Достала белые шорты, майку, чистое белье. Уже было решила переодеться и скинуть халат, как услышала скрип двери. Оглянулась – снова Митька.
– Наревелся?
– Да.
– Мить, мне нужно переодеться. Выйди, пожалуйста.
– Мне там одному стлашно.
– Где там?
– В коидоле.
– А до этого не боялся?
– Нет. Я делал БАМ-БАМ, и все тюдовися убегали. А сичас стлашно.
– Ну, иди тогда к маме!
Терпение этим утром явно не твоя добродетель, Яна.
– Мама занята, Ваньку колмит.
– Ясно. Заходи. И отвернись к окну. Отвернись, я тебе говорю.
– Затем? Я маму тозе видел. Голую.
– Так, Митя, либо ты отвернешься, либо я тебя выгоню.
– Ну не больно и хотелось вабсето, – обиделся малявка, но из комнаты не вышел, демонстративно отвернувшись к окну.
Яна наспех надела белье, футболку. Шорты были абсолютно новые. Не успела даже этикетку снять, а вернее забыла. Покрутилась, но, не увидев ничего из режущего, заправила ярлычок в задний карман – на кухне можно будет ножом срезать.
– Пойдем, покажешь, где твоя мама обитает, – Яна примирительно протянула мальчику руку. Тот, довольно улыбнувшись, схватил ее за пальцы и потянул за собой.
16
У Кожевниковых имелась мещанская привычка – все теплое время года обедать в саду. Под старой раскидистой яблоней стоял старинный огромный деревянный стол, покрытый простой беленькой клеенкой. Вместо стульев – маленькие самодельные табуреточки. Там и нашли они с Митькой Наталью.
Она сидела, подперев одной рукой тяжелую голову, другой кормила Ванютку с ложечки. Тот брыкался, упорно отворачивался от еды, свешивался с высокого детского стульчика, так и норовя в любой момент упасть. Мамашка, в простом домашнем платье, вся замученная и раздраженная, пыталась утихомирить маленького вояку, но все ее возгласы, казалось, оставались абсолютно без внимания.
Яна прошла к старой яблоне по тропинке, выложенной узорной брусчаткой, отпустила ручку Митьки и присела на стул, напротив подруги.
– Доброе утро!
– Ага, доброе оно, как же. И вообще-то уже день. Ты продрыхла, дорогая, полдня.
– Правда? Голова раскалывается.
– Я тоже, как вареная. А вчера как-то веселее было. Еще и детей вот с утра пораньше привезли. Ванька полночи не спал, к маме просился. В общем, не высидели даже сутки у бабушки. Устроили и там балаган.
– Не приболел?
– Да нет, кажется, все хорошо. Просто без настроения. Все еще горишь желанием с ними понянчиться?
– Если ты мне принесешь большую кружку холодного чая, то я примкну к твоим рядам, встану плечом к плечу и поддержу, насколько хватит терпения.
– Ну вот и отлично. Давай, бери ложку, докорми этого бандита, а я пойду быстренько сполоснусь в душе и заварю нам чаек с травками. Справишься?
– Постараюсь. А где Сашка? – запоздало опомнилась Яна, перенимая пост возле детского стульчика.
– Уехали наши мужики. На великах, на рыбалку. Дед Егор позвал на Студенку, за ершами. Ну на кой мне эти вот ерши, а? Еще и бабушка одна с внуками осталась. Вернее – уже не осталась…
– Наташ, иди, – поторопила Яна подругу, – боюсь мы долго не высидим вместе.
Дважды повторять не пришлось, через миг Наташки и след простыл.
Яна, вдохнув поглубже, улыбнулась и повернулась к малышу. С этим малюткой, по сравнению с Митькой, было сложнее найти общий язык. Ванюша к своим двум годам не говорил совсем. Ни слова. Показывал и объяснял все на пальцах так, что любой сурдопереводчик мог бы позавидовать. Как правило, его хотелки большинство слушателей, вернее зрителей, понимали. Проблема заключалась в том, что в голове у этого упрямца порой рождались совсем необычные желания, которые могли ему же и навредить. И когда Ванюшке что-то запрещали, он моментально начинал орать и обливаться горючими слезами. В общем, манипулировал, как мог. Врачи говорили, что нужно время, и ребеночек заболтает, как миленький, да и вести себя будет спокойнее.
Врачи, нужно время…
Янка вздохнула. Было горестно думать о прошлом, но оно не отпускало…
Если бы тогда все получилось, то их с Сашкой малыш был бы ровесником Ванюшки. Если бы…
– Ну что, дружок, привет. Будем играть в вертолетик? – с улыбкой начала Яна, набирая в ложечку вязкую овсяную кашу. Малыш отрицательно покачал головой и отвернулся.
– Не будет он у тебя эту касу, – важно отвечает за брата Митька, свесившись с качелей головой вниз.
– Это почему ещё?
– А ты не умеес! Он кУсает толька када ему нлавица.
– Ясно, ну значит пусть голодный сидит! – Яна оставила ложку в покое и сложила руки на груди.
На неё уставились две пары глаз – темных вишенок.
– Так нейзя, – снова глаголет Митька, – у него сил не будет иглать. Колми!
– Ну, он же не хочет, – Яна приняла расслабленную безразличную позу и, отвернувшись, стала рассматривать листочки на дереве.
– Бат! Ешь скалей! Иглать будем! – Митька соскочил с качелей, встал рядом со столом и важно посмотрел на мелкого, давя своим авторитетом. Ванютка сник, почесал щеку, посмотрел по сторонам, и, не придумав ничего, что помогло бы избежать кормежки, с недовольным видом повернулся к Яне.
Но рот все-таки открыл. Недолго думая, она докормила ребенка остатками каши и распаковала ему коробочку с соком.
– И мне, я засужил. Я помогал!
Яна взяла вторую, такую же, открыла, отдала Митьке, предварительно рассмотрев упаковку.
Ну Наташка, ну лентяйка. Нет бы – сварить компот, пичкает магазинной едой… Как вот ей сказать, обидится, наверное.
Ванютка сидел расстроенный, что вышло не по его, и колупал красочную коробочку, изредка попивая сок.
– Малыш, пойдём ко мне на ручки? Сок допьешь и пойдешь гулять с братиком. Согласен?
В ответ кивок.
Ну что же, осталось только его вызволить из этого устройства под коварным названием "детский стульчик". Немного попыхтев над мудреным креплением и ремешками, Яна все же вытащила ребенка и нежно приобняла.
– Какой хорошенький, милый мальчик!
Мелкий довольно улыбнулся и тут же перевернул ей на голову коробочку с соком, от души надавив на упаковку. Красная липкая жидкость потекла от самого затылка, по спине и за пояс новых шортиков.
Ну вот… Хорошо пообщались, душевно…
17
Яна неспешно раскачивала качели на которой, прижавшись друг к другу, сидели притихшие Ванютка с Митькой. Это был единственный способ дождаться их маму без потерь. Иначе, пока Яна бы нянчилась с одним ребёнком, второй грозился что-нибудь вытворить этакое.
– О, я смотрю, теперь в душ надо тебе, подруга, – раздался возглас Наташи за спиной. Она несла огромный поднос, уставленный тарелочками с бутербродами и сладостями. Расположила его в центре стола. – Как знала, что чайник рано нести. Сейчас там наши мужики уже подъехали, убирают удочки. Мы им пацанов сбагрим, и пойдем домой. Попробуем спасти твою одежду.
Яна вяло улыбнулась.
– Навряд ли получится. Сок же…
– Меня свекровь научила, любой ягодный сок нужно сразу, без мыла только, пролить кипятком. И все остается белоснежным!
– Наташ, на одежде бирка " 30 градусов"
– Ой, не психуй! Хуже точно не будет! Испортим, значит с меня тебе новые шорты!
– Да нет, я просто…
– Ну, давай-ка, не лечи мне! А то я не знаю, как обидно, когда эти бандюги портят хорошие вещи! Ты посмотри на меня, в чем я хожу! – она покрутилась вокруг себя, демонстрируя старый выцветший спортивный костюм.
– Думаешь, не могу себе позволить одеться красиво? Да, не могу. Потому что через час я стопроцентно пойду переодеваться… Это дети, Яна! Так что, наслаждайся!
Тут раздался оглушительный визг, и мальчишки, соскочив с качелей, понеслись к дому, навстречу Игорю и Сашке.
Сашка успел подхватить их первым, и, с ревом медведя под их счастливый хохот, закружил малышей над головой. Яна в испуге прижала руки к груди.
– Саша, потише!