листки в ванной. Открыл настежь окна, чтобы прогнать прогорклый запах дыма, но он все равно еще долго прятался в воздухе. Опустевшая без Янниных теней квартира дышала вопросом:

– А что, если? …

Что, если бы я не помнил оврага?

Что, если помня, лишался куда большего?

День за днем.

***

Янни, вопреки прогнозам Адамона, пошел в техники. Не рванул к охотникам или искателям. Брат выбрал волшебство в чистом виде: маги четвертого блока Университета изучают древние чары, разгадывают, упрощают или создают новые на их основе. Редко покидают стены лабораторий, где в тесных комнатках без мебели корпят над сложными формулами. Янни тогда еще не допускали в рабочие коридоры, но я бывал там по делам администрации. От уходящих вдаль бесконечных подвалов меня и сейчас в дрожь бросает: мутный свет из ниоткуда, стены и потолки скованы черным камнем, только в кабинетах пол забран светлым металлом – на нем и рисуют новые, еще не испытанные знаки. Каждый маг оказывается за узкой, чуть шире полуметра, тяжелой дверью один на один с создаваемым заклинанием, в полной изоляции от остального мира – шутят, что каждая из таких кладовок способна удержать локальный апокалипсис.

Никто не поможет запертому внутри.

– Камеры наблюдения… – спорил брат, но и сам говорил, раньше: постоянно выходят из строя. Техника плохо переносит волшебство.

– Это место жуткое, – ответил я. – Спустишься – поймешь.

Абсолютная стерильность. Холодный разреженный воздух продувает одежду насквозь. Будто оказался в центре тайфуна: око вот-вот двинется дальше, а тебя сметет ураганом.

– Лучше выбери другой блок. Серьезно, тебе не понравится.

– Посмотрим. Говорят, в четвертом блоке особая атмосфера, которую не каждый оценит, – Янни широко улыбнулся. Я хмыкнул: их профессиональная шутка. Брат быстро пояснил: