Литмир - Электронная Библиотека

– Блютуз-шмутуз, – проговорила Пит.

– Действительно, – сказала я в свою бутылку вина. «Шардоне» быстро подействовало на меня. Я мысленно прокручивала в голове весь свой день, вспоминая, как я ела, и пыталась понять, почему сразу же опьянела. Единственная еда, которую я смогла вспомнить, – горстка маленьких зефирок, которую я схватила на пути в ванную.

Входная дверь открылась. Они прощались под стук дождя по крыше, а я снова вернулась в ванную комнату и заперлась там. Потом поставила бутылку на раковину, посмотрела на себя в зеркало, яростно ткнула пальцем в маленькие карие глазки в своем отражении и прошептала:

– Это будет самый тяжелый вечер за все лето.

Конечно, это была ложь, но я сумела-таки обмануть саму себя. Я пригладила волосы, сбросила куртку, спрятала бутылку вина в сумку и вышла в коридор.

– Соне надо было уйти, – сказала Пит, но это прозвучало скорее как «Какого черта, Январия?».

– Да? – спросила я. – Ужасно жаль.

Прозвучало это больше как «Боже, храни все блютузы-шмутузы на свете».

– Действительно, – согласилась Пит.

Я последовала за ней обратно в гостиную, где лабрадоры расположились уже вместе с дамами. Одна из собак перебралась на дальний край дивана, Мэгги заняла освободившееся место, а вторая собака перебралась в кресло, устроившись поверх третьей. Лорен сидела на одном из зеленых стульев с высокой спинкой, и Пит жестом предложила мне сесть рядом с ней, а сама села на третий стул. Пит проверила время на часах.

– Будет здесь с минуты на минуту, – сказала она. – Должно быть, попал под ливень! Я уверена, что мы скоро сможем начать.

– Отлично, – ответила я.

Комната все еще немного кружилась. Я едва могла смотреть на диван, где видела Соню, гибкую и расслабленную с белыми собранными на голове кудрями, и воспользовалась возможностью покопаться в сумке (осторожно, чтобы не перевернуть вино) в поисках закладок. Кто-то постучал в дверь, и Пит вскочила. Мое сердце замерло при мысли, что Соня могла передумать и вернуться назад. Но тут в коридоре послышался негромкий голос, и Пит вернулась, ведя на буксире мокрого и взъерошенного Августа Эверетта. Он проводил рукой по волосам, стряхивая с них капли дождя. Гас выглядел так, словно только что скатился с кровати и шел сюда, попивая алкоголь из бумажного пакета. Не то чтобы я имела права его осуждать в данный момент.

– Девочки, – сказала Пит, – я полагаю, вы все знаете единственного и неповторимого Августа Эверетта…

Гас кивнул и помахал рукой. Мне показалось, что он не улыбался совсем. Это слово едва ли могло описать то, что он делал. Я бы сказала, что его рот обежал комнату, а затем его глаза встретились с моими, и оба уголка его рта изогнулись вверх. Он кивнул мне и только мне.

Мой разум вращал слабые, скользкие от вина колеса, пытаясь понять, что же так сильно беспокоило меня в этот момент. Конечно, это был самодовольный Гас Эверетт. Он, та женщина и чертово вино в ванной. И…

И то, как по-разному представила нас Пит.

Это Январия – именно так родители заставляли одного воспитанника детского сада дружить с другим.

Единственный и неповторимый Август Эверетт – так Клуб книголюбов мог представить только своего особого гостя.

– Пожалуйста, пожалуйста. Садись здесь, рядом с Январией, – сказала кому-то Пит. – Не хотите ли чего-нибудь выпить?

Боже. Я все неправильно поняла. Я здесь не в качестве «звездного гостя». Я была здесь обычным зрителем, и мой «потолок» – член Клуба книголюбов. Я пришла сюда, где обсуждали, скорее всего, книгу «Откровение».

– Не хотите ли чего-нибудь выпить? – снова спросила Пит, возвращаясь на кухню.

Гас оглядел синие пластиковые стаканчики в руках Лорен и Мэгги.

– А что у тебя есть, Пит? – спросил он через плечо.

– О, первый раунд в Клубе книголюбов всегда за «белым русским», но Январия принесла немного вина, если это кому-то ближе.

Перспектива позорно выуживать из сумки вино для Гаса мне совсем не нравилась. Думать о том, чтобы начать вечер с водки, тоже не хотелось. Но по широкой ухмылке на лице Пит я поняла, что ничто другое не доставит ее гостю большего удовольствия.

Гас наклонился вперед, упершись локтями в бедра. Левый рукав его рубашки приподнялся, открывая тонкую черную татуировку на тыльной стороне руки – изогнутый, но замкнутый круг. Мне показалось, что это была «лента Мебиуса».

– «Белый русский» звучит здорово, – ответил Гас.

Конечно, так оно и было. Людям нравилось представлять себе своих любимых писателей-мужчин, сидящими за пишущей машинкой, тут же и аромат крепчайшего виски и неуемная жажда знаний. Я бы не удивилась, если бы вдруг оказалось, что сидящий рядом со мной помятый мужчина, который высмеивал мою карьеру, носил грязное нижнее белье и питался бы сырными слойками из «Мейер».

Кого я обманываю, он мог бы появиться тут в образе драгдилера, и все равно его воспринимали бы более серьезно, чем меня в моем тесном платье от Майкл Корс.

Могло статься и так, что я получила бы авторские фотографии, сделанные старшим фоторедактором «Bloomberg Business Week», а он сделал бы дешевые селфи с помощью маминой цифровой камеры 2002 года выпуска. И все равно он получил бы больше уважения, чем я.

С таким же успехом он мог просто прислать фотографию себя в душе. Они бы напечатали ее на обложке прямо над той двухстрочной биографией, которую они для него написали. Меньше слов – больше изысканности, как говорила Аня.

Я ощутила на себе взгляд Гаса. Мне показалось, он понял, что в своем сознании я разрываю его на части, а Лорен и Мэгги почувствовали, что этот вечер станет ужасной ошибкой.

Пит вернулась с еще одной порцией водочно-молочного коктейля в синем бокале, и Гас поблагодарил ее за это. Я глубоко вздохнула, когда Пит опустилась в кресло.

Может ли эта ночь стать еще хуже?

Ближайший ко мне лабрадор громко пукнул.

– Ух ты! – сказала Пит, хлопнув в ладоши.

Какого черта. Я вытащила свою бутылку и сделала большой глоток. Мэгги захихикала на диване, а лабрадор перевернулся и спрятал морду между подушками.

– Красное вино, «белый русский» и синий Клуб книголюбов. И я просто умираю от желания узнать, что все думают о книге.

Мэгги и Лорен обменялись взглядами, сделав по глотку из своих маленьких водочных рюмок. Мэгги поставила свою рюмку на стол и легонько хлопнула себя по бедру.

– Черт возьми, мне это нравится, – тихо сказала она то ли о водке, то ли о романе.

Смех Пит был грубым, но удивительно теплым:

– Тебе все по нраву, Мэгс.

– Вот уж нет! Мне не нравится этот человек – не главный шпион, а второй. Он слишком резок.

Шпионы? Неужели в «Откровениях» были какие-то шпионы? Я посмотрела на Гаса, который выглядел таким же озадаченным, как и я. Рот его был приоткрыт, а рука с бутылочкой «русской беленькой» прислонилась к левому бедру.

– Мне тоже он не понравился, – согласилась Лорен, – особенно сначала, но к концу он стал нормальным. Когда мы узнали предысторию о связях его матери с СССР, я стала понимать его.

– Очень мило, – согласилась Мэгги. – Ладно, беру свои слова обратно. В конце концов, он мне тоже вроде как понравился. Но мне по-прежнему не нравится, как он обошелся с агентом Майкельсоном. Я не могу оправдать его за это.

– Ну, конечно нет, – вмешалась в их разговор Пит.

– Полный женоненавистник, – подытожила Мэгги, махнув рукой.

Лорен кивнула:

– А как ты отнеслась к открытию близнецов?

– Честно говоря, мне повествование немного наскучило, и я скажу тебе почему, – заверила Пит.

Она принялась рассказывать нам почему, но я едва поняла, потому что была очень увлечена наблюдением за тонкой гимнастикой, которую выполняло лицо Гаса. Едва ли они сейчас говорили о его книге. Он выглядел не столько испуганным, сколько ошеломленным, как будто решил, что кто-то подшутил над ним, но он еще не был достаточно уверен, чтобы объявить об этом во всеуслышание. Он уже осушил свой бокал и оглядывался на кухню, как будто надеялся, что здесь как по волшебству может появиться еще один.

11
{"b":"705395","o":1}