Около дома, прервав горестно-пряные думы, перед Соколовым затормозила битая красная Нексия. Оттуда неспешно вылез Галямов.
– Ты че в шары долбишься, – не спросил, а констатировал он.
– Нет, – только выдавил из себя Соколов и подумал, что от него за версту несет галямовской женой, и уж кто-кто, а Галямов-то это почует.
Галямов действительно поводил носом чуть ли не перед самой физиономией Соколова.
– Ты откуда? На блядках был? – спросил Галямов. Тон его был каким-то чрезмерно сладко-дружеским, Галямов точно был на «психе», это Соколов ощущал загривком, на котором уже зашевелились волосы. На него нахлынула та самая волна ужаса, как в армии, когда Галямов вот так вот, таким елейным голоском начинал ежевечернюю поверку, или как тот говорил – «проверку». Уловить момент, когда Галямов из добродушно-раскосого мурзы превратится в зверя, предугадать было невозможно – сначала, как правило, ломался чей-то нос. У Соколова нос был сломан три раза, например. Правда, один из переломов к Галямову отношения не имел.
Соколов неожиданно для себя сплюнул в сторону и с вызовом сказал:
– И че?
– Да ниче, – тут же примирительно ответил Галямов, – телефон отключен, жду тебя тут уже два часа. Домой к тебе заходил. Чай пил.
Галямов хохотнул. Соколов тоже хохотнул в ответ, сознавая тот факт, что он драл Галямовскую жену на галямовской кровати, пока тот ждал его, разыскивал. В голове стучали слова: «Так он же бешенный. Сразу меня убьет. И тебя».
– Че дебила включаешь? – Галямов посерьезнел лицом и сунул расслабленному Соколову палец под ребро, так что Соколов задохнулся. – Лезь в машину. Дело есть.
Соколов послушно полез.
Они кружили дворами, редко выезжая на загруженные дороги и быстро пересекая проспекты. В салоне автомобиля у Галямова было чисто – блестело даже, так чисто. Под зеркальцем заднего вида болтались миниатюрные боксерские перчатки, а на приборной панели золотились три иконки.
– А ты не мусульманин разве? – спросил Соколов, ткнув в иконки пальцем.
– Ага, – ответил Галямов, не отрываясь от дороги, – если б я был султан, то имел б трех жен. Хорошая у тебя жена, Дохлый.
– В смысле? – удивился Соколов.
– Я ж говорю, заходил к тебе домой, чай пил, – Галямов снова хохотнул.
Соколов представил Галямова на своей кухне, где скатерть белая, под ажурной клеёночкой, кухонные шкафы, дверки Соколов сам прикручивал, жена Соколова в своем любимом домашнем наряде – облегающих лосинах и домашней футболке, через растянутый ворот которой видно тяжелую грудь. А самое главное, Соколов знает, что жена его любит таких – дерзких, татаристо-чернявых мужиков. Это ее типаж, а как она вообще прицепилась к совершенно иному Соколову – загадка. Соколова передернуло. «Убью я все-таки эту тварь», подумал Соколов. Тут ему стало смешно. Шекспировские страсти. Сердца четырех. Мелодрама.
«Тварь», между тем, остановила машину напротив двухэтажного свежеокрашенного, но еще в деревянных лесах, дома. Справа – серый покосившийся забор с лохмотьями старых объявлений, слева – драные лопухи и заброшенные, изъеденные ржавчиной гаражи.
– Ща придет Штифт, ты особо не болтай при нем, а то он поймет, что ты лох, – дружелюбно сказал Галямов. И добавил: – Ладно хоть оделся нормально.
Соколов осмотрел себя – на нем были черные широкие джинсы, черные туфли, черный свитер под горло и кожаная куртка, тоже черная, Соколов к тому же недавно подстригся – очень коротко, чего не делал с армии. Соколов посмотрел на Галямова – тот был одет точно также, только свитер был позамызганней и куртка похуже. Он же как спрут. Он влез в мою жизнь, с ужасом подумал Соколов. Что я здесь вообще делаю?
– Ну, где ты, – Галямов разговаривал по телефону, а в голове Соколова стучало: убить, убить, убить.
Хлопнула дверь Нексии, кто-то завозился сзади.
– Слышь, ты тут не сстой, – у Штифта был гнусаво-медленный говор. Он будто обволакивал…
…В юности Соколова нельзя было зайти в подъезд, чтобы не натолкнуться вот на это вот гнусавое «слышь», а в самом подъезде под ногами хрустели шприцы, и днем обладатели этих голосов спрашивали у сердобольных обывателей какой-то «солутан», потому как в аптеке кончился, а ему для бабушки…
…Фура из Казахстана, нужен частный дом, но без палева, водка, водила не в теме, – все это плавало на периферии сознания Соколова.
– Штифт, – резко в это сплошное «шшшшш» встрял Галямов, – ты че, все выгрузил тут. Я тебе чела по другой теме привез совсем.
Штифт проморгался и без перехода начал гундосить со своим удавовским акцентом:
–Кароче, теема такая, ты жжж в банке батрачишшш – надо шшеловечку одному помочччь с кредитом. У него там, типа, лесопилка и завод, не вкуриваю, че там, но раньше был, и он его там выкупил за какие-то паи-шмаи. Бумашшки все есть. Все нормально. Надо только деньги под него.
– А по факту? – спросил Соколов.
– А по факту там нет ни фффуя давно. Все растащщили, древолазы местные.
– Тогда не получится. Не дадут кредит.
– Мля, мы и так знаем, шшшто не дадут. Поэтому к тебе и вопрос. Тебе наармально откусят же, че ты паришшшшь?
– Так там от меня ничего не зависит, сначала оценщик приедет с фотографом, потом…
– Так, Дохлый, не грузи Штифта, – вмешался Галямов, – а то Штифт с резьбы сойдет. Ты, Штифт, тему обозначил, ну и иди себе, твой человек пусть к Дохлому зайдет, документы покажет, то, се. А Дохлый подумает. Подумаешь же, Дохлый? Дохлый, дай ему визитку.
Штифт взял визитку брезгливо, с недовольным видом. Похоже все-таки лох, явно читалось в его взгляде. Уходя, сказал еще:
– Кароче, дом надо снять через неделю, но подальше от этой всей суеты, если все топщщик будет, то и на хер эти кредиты мля.
– Иди уже, – вяло буркнул Галямов.
Они отъехали.
–Ладно, – сказал Галямов. – Раз Шифт болтало навесил, ты с домом можешь мне помочь. С моей рожей только дома снимать, мне детей через дорогу не доверят перевести.
– Не, я в таких делах не участвую, – спокойно сказал Соколов. И действительно, подумал, не участвую, не участвовал, и никто не заставит.
– Не ссы, там особо криминала не будет. КАМАЗ водки, прикинь. Казахской. Разгрузим. Есть покупатель – возьмет за полцены. Это нормальные бабки выходят. Получишь как человек.
– А водила? – неожиданно для себя спросил Соколов.
– А что водила? Водилу под зад. Че он там поймет. Он же не местный. Не боись, никто твоего водилу валить не будет. Так только. Если выебнется.
Почему-то Соколов подумал, что водитель непременно выебнется. КАМАЗ водки, как никак. Казахской.
– Не, – сказал он. – Я пас.
– Ты, че, Дохлый? Тебе бабки не нужны? Че правильного опять включил? – Галямов не отрывался от дороги и похоже было, что он именно с дорогой разговаривает. С этими встречными фарами, светофорами, ноябрьской ранней тьмой. – Не доучил я тебя что ли? Поучить снова? Живешь как гавно в проруби. Баба у тебя стремная, я же вижу. Аппетитная такая вся, но ведь стерва – ты ей на хер не нужен. Ее надо в кулак, мля. В кулак. Работа у тебя тоже – дрочишь там у себя за столом, кланяешься, клиенты… Это у шлюх клиенты. Запомни. Размазня.
Это было неожиданное слово и Соколов даже устыдился немного, и начал смущенно вытаскивать сигареты из кармана. А Галямов уже успокоился. Он уже не гнал, не крутил резко руль, вел плавно, как по маслу.
– В машине не кури. Дела надо делать. Бабки. Ты думаешь они нужны чтобы купить жизнь послаще? Нет, Дохлый, бабки нужны чтоб уверенность тебе дать – можешь кусок урвать – значит много можешь. Можешь выходит и в ебло дать, и бабу любую и вообще король. Мужик. Настоящий. Мало я вас салаг гонял, сука.
Галямов плавно подкатил к Соколовского дома, высветив фарами стайку подростков в капюшонах на скамейке и разноцветную бумажную бахрому объявлений на дверях подъезда.
– Ладно, придет к тебе человечек от Штифта, ты присмотрись пока, к человечку, к документам присмотрись, ты ж умный – прикинь что и как можно сделать, просто мозги свои настрой в нужном направлении. Если не можешь или стремно, то на хер его посылай. Но это своим ходом. Сейчас дом снять важнее. Поможешь?
