— Здорово, соня, — весело сказал Энрике, подходя. — А я уж решил, что сегодня один тут куковать буду!

Тот не ответил. «Верно, влетело таки за опоздание», — подумал кадет Д'Освальдо. И уже хотел посочувствовать вслух, когда услышал вдруг:

— Заканчивал бы ты с этим, Энрике.

— С чем?..

— Сам знаешь, — Вэдсуорт обернулся и посмотрел ему в лицо. — Оставь ее в покое.

Кадет Д'Освальдо изогнул губы в насмешливой ухмылке. Он понял, о ком идет речь.

— Оставить? С чего бы? — снисходительно поинтересовался он. — И с каких это пор мне вдруг не стало позволено ухаживать за девушкой, если она мне нравится и ничего не имеет против?

— Не нравится она тебе, — отрезал Клиффорд. — Уж во всяком случае, не так, как ты стремишься показать!.. Думаешь, вокруг одни дураки собрались? Ты знать ее не знал, а стоило Реджи соляного барона вспомнить — и нате вам, тут же любовь проснулась! Шахты Д'Элтаров покоя не дают, а, Энрике?..

Он уничижительно сощурился. Д'Освальдо оставил его выпад без ответа.

— Не лезь в бутылку, Клифф, — пока еще миролюбиво посоветовал он. — Я у тебя, кажется, невесту не отбивал, чтоб ты так зубами щелкал… Сам прошляпил — на себя и скалься.

— Ты мне еще указывать будешь?! — вскинувшись, прошипел неудачливый соперник. — Ты?! Охотник за приданым?

Улыбка на смуглом лице Энрике погасла, в темных глазах зажглись недобрые огоньки. Он сделал короткий шаг вперед.

— Буду. И не только указывать, если не успокоишься. А хоть раз увижу рядом с Кэсс — своих не узнаешь. Понял?

— Она не твоя собственность!..

— Пока нет, — пожал плечами Энрике. — Не лезь не в свое дело, Вэдсуорт, как друга прошу. Тебе же хуже будет.

Клиффорд вздернул подбородок.

— Да хранят меня боги от таких «друзей», — презрительно бросил он. Энрике вздохнул.

— Значит, не понял… Жаль.

Он потянулся к верхней пуговице своего мундира. Долговязый, узнав это короткое ленивое движение, побледнел, но с места не сдвинулся. Только расправил плечи и еще выше поднял подбородок — он знал, что прав, и даже перспектива загреметь в лазарет на несколько дней, нарвавшись на кулак Д'Освальдо, печально знакомый многим его сокурсникам, не могла поколебать его решимости. Готовый пострадать за то, что ему дорого, Клифф молча смотрел на Энрике. Как там сказал Стрэттон — «вставать быку поперек дороги — плохая идея»?.. Идея и вправду была дрянь. А кадет Д'Освальдо сейчас как никогда напоминал своему соседу по комнате молодого быка, нагнувшего голову перед тем, как ринуться в драку… Однако пальцы Энрике, уже коснувшиеся пуговицы у самого воротничка, замерли, так и не довершив начатого.

— Не стану я тебя бить, — коротко хмыкнул он, опуская руку. — Много чести. Дурак ты, Вэдсуорт, — верно, и впрямь любовь человека последнего ума лишает! Мне с тобой делить нечего… А Кэсс, что бы ты ей ни сказал, все равно тебе не поверит.

Он одернул мундир, развернулся и все тем же размеренным шагом двинулся по стене в обратном направлении. Клиффорд, в бессильной злости сжимая кулаки, смотрел ему вслед. Он понимал, что еще очень дешево отделался, и знал не хуже практичного Реджи, что как боец он против Энрике почти ничего не стоит: учили их, может, и одинаково, да вот опыт был разный, где сыну помещика-землевладельца тягаться с будущим хранителем заставы? Д'Освальдо и штурмовику при желании челюсть набок своротить может. «А я что могу? — с горечью подумал кадет Вэдсуорт. — Только стоять и смотреть, как он…» Продолжить у Клиффа не хватило сил даже в мыслях. А уж о том, чтобы рассказать о своих подозрениях Кассандре, даже и думать было нечего. Не потому, что она, разумеется, никогда ему не поверит — вываливать такую правду на юную влюбленную девушку, пусть и невыносимо смотреть, как ее обманывают, просто бесчеловечно. Она-то в чем виновата, в том, что она Д'Элтар? Ведь родителей не выбирают… Он вспомнил синие глаза Кассандры, сияющие, точно звезды, в присутствии Энрике, вспомнил слова Стрэттона о «кольце на пальце», и кулаки его вновь судорожно сжались. Д'Освальдо всеми зубами вцепился в «жирный пирог», и теперь уже просто из принципа никому не уступит дороги. А она — она ничего не видит! И поделать ничего нельзя!

«Проклятые шахты! — думал Клиффорд, часто моргая. — Проклятые деньги! Нет их — плохо, есть они — еще хуже! И я тоже хорош, сам себе яму вырыл, а что теперь? Поджать хвост и через полгода поздравить молодоженов?»

Невдалеке, приближаясь, послышались знакомые неторопливые шаги. Кадет Вэдсуорт встряхнулся, и его подвижное веснушчатое лицо на миг исказила до свирепости решительная гримаса.

— Нет, — пробормотал он, сдвинув брови, — лежать мне в лазарете… Точно лежать!

Кассандра не знала о том, что, сама того не желая, стала яблоком раздора между двумя товарищами. Энрике ей не докладывался, а о долговязом кадете, который, бывало, едва не до слез доводил ее своими насмешками, она уже и думать забыла — тем более, что он давным-давно привычку эту бросил. Миранда эль Виатор, правда, все так же не упускала случая отпустить шпильку в адрес кадета Д'Элтар, но ее приятелю, похоже, эта забава наскучила… А впрочем, что за дело Кассандре было до них обоих? У нее наконец-то были крылья — и Энрике. Энрике! До чего же красивое имя, часто думала она, отсутствующим взглядом уставившись поверх раскрытого учебника или вполуха прислушиваясь к голосу преподавателя на лекции, и лицо ее каждый раз принимало такое мечтательное выражение, что Орнелла, глядя на него, только мученически закатывала глаза. Правда, с нравоучениями к подруге уже не лезла — раз что-то пообещав, герцогиня эль Тэйтана всегда держала слово. «Хамом», «деревенщиной» и прочими обидными словами кадета Д'Освальдо она в присутствии Кассандры тоже больше не называла, и та была благодарна ей за это. Когда же сам Энрике в очередной раз нелестно отозвался о кадете эль Тэйтана, ее подруга сердито нахохлилась и сбросила с плеча его руку.

«Хватит! — заявила она. — Оставь Орнеллу в покое, она тебе ничего худого не сделала. Стыдно мужчине так говорить о девушке!» Несколько опешив, Энрике вскинул брови.

«Можно подумать, она мне дифирамбы поет с утра до вечера, — недовольно обронил он. — Да и что я такого сказал, Кэсс, в самом деле?»

«Ты назвал ее блестящей пустышкой! Это, по-твоему, ничего?»

«Кэсс, право слово…»

«Мне это надоело, — отрезала Кассандра. — Я знаю, Орнелла тебе не нравится, но это не повод так себя вести! И я не хочу больше слушать про нее гадости, ясно?»

«Ясно», — после паузы отозвался молодой человек, задетый ее непривычно жестким тоном. И дулся еще два дня кряду, лишь на третий сменив гнев на милость. Зато с тех пор ни слова — хорошего ли, плохого — в адрес подруги Кассандра от него не слышала.

Это была первая их размолвка, и она очень быстро забылась. Энрике по-прежнему встречал Кассандру с дежурств и провожал до порога женской казармы, неизменно вызывая среди ее обитательниц любопытное шушуканье, а у Миранды — плохо скрываемую зависть, по воскресеньям они вдвоем бродили по узким улочкам Даккарая, выбирая самые дальние, самые пустынные, и Энрике веселил Кассандру какими-нибудь забавными байками, время от времени умолкая и поднимая на нее задумчивый взгляд своих темных глаз, будто желая и не решаясь ей что-то сказать… Дни становились длиннее, в воздухе пряно и сладко пахло весной, кончились дожди, очистилось небо, а лунные ясные ночи были так хороши, что караулы уже не казались Кассандре тяжкой повинностью — особенно когда Энрике, удрав из казармы, присоединялся к ней.

День ото дня он нравился ей все больше и больше. От его ласкового взгляда у Кассандры теплело в груди, его улыбка заставляла ее сердце биться чаще, а его голос, с таким знакомым тягучим выговором, музыкой звучал в ее ушах. Никого не было лучше Энрике! И порой, вспоминая давнюю ссору с Орнеллой и ее брошенные сгоряча слова: «Ты еще замуж за него выскочи, дурочка!», Кассандра закрывала глаза и тихонько вздыхала, сама не зная, отчего. Не то чтоб ей так уж хотелось замуж — скорее, совсем не хотелось. Но Энрике… Он был такой чудесный. И дяде Астору он бы точно понравился.