– Ого, ты ли это, девочка моя? Ну что же, – он прикусил ее за мочку уха и, слизав в шеи капли воды, прошептал, – Я согласен. Только командуешь парадом ты.

В глазах Яны лишь на миг промелькнул испуг, но тут же исчез, затмленный куражом разгоряченной крови. Янка потянула мужа за руку.

– Пошли, я знаю одно классное место!

– Все, я сдаюсь, веди, – рассмеялся он, подняв ладони вверх.

– Не смейся, – Янка подалась вперёд, вышагивая по тропинке, забавно вихляя задом, обтянутым в черный купальник. Довела любимого до машины и открыла ему дверь. – Прошу!

– Мм-м, Яночка, я весь твой, – проворковал Сашка и залез внутрь автомобиля.

– Еще бы!

Янка, повизгивая, забралась верхом на мужа и захлопнула дверь. Для нее сейчас стало вдруг важным проявить себя, почувствовать свободной, распущенной, такой, какой быть нельзя. Ну и черт с ними, с этими правилами! Страсть разливалась жидкой лавой по венам, приправленная перчинкой легкого вина, смывала все предрассудки. Она здесь и сейчас хочет любить своего мужа, и никто ей этого не запретит…

Через несколько минут Янка уже сладко посапывала на плече у Сашки. Вот только она стонала и извивалась, как дикая кошка, но как только дошла до пика наслаждения, силы вдруг покинули ее. Тело обмякло, и она, прижавшись к мокрому плечу мужа и сладко зевнув, пробормотала:

– Я не смогу без тебя, Саш…  Не смогу…

Тук, тук, тук, тук, тук…

Да что же это такое! Кому неймется…

Каждый этот самый тук отдавался в голове дикой болью так, что хотелось выть.

Тук. Тук.

Яна открыла глаза. Больно. Закрыла. Протянула руку, пощупала рядом. Никого. Хотелось позвать Сашку, но из горла вырвался какой-то устрашающий хрип. Боже, Яна, ты ли это? Со стоном она перевернулась на бок, диван издал тревожное шр-р-р, и вроде бы совсем тихонечко, но по ушам резануло, и снова – боль. А потом опять это «тук, тук».

Яна все-таки открыла глаза. Находилась она в гостевой комнате, на разложенном диване. Тяжелые шторы из габардина задернуты, но в тонкую щель проникает солнечный свет. Явно, что уже позднее утро.

Тук. Тук.  Осмотревшись, она увидела, что двери в спальню прикрыты неплотно. Видимо, когда выходил Сашка, не закрыл до конца. Эта его вечно дурацкая привычка! Так может и не слышала бы она этого гадкого стука. Попыталась сесть, но комната поплыла, и она со стоном вновь рухнула на подушку. Вот это да! Вот это она вчера употребила чересчур! Надегустировалась от души. И ведь Наташка предупреждала, что хватит. Но ее как черт толкал – выпить еще и еще. Да сроду она не пила больше бокала. И, помнится, танцевали они, было так хорошо. И с Сашкой целовались, как ошалевшие…

Господи, как стыдно! Наташка с Игорем что подумают! И как все закончилось? Как сюда она попала, в комнату? В памяти одни обрывки картинок и непроглядный туман.

Ощупала себя – в ночнушке, явно Наташиной. Потому, как по размеру ощущается, словно чехол для танка. Ей бы не ляпнуть, а то обидится. Кажется, хмель еще не вышел, какой-то бред в голове… Тук, тук, тук, тук.

Вот, опять. Янка сползла с дивана, встав на корячки, проползла до тумбочки. На ней стоял спасительный стакан воды, и рядом возлежала желанная таблетка аспирина. Всё-таки хорошая Наташка подруга! Споить споила, но водички оставила. Чтоб сразу не сдохла.

Ужас! Как тошнит! Янка задышала глубоко, снова прикрыв глаза, а когда немного отпустило, решила встать и выйти в коридор. И, наверное, очень плохо сделать тому, кто делает это «тук-тук» …

Что же за такое, это ведь дом, а не многоквартирник! Да даже соседи ее так не издеваются. Глухое «тук-тук» перешло в металлический лязг, а потом скрежет. Яна зажала руками уши и поспешила к двери, не обращая внимания ни на боль, ни на тошноту. Распахнув створки, вылетела за дверь, но тут же остановилась, пораженная увиденным. Трехлетний Митюша сидел на полу, практически возле входа, и забивал в дно перевернутого металлического тазика гвоздь. Настоящий гвоздь, настоящим молотком. Тук, тук…

– Ты чего тут творишь? – без приветствия выдала ошарашенная Янка.

– Забиваю гоздь.

– Зачем?

– Забить надо. Вот сюда, – тычет пальчиком в уже наметившуюся дырень в дне таза.

– Зачем?

– Гупая? Надо, говою.

– А! А мама где?

– В саду. Бата комит.

– Кого?

– Ваньку говою, гупая?

Яна стояла в растерянности. Что делать? Спасать таз или бежать ябедничать Наташке? Она-то точно не знает ещё, что отчебучил ее сын…

– А почему ты тут сидишь, а не с ними? – передернула плечами, вспоминая недавнее тук-тук.

– Тебя здал. Мама сказала мозно.

– Что можно?

– Тихо посидеть, подоздать.

– И это по-твоему тихо?

Митька насупился:

– Так я не бегаю.

– Господи, сиди здесь, я сейчас умоюсь и пойдем к маме твоей. Только не стучи больше, пожалуйста.

– Пачиму?

– Просто не надо, поверь. Сиди тут!

– Сизю.

Янка опрометью проскочила до ванной комнаты. Включила свет и ахнула. Вся раковина была умазана зубной пастой, ровным слоем, а сверху на нее славным узорчиком приклеены листья какого-то дерева. Вишни, возможно.

Бред. Это что, снова Митька? А Наташка? Она что за ними совсем не смотрит? Это же опасно, тут в ванной столько бытовой химии! Неужели нельзя занять ребенка чем-то полезным? Сейчас столько занятий придумали для малышей! Столько обучающих каналов на Ютубе! Ну, к примеру, хоть тот же английский для детей… Надо с ней поговорить. Она не знает, чем их занять, вот и страдает, сама вчера жаловалась.

Яна огляделась. Сверху, на стиральной машинке лежала стопка чистых полотенец и банных халатов. Наташка всегда, когда ждала гостей, выкладывала их сюда, чтобы могли пользоваться.

Яна быстро приняла контрастный душ. Стало намного легче. Зубы бы почистить. Но щетка в дорожной сумке в косметичке.  Хотя нет, вот она, ее косметичка. Лежит рядом с полотенцами. Видимо, Сашка уже сам достал. Так, вот щетка. А паста где? Брала же. Точно брала…

Догадка неуверенно выползла откуда-то из-за закоулков сознания. Яна посмотрела вниз. Так и есть – под раковиной пустой тюбик из-под ее дорогой зубной пасты, заказанной через европейский сайт. Она ее месяц ждала. Не успела даже пару раз почистить…

Словно сама – маленький ребенок, она чуть не захлебнулась от накатившей вдруг обиды. Как так-то? Дрожащими руками потянулась к пустой упаковке, не осталось ни капли, все выжал, досуха. Вот же… Решительно открыла настенный шкафчик. Придётся воспользоваться Наташкиной пастой.

Под дверью, только теперь уже рядом с ванной комнатой, снова раздалось характерное тук-тук. Раздраженная до предела, Янка быстро закончила со всеми водными процедурами, накинула на себя жёсткий вафельный халат и стремительно распахнула дверь, чуть не стукнув ею Митьку. Но тот, испугавшись, успел отскочить и чудом избежал удара.

Митька, прожигая Янку своими глазками – вишнями, возмутился не по-детски:

– Ты чего это, блин, делёшься?

– Прости, – гнев из-за чувства вины сразу сошёл на нет. – Не ушибся?

– Нет.

– А ты почему опять стучишь? Я же сказала…

– Ты говолила сидеть там, – он важно ткнул пальцем в сторону спальни. – А там мне скучно.

Вздохнула. Ну что же, Яна! Плохой из тебя руководитель. Не объяснила ребёнку толком, что можно, а что нельзя, вот и получай.

– А пасту кто размазал мою?

Митька сразу надулся. Он молча опустил голову и ушел в отказную.

– Понятно. Ответчик не готов к наказанию.

В тот же миг слезы градинами полились по его пухлым щечкам, Митька криво раззявил свой ротик, и раздался визгливый оглушающий рев.  Яна растерялась еще больше.

– Что случилось-то? Ты чего ревешь?

– А-а-а-а, – продолжил свой концерт малец, зыркнул на нее исподлобья, развернулся и убежал.

Ну как же так… Что же это… Она ведь ничего не сделала… В растрепанных чувствах Яна поплелась в комнату. Сумка с вещами разворошена так, что все помялось. Ну, конечно, Сашка… Неужели нельзя взять только то, что нужно, не переворачивая все вверх дном!