– Ты никогда не задумывались над тем, что заставляет взрослых мужчин, посвящать свою жизнь служению господу?
Семен вздрогнул, поперхнулся пивом и испуганно посмотрел на психолога. Тот даже не глянул на собеседника, все так же задумчиво смотрел в пустоту, держал возле рта бутылку, словно говорил в микрофон. Он продолжил, не ожидая ответа Семена.
– Почему некоторые из них, лишая себя многочисленных мирских услад, закрываются в монастырях, облачаясь в рясы? Нет, я не верю в то, чтобы нормальный мужик, пришедший с работы, съев свой честно заработанный ужин и хлопнув жену по пышному заду, вдруг решил, а не уйти ли мне в монастырь. И вот через некоторое время это уже не сосед Вася, а отец Василий со степенными манерами и приобретенной солидностью как в теле, так и в речах. Вот ты веришь в прозрение наркомана или вора, открывших в себе бога? В моих словах много богохульства или нездорового скептицизма, который недопустим в данном случаи? Но ведь это как минимум забавно, сегодня ты изнасиловал тринадцатилетнюю девочку, а затем после месяца тюрьмы даешь интервью какому-то провинциальному репортерешке, который забивает недостающие несколько тысяч слов в очередном выпуске газеты. И вот появляется статья о мученике, который полон терзаний, ведь вчера перед отбоем он вдруг открыл для себя бога. Это прозрение перевернуло его мировосприятие, и он уже не тот гад, который тушил бычки о гениталии девочки, а глубоко раскаявшийся грешник, пример для нас “заблудших овец”, работающих по шестьдесят часов в неделю и не уделяющих времени на спасение собственной души. В нем живет господь, а в нас искуситель, который требует гребаных утех, новый мобильник, одежку поприличней для жены и новый велосипед детям. Почему все так?
Гратко закончил так же резко как и начал. Опустил глаза, и даже не глянул на товарища. Словно он находился на исповеди, высказался, а наставлений ждать не стал. Семен хотел ответить, но понял, что ответа от него не ждут. Замялся. Какое-то время молчали, пока допивали уже теплое пиво.
– Ну, что пойдем?
Семен как-то нерешительно задал свой вопрос, глядя на задумчивое лицо собеседника.
– Да, конечно.
Через несколько метров Семен пожал руку товарищу и свернул на тенистую аллейку, ведущую к его дому, Иван же зашагал дальше сам. Проходя мимо церквушки с баллонами вместо колоколов, он надеялся еще раз увидеть священнослужителя, но дворик пустовал, а из открытых дверей слышалась музыка и пение большого количества человеческих голосов. Непонятный соблазн зайти внутрь охватил Гратко, он даже сделал несколько шагов в сторону церквушки, но затем резко повернул и зашагал прочь.
Замок привычно щелкнул, Иван открыл двери квартиры и зажег свет. Каждый день, возвращаясь с работы, он непонятно почему надеялся на какие-то изменения в обстановке. Он просто жаждал увидеть сдвинутые на пару сантиметров тапочки, или переложенную на другое место грязную рубашку или что-либо, что изменило свое положение за время его отсутствия, но… Но все упорно оставалось на местах. Гратко усмехнулся и направился на кухню, только теперь он вспомнил, что хотел зайти в магазин, так как холодильник пустовал еще со вчерашнего дня. Но вновь выходить на улицу пусть даже за съестным психолог не захотел. Ужин оказался аскетичным: корка засохшего хлеба и чашка полусладкого кофе.
Иван лежал на кровати, глядя на свет уличного фонаря, который заливал потолок его спальни. То ли кофе действовал на его организм, то ли голод, но спать не хотелось. Он более часа изучал узор на потолке, стараясь уловить нить всевозможных мыслей, которые хаотично метались в голове.
Он ничего не сделал из того, что запланировал еще в кабинете. Перед тем как оказаться в кровати он в ванной долго изучал трещину, затем положил руки на зеркало, и даже снял его с гвоздя, но так и держал над раковиной. Держал до тех пор пока не заболели плечи, еще бы минуту и он уронил бы его на пол, и быть может одной проблемой стало меньше, но руки сами осторожно навесили зеркало снова на гвоздь. Иван выругался и решительно направился к небольшой кладовке. Пока пересекал коридор и комнату родительской «хрущевки», убеждал себя в том, что зеркало ему еще пригодится хотя бы для поддержания собственного эстетического вида.
«А как бриться? А как расчесываться? Вот завтра же, хотя нет, после получки через неделю, зайду на рынок и куплю новое зеркало в ванну и тогда, это выброшу!» – уговаривал он себя.
Иван решительно распахнул двери кладовки. Взгляд взметнулся по полкам и заметил край картонной коробки. Та выглядывала из-за пакета со старым спортивным инвентарем. Нужно было протянуть руки и взять ее. Не требовалось времени на поиски, не нужен был стул. Вот она. Коробка с прошлым. Стоит на том же месте, куда он ее поставил год назад. Ничто в кладовке, да что в кладовке, в квартире, в целом мире не мешало ему, снять ее и вынести на свалку. Боковым зрением он даже заметил жидкость для разведения костров, которая хранилась тут с очередного пикника.
«Тебе даже не нужно туда заглядывать, ведь за год, что бы там не лежало кроме фотографий совместной жизни, это тебе не нужно!» – логично рассуждал Гратко. – «Бери ее сейчас, бери эту жидкость и неси все на свалку, облей и спали, если не зеркало так коробку! Начни с чего то! Действуй!»
Иван не шевелился еще несколько минут, пока не затекла шея, стоять с высоко запрокинутой головой. А затем его руки аккуратно, закрыли дверцы шкафа, словно он боялся потревожить мирно спящее дитя, имя которому «прошлое».
И вот теперь психолог лежал в кровати и смотрел в потолок, пытаясь то ли заснуть, то ли навести порядок в мыслях. Считать баранов не получалось. Тогда он решил прибегнуть к проверенному способу. Отвечать на вопросы, на которые в принципе не существовало ответов. Еще в детстве он задал себе один простой, как ему казалось, вопрос о том, зачем люди живут?
Только с возрастом он понял, что последние три тысячи лет все великие мыслители только и делали, что пытались ответить на это. Тогда же он с легкостью ответил. В период одиннадцати лет Ваня решил, что хочет получить на день рождения железную дорогу. С этими мыслями он продолжал жить до знаменательной даты. После, когда железная дорога была добросовестно разобрана до болтика, вопрос о смысле жизни вновь начал тревожить его разум. Тогда все уперлось в поездку на море, где он до того момента не был ни разу. И так до бесконечности, он жил ради какой-то простой цели, которую затем сменяла другая, третья, четвертая, вплоть до старших курсов вуза. Затем все это исчезло за вереницей “взрослой” жизни, и вот теперь этот риторический вопрос встал перед ним снова. Иван, лежа в темноте, попытался сформулировать свой нынешний ответ – что держит его тут? Жить ради детей, построенного дома и выращенного дерева? Это как шпаргалка для людей, лишенных фантазии, жить ради других – глупо и несовременно. Так ради чего? Чтобы оставить после себя след? А нужно ли это ему, чтобы кто-то заметил его след, ведь, по сути, Ивану абсолютно все равно, что будет потом. Так что заставляет его каждое утро через силу идти на роботу, встречаться с ужасными вещами, от которых просто хочется блевать? Что заставляет его выслушивать нотации начальства за мизерные подачки государства, которых хватает лишь на то, чтобы утром хватило сил дойти до работы? Зачем все это? Зачем? Страх!? Этот неожиданный ответ возник из ниоткуда. Да, страх! Именно, страх! Только перед чем? Перед тем, как в одно прекрасное утро планета Земля не досчитается в живых еще одного обитателя, или начальство на утрешнем рапорте не увидит его лица, или продавщица в ближайшем магазине продаст на одну булку хлеба меньше? Так за это можно не беспокоиться равновесие жизни не пошатнется ни на миллиметр, о нем вспомнят буквально на пару секунд, чтобы сказать: “Вот, блин, а вчера он выглядел нормальным. Я еще с ним разговаривал”. И все. Большего не жди. Да, и ему в тот момент уже будет все равно. Тогда чего он боится, если жить стало просто лень? Боится ли он того, что ждет его потом? А есть ли то потом? А нужно ли его бояться? Иван понимал, что простой детский вопрос вытянул за собой на свет много непонятного, на что никто не мог ответить. И в тот же момент он вновь возвращался к тому, чтобы хоть что-то удержало его на этом свете. И так, прячась за стеной мыслей, к нему пришел долгожданный сон.
