========== 25. Крепость ==========

There are things I thought I could rise above,

And all the things I thought I was better than,

And a coward might call it a conscience,

And a liar might call it the truth

Nothing could ever make me more frightened,

Than the thought of hurting you.

Bear’s Den — Fortress

***

Есть что-то странно умиротворяющее в тихом хлопке открывающегося пива.

Старый друг приветствует меня. Я ставлю на стойку перед ним бутылку и слегка улыбаюсь в знак согласия.

Согласия с чем? Может быть, с тем, как чертовски низко я опустился в своей жизни, что не могу позволить себе выпить с другом пива, боясь, что это закрутит меня в алкогольно-наркотический водоворот, от которого можно потерять долбаный разум.

— Не знал, что у тебя есть пиво, — дёргая бровью, говорит Джордж и подносит бутылку к губам.

Облокотившись на кафельную столешницу рядом с раковиной, я скрещиваю руки на груди и смотрю на него.

— У меня и не было. Особый случай, все дела.

Лицо Джорджа кривится в усмешке, он ставит пиво на стол с таким видом превосходства, будто мои слова о том, что это «особый случай», каким-то образом превратили его в грёбаного министра магии.

Алкоголь определённо облегчит мою задачу.

Извиняться перед Молли было трудно, но… было в этом что-то такое, от чего становилось по-настоящему уютно. Я так долго обнажал перед ней свою разбитую душу, что ещё одна маленькая исповедь — это ничто. Но извиняться перед Джорджем?

Чёрт.

Мои голосовые связки затягиваются в узел, я наливаю воду в стакан, делаю большой глоток, пытаясь прочистить их, и, развернувшись, настороженно смотрю на него.

— Ты уже слышал о том дерьме, которое Бреннер заставляет меня делать?

Джордж хмурит брови и делает ещё один большой глоток пива.

— Ты про свои поварские замашки?

Я нервно тру ладонью колючую щетину.

— Не совсем. Я… ну, это немного нелепо, но… — грустно посмеиваюсь и на мгновение прикусываю язык. — Я должен извиниться перед людьми, которых обидел.

Неловкость обрушивается на нас. Краем глаза я замечаю, что Джордж слегка дёргается.

— Ну, так вот, — я поднимаю голову к потолку и чувствую, как покалывает носовые пазухи от давления момента. — Мне очень жаль. Извини, что тебе пришлось спасать мою задницу — и не один раз. Я… — прочищаю горло, — Я не знаю, где бы очнулся, если бы ты тогда не пришёл за мной. И после всего, что случилось, ты всё равно взял меня обратно. Ты дал мне работу, квартиру и даже свой собственный дом. Спасибо.

Лицо Джорджа искажается в той же неловкой гримасе, которая часто появляется на лице его младшего брата. На мгновение я поражаюсь, насколько они похожи.

Допив пиво, он вытирает рот и тихо вздыхает:

— Ну, на самом деле ничего особенного. Мне нужна была помощь в магазине, тебе — работа. Было логично.

Уже хочу пошутить про то, что мне никогда по-настоящему не нужна была работа, и, в целом, я могу не работать до конца своих дней. Но я молчу.

Джордж постукивает пальцем по плитке и стискивает зубы, прежде чем заговорить:

— Значит, это твой способ уволиться?

В горле снова застревает комок, и я пытаюсь проглотить его:

— Да.

Я думал об этом всего несколько дней, но как только эта мысль пришла мне в голову — я понял. Это место больше не для меня. Точно так же, как Грейнджер не предназначена для расстановки книг по полкам; я не предназначен для ведения бухгалтерии магазина приколов. Хоть и классного.

Я мог бы презирать наследие, оставленное мне, но там мои корни, которые так же являются частью меня, как и передающийся по наследству фирменный цвет волос. Я ничем не обязан поколениям до меня, которые осквернили мой разум и развратили нашу семью, но кое-чем я обязан себе.

«Малфой Энтерпрайзис» давно ждёт меня, и впервые я чувствую, что уже зовёт. Я могу восстановить то, что было сломано. Могу вдохнуть в компанию вторую жизнь — сделать лучше — точно так же, как пытаюсь сделать это с самим собой.

— Ничего личного… — начинаю я, но меня останавливает поднятая ладонь Джорджа.

— Я никогда не думал, что ты останешься надолго, Малфой. Я благодарен тебе за помощь, и ты можешь оставаться в квартире столько, сколько захочешь, — его губы трогает улыбка. — Ты не так плох, как все говорят.

Я фыркаю, отталкиваясь от своего места на стойке и поворачиваясь, чтобы встать перед ним.

— Ты тоже, приятель.

Предлагаю ему руку. Он смотрит на неё, насмешливо наморщив лоб. Сжав мою ладонь, он притягивает меня в свои объятиях. Удивляя даже себя, я без колебаний отвечаю ему тем же.

***

Просунув голову в камин, я вздрагиваю от зелёного пламени, щекочущего кожу.

— Молли!

Камин искажает Нору, и я вижу расплывчатую фигуру хозяйки дома, которая, пыхтя, входит в комнату с озабоченным видом.

— Драко Малфой, что ты делаешь в моём камине? Знаешь ли ты, что…

Я обрываю её:

— Молли! Это чрезвычайная ситуация. Камин открыт. Скорее!

Пряча в ладонях лицо, я сквозь пальцы в ужасе смотрю на свою кухню. Через несколько секунд Молли, спотыкаясь, входит в комнату, стряхивая с фартука сажу и порох. Её глаза расширяются от ужаса.

— Мерлинова борода, что ты здесь устроил?

— Я пытался приготовить жаркое, — мямлю я, и теперь мы вместе смотрим на дым, поднимающийся от чугунной сковороды, и на кипящую воду, которая с сердитым шипением переливается через край кастрюли.

— Как скоро она будет здесь? — Молли сосредоточенно изучает хаос, воцарившийся на моей кухне.

Морщусь, бросая взгляд на часы на стене:

— Эм, через сорок пять минут.

Она распускает волосы и крепче завязывает их на макушке.

— Бери свою палочку, она тебе понадобится.

Решительно пройдя на кухню, Молли ахает, увидев обугленное мясо на сковороде.

— Ради всего святого, что тебе сделал этот бедный кусок мяса? За что ты так с ним? — она прижимает руку к груди. Реакция такая, будто я надругался над её ребёнком, а не над куском говядины.

— Эта дурацкая, проклятая книга! Там написано, что нужно подпалить корочку перед убавлением огня. Но всё сгорело!

— Да, — она осматривает мою плиту. — Да, сгорело. Поздравляю с убийством прекрасного куска мяса. Будем надеяться, что у тебя есть что-то ещё в холодильнике, — она щёлкает своей короткой палочкой по моей плите и мгновенно убирает весь беспорядок.

Мясо — которое стоило больше двадцати фунтов — бесцеремонно падает в мусорное ведро.

— По крайней мере, морковь ещё не испорчена… — шипит Молли.

Смешно. Я успел только порезать её и даже не пытался приготовить.

— Картошку, наверное, ещё можно спасти. У тебя же есть цыплёнок? — спрашивает она с широко раскрытыми, полными надежды глазами.

Я вскидываю нервно руки, указывая на мою кухню, окутанную дымом. Её едва заметная насмешка не ускользает от меня.

— У кого вообще на всякий случай в холодильнике припасён цыплёнок?

— У людей, которые, чёрт возьми, умеют готовить! — кричит она, размахивая руками в воздухе, топает обратно к камину и исчезает во вспышке зелёного пламени, сопровождая криком, — Нора!

Чёрт.

Она ушла. Оставила меня с кастрюлей наполовину сваренной картошки и стопкой сырой моркови.

Но сразу после исчезновения, она появляется снова, держа в руках замаринованного в специях цыплёнка. Она бормочет себе под нос что-то вроде «кто-оставляет-сорок-пять-минут-на-жаркое».

Не обращая на меня внимания, Молли проходит в мою маленькую кухню, кладёт цыплёнка в духовку и ставит таймер.

— Продолжай резать морковь; ей потребуется не меньше сорока минут. Я не знаю, что тебе там наговорила эта ужасная книга, но ты облажался.

Я открываю рот в порыве что-то ответить, но она — вся такая деловая — направляет кончик своей волшебной палочки мне в лицо, и я знаю, что лучше не доставать Молли Уизли на кухне — даже если эта кухня моя.

***

Тридцать пять минут спустя я выскакиваю из спальни, поправляя джемпер и угольно—чёрные брюки.