– Чего я там не видела, – отмахнулась девушка на предложение погулять в первый день. Айви густо покраснел и ретировался под заливистый смех Райха.
Ребята подтягиваются ближе к вечеру и утыкаются в телефоны, в десять – ужин, обсуждение перевода. Переливание из пустого в порожнее, так как ничего внятного Раймонд о своей академии не писал:
– Поддерживаю пиццу, у меня скоро голова взорвется от адской смеси языков, которую он тут нагородил. И главное – ни о чем. Рассказывает, как важно нести знания в массы, как любит своих учеников и вести занятия. О нескольких самых одаренных подопечных расписал полторы страницы! Я уже понял, что ему было свойственно человеколюбие, но для ключа это – слишком абстрактно.
– Нужно пробовать, – дергает плечом Триш. – Если ты говоришь, что больше там ничего нет – значит, именно про чувства к ученикам нам и достаточно знать.
– Тебе не кажется это не особенно личным? – Но что-то, скрывающееся между строк, привело Раймонда в академию дель Пеллегрини, а мы уже выяснили, все нужные эмоции в дневнике: страсть отправила его в монастырь бенедиктинцев и запустила портал – из. Дальше, мальчик повзрослел и стал ученым. Сложные отношения с отцом вернули будущего мага домой и открыли путь к преподаванию, пусть вначале Раймонду пришлось вести ненавистную теософию. Постепенно из этого выросло нечто искреннее и сильное, чему даже набожная семья не смогла помешать: он все же защитил степень по философии и продолжил алхимические изыскания, вопреки воле стареющего отца. Был вынужден занять тесную университетскую квартиру, куда хуже собственного флигеля в поместье ди Алдо. Уверен, портал приведет нас туда.
– Я не знаю, – девушка утаскивает со стола переведенные страницы и закрывает глаза, касаясь губами листков. Уголок пергамента шевелится от дыхания, Айви забывает про игрушку в телефоне. Триш улыбается, гладит старую бумагу:
– Ему было тепло писать об этом. Я бы попробовала завтра… счастье, просто счастье. Он ведь был по-настоящему счастлив в академии.
– Вдруг сработает? – Соглашается-спрашивает Айви, глядя на девушку.
– Давайте завтра пойдем? – Выпрямляется Тиу. На широком лице – оживление. Надоел Рим или хочется снова открыть портал? Счастье – его стихия.
Моя тоже, но здесь я не помощник.
Все достаточно яркие воспоминания испорчены виной, а фантазии просто не хватает.
– Да, утром выдвигаемся, – и впервые собираемся быстро, никого не ждем. Наскоро перекусываем в ресторане при отеле и торопимся заскочить в ближайшее белое пятно – набивший оскомину Пантеон, – а затем едем до особняка, где раньше жил Лукреций ди Алдо, а сейчас открыли музей. Не особенно популярный, судя по пустоте залов. Конечно: ось портала всегда частично активна и отпугивает посторонних. Мне резко становится не по себе – стоит переступить порог флигеля. Ребята бледнеют, стихают разговоры.
Работники залов ходят по пятам, порываясь рассказать больше о представленных экспонатах. Приходится слушать и ждать новых посетителей, чтобы сбежать и добраться до флигеля, спуститься в подвал, в кухню. Идущий последним Райх плотно притворяет дверь. Мы зажигаем фонари: свет преломляется в медной посуде, путается среди развешанных трав и связок пластмассовых овощей. Опускаемся на колени перед очагом, в сердце знака, где обрываются-сходятся все линии.
– Итак: счастье. Скорее всего счастье, разделенное с близкими по духу людьми, – я наклоняю голову, чтобы волосы скрыли лицо. – Попробуйте все, это простое чувство.
Взгляд стоящего в отдалении Райха упирается между лопаток. Поежившись, закрываю глаза. Усилием переношусь в первый день в Университете, когда все казалось по-настоящему волшебным, даже цвета были ярче, а звуки – чище, воздух пах отцветающими деревьям, надвигающимся летним зноем. Я тогда знал, чего ожидать: родители рассказывали, но все равно дыхание перехватило, стоило оказаться на площади возле бара. Сопровождающий мог и не показывать: громаду тренировочного корпуса сложно с чем-то спутать. А слева – учебные аудитории с балконами, откуда папа однажды неудачно слевитировал, выделываясь перед мамой, и сломал ногу. По правую руку – склады, оружейные и продовольственные, а в баре позади разыгрывается местная группа с убогим, переходящим из поколение в поколение названием “Чародеи”. Я жил историями о волшебниках – настоящих волшебниках, с реальными именами и судьбами, – всю свою жизнь, и вот, наконец, Университет.
Под опущенными веками картинка – сумерки, высокие тополя метут небо, зажигаются первые звезды. Над зеленой площадью мерцают наколдованные огоньки, звучат смех и гитарные переборы. Расположившиеся прямо на траве маги собрались в большой круг и о чем-то жарко спорят. Меня тянут к ним – знакомиться.
Набираю полную грудь вечернего ветра и делаю шаг. Разглядываю счастливые лица, ощущая себя частью этого мира, этой семьи.
Понимаю: я дома.
Медленно выдыхаю, но ничего не происходит. Портал спит, и даже широкая, по-детски открытая улыбка Тиу не в состоянии его разбудить.
– Еще, – еле слышно просит Триш. Айви сводит брови на переносице. Я послушно вспоминаю вторые мои учения в роли капитана. Как блок искателей в полном составе шел за мной через лес, как гудели, предвкушая приключения, переправлялись вброд через ледяную речку, ставили палатки и разжигали костры… простые вещи, почти без магии – самые ценные. Я вижу своих ребят, склонившихся над картой и зачарованными предметами в попытке разгадать зону обитания искомых существ. В груди теплеет от гордости.
– Чувствую себя дураком, сидя на полу посреди кухни, – жалуется Тиу, и память подводит. Я возвращаюсь в реальность.
– Не получается, – констатирует Айви. Триш хмурится, растирает замерзшие от прикосновения к ледяному камню ладони.
– Значит, не счастье. Давайте попробуем гордость, – предлагаю, прислушиваясь к шагам наверху. Надеюсь, нас пока не ищут. Мы успеваем проверить еще удовлетворение, вдохновение, азарт и интерес – после идеи кончаются, и приходится покидать холодный подвал.
– Да уж, – говорит Райх, но выглядит вполне довольным.
– Радуешься, что не один без магии сегодня? – Ехидно улыбается Айви. Неделя прогулок по Риму сдружила парней, и Райх в ответ вполне добродушно скалится, а Тиу фыркает от смеха.
– Лучше так, чем как в прошлый раз. Та сраная тварь нас чуть не угробила. Если б вы еще медленней запускали портал…
– Да ну тебя, – отмахивается блондин, – и это не тварь была, а темное существо.
– Не вижу особой разницы, – парень хмурится, прикусывая губу.
– Тварь – создается магами из огня и части души. Существа размножаются сами, даже если изначальные родились вследствие магического катаклизма, – автоматически перехожу на лекционный тон. Заправив волосы за уши, прячу руки в карманах. Сегодня солнечно, в блеклом небе летят птичьи стаи. Улица перед нами – сплошь рождественские витрины, праздничная музыка, блестящая мишура. Где мы встретим новый год?…
– А чем темные существа отличаются… от не-темных? – Покраснев, интересуется Тиу. Боже, за что его Гийот терпит?
– Я играю с его дочкой, – стискиваю зубы: черт, забылся, спросил вслух. – Она… с особенностями. Раньше с ней мама сидела, но когда ее не стало – вот я подвернулся. Мы хорошо ладим.
– Прости, – склоняю голову набок. Тиу пожимает плечами:
– Все нормально. Я страшно забывчивый, вон про существ – учил точно, но ничего не помню.
– Темные – значит, агрессивные. В основном такие живут у осевых мест, тянут энергию распада и смерти. Если встречают кого-то живого, более слабого – убивают. Пожирают его боль и страх. Не-темные существа чаще питаются от природных источников, вроде аномальных зон, где залежи колдовских минералов или растет что-нибудь волшебное; бывает, паразитируют на более сильных видах, у которых магии через край. Они редко атакуют, только в случае угрозы. Наше существо определенно темное.
– Почему оно… так выглядело? – Кривится Райх, вспоминая. Натягивает капюшон черного худи, прячет ладони под мышки. С усилием отворачиваюсь и невидяще смотрю перед собой: он совершенно не похож на Висию, почему же меня так тянет – наблюдать, держаться рядом… чертов запах? Неужели так мало?…