– Завтра, когда мы вернемся, я расскажу тебе обо всем, что случится, – обещает папа. Я хмурюсь: нечестно.

– Короткую! Ну пожалуйста!

Улыбается, гладит по голове:

– Я уже рассказал все, что знал.

– Придумай! – Не сдаюсь я, теснее кутаясь в колючее одеяло.

– Ты уже взрослый мальчик, чтобы слушать сказки на ночь, – отец качает головой. – Скоро станешь магом Университета, и будут у тебя собственные, настоящие истории, куда интересней моих.

– Почему интересней?

– Потому, что ты их проживешь. Только прожитое меняет человека изнутри и помогает расти. Ты же хочешь вырасти?

– Конечно, и хочу самые крутые приключения!

– Обещаю, так и будет, – отец смеется, поднимаясь уходить. Я вдруг замечаю, как подрагивают его пальцы, и вздутые вены на фалангах. Впервые думаю: папа уже очень взрослый. У него седина на висках, морщинки в уголках губ, глаз… и скоро он станет как дедушка – слишком старым, чтобы уходить в зимнюю ночь. Сажусь на кровати и ловлю его за руку, тоже обещаю:

– Я буду рассказывать тебе все-все, что случится! Каждый вечер! – Я не мог выразить тогда, но хотел сказать: я буду сильным и смелым, как ты, и наживу миллион невероятных историй, чтобы разделить на двоих.

Я улыбаюсь, ощущая, как блекнет свет того вечера. Последнего вечера, когда мои папа и мама были живы. Об их смерти мне рассказал уже дед – худшую историю на свете. Сейчас я едва ли смогу ее вспомнить: память растворяется в алом камешке, оседает на золотых сколах. В обмен я чувствую, как начинает покалывать кончики пальцев, как магия жарко растекается по венам, наполняя тело пружинистой легкостью. В сознании вспыхивают огни-души, яркие и бесчисленные, как звезды. Двигаясь среди них, подхожу к самым сильным, к Советникам. Протягиваю свой Камень, – в голове светлеет, дыхание сбивается. Серхи и Байра глядят с нескрываемой ненавистью. Легко улыбаюсь: плевать. Я будто снова в том кукурузном поле и центре бушующего пожара – моего пожара.

Я способен сжечь любого.

– Клянусь беречь и защищать орден и всех его членов ценой своей жизни. Клянусь управлять Университетом со всей возможной справедливостью. Клянусь служить магии каждым своим действием, – мои слова далеки от вычурной и устаревшей клятвы, и Серхи поджимает тонкие губы. Нотория за ним морщится и скрещивает руки на груди.

Байра выходит вперед, небрежно поддевает ногтем горячий осколок на моей ладони.

– И это все? – Хмыкает он.

– Этого достаточно, – пожимаю плечами.

– Увидим, – обещает старый маг и цедит чары связи. Впившись в меня глазами, наклоняется ближе – чувствую сухой травяной аромат его одежды, – выдыхает в ухо:

– Вы пожалеете, Даниель.

– Эрлах, – склоняю голову набок, волосы скользят по щеке.

– Вы пожалеете, – повторяет он и отходит, уступая место Серхи. Тот обдает ледяным презрением, как и Амертат. Остальные смотрят нечитаемо, но послушно произносят волшебные слова. С каждым моя сила обретает новое звучание, окутывая теплом и ветром, шелестом ночи, далекими песнями и каменной тишиной. Ощущения множатся, словно я одновременно – в тысяче мест и времен. Так легко потеряться, и только вырезанная на коже клятва удерживает меня в реальности: Зарин Аваддон здесь. Я тоже должен быть – здесь, пока ей ничего не будет угрожать.

От этого зависит моя жизнь.

– Совещание Совета через два часа, – говорю Советнику Мадлен, самому юному и последнему. – Передайте остальным, – сглотнув, кивает и торопливо отнимает руку от Камня. На его пальце остается порез, и я думаю, что мой осколок сильно отличается от гладких, округлых Камней Совета: он крохотный и острый, кровожадный. Это увидел Первичный Портал в моем сердце? Я – такой?

Теперь – оставить подпись на документе. Скрепленные темным колдовством листки впитывают кровь, высасывая каплю за каплей. Когда я отрываю палец, до локтя простреливает боль и приходит понимание: все изменилось. Так сильно, что в голове мутнеет, мир смазывается на секунду, принимая новый порядок. Я ощупываю шершавые имена, холодные строки нового закона. Оборачиваюсь вслед уходящим магам – охотники поспешно расступаются перед, – и встречаю серебристый взгляд Райха. Хмурюсь: пробрался-таки в эпицентр событий. Я просил подождать в кабинете Адамона, пока все утрясется и приедет его отец, но… стоило предположить. Пустой засунул руки в карманы черной толстовки и уже зачарованно смотрит на дымных тварей, по-прежнему защищающих своих хозяев. Вздыхаю и подхожу к Зарин:

– Пора, – протягиваю обе копии документов девушке. Она пристально всматривается в мое лицо:

– Спасибо, что вернул мне… – замолкает, не в силах назвать. Улыбаюсь:

– Долг.

– Долг?

– Я расскажу после.

Кивает и прикладывает ладонь с глубокой раной к документам.

– Мир заключен, – и в тот же миг гаснут стены, замолкают компьютеры. Нас окутывает непроглядный мрак. Тишина. По спине бегут мурашки, а в живот сжимается от страха. Твари неслышно движутся в наступившей темноте, просачиваясь между оцепеневшими людьми, занимая новое место среди них.

Зарин говорит ломким голосом:

– Заберите всех и уходите. У вас пять минут. Не дайте им кого-либо ранить, – моей щеки касается невидимый коготь, проводит черту. С шорохом и скрипом чудовища собираются из дымной взвеси в собственные изломанные формы. Кто-то тонко выкрикивает:

– У нас огненные маги! Источник вашей жизни! – И в этот момент морок, сопровождающий тварей, сходит.

– Они в курсе, – раздается нервный смех, вспыхивают слепящими пятнами фонари. Оглядываю потерянных, раненных магов, лежащие в каменном крошеве трупы. Горло сжимается, и сложно вытолкнуть хоть слово… я должен. Позвать медиков – Гийот появляется так скоро, будто ждал за дверью. Безразлично кивает и устремляется к неподвижным телам. За ним сквозь море охотников проскальзывают другие лекари и ребята моего блока. Эти улыбаются, переглядываются заговорщицки. Я командую:

– Разбиться согласно протоколу Б45, – группы по шесть человек, из них двое главных – искатели. – Обойти периметр и убедиться в прочности связок. Просканировать прилегающую территорию. В девять общий сбор на центральной площади. До этого момента – удвоить патрули.

– Но барьер… – пытается спорить кто-то.

– Восстановится через несколько минут. Поспешите занять позиции, – толпа споро делится на команды, люди тянутся к выходу, забирая с собой свет. Хрупает под ногами битое стекло, размазываются остатки портала. Единственный вход в Отрезок стремительно исчезает. Я чувствую, как после ухода тварей расслабляются плечи, растираю задеревеневшую шею. Пробираюсь к Сойту Роэну и опускаюсь на колени. Футболка на его животе черная от крови. Мужчина, скривившись от боли, удерживает рану руками. Кричу:

– Сюда! – Секция за секцией, зажигаются потолочные панели. Медики застывают, не решаясь приблизиться. Чертовы трусы! Рявкаю:

– Это приказ!

– Но они уже не… не люди, – выдавливает один из целителей. Верно. Подписанный пакт Серафима – древний документ, и согласно нему маги огня и отмеченные чудовищами приравниваются к тварям, а их жизнь обретает неприкосновенность. Небольшая цена: перестать быть человеком – за свободу.

– И что? Вы работали вместе много лет, а теперь это больше не имеет значения? Пусть он умрет, да, Руни?

– Нет, я не это имел в…

– Ну так думай прежде, чем говорить, – убираю волосы с лица и опираюсь о землю. Голова кружится, язык кажется неповоротливым и распухшим. Усталость наваливается неподъемной глыбой, и страшно хочется оказаться в своей комнате, в тишине и одиночестве – хоть не надолго. Медленно подбираю слова, а в висках стучит: осторожно, ты теперь Советник. Ты не имеешь права на ошибку, особенно сейчас:

– Послушайте, я знаю: вы сбиты с толку. В девять я все объясню и отвечу на любые вопросы. Но сейчас просто помогите им. Если вам плевать на общее прошлое, подумайте вот о чем: неизвестно, как чары Бози расценят его смерть.

Сжав плечо мужчины, в наступившей тишине разглядываю побледневших медиков. Они кажутся неуверенными даже когда отмирают и подходят наконец к раненным. Глажу Камень: ничего, все получается – видишь? Требую: