— Спасибо за покупку, хорошего вечера, — бормочу я и поворачиваюсь к Грейнджер. — Что ты говори…

— Здравствуйте!

Мои глаза сужаются в маленькие щёлки при виде нового покупателя, и Грейнджер смеётся, наклоняясь ко мне через стойку.

— Может, встретимся позже? Поздний ужин?

Я сглатываю, и внезапно всё встаёт на свои места. Цветок, который она принесла, её уложенные волосы, потрясающее небесное платье, лёгкий аккуратный макияж — всё это, вместе взятое, вызывает дикий трепет в животе.

Я киваю, когда маленький придурок напротив меня раздражённо кашляет, привлекая моё внимание.

— Отлично. Увидимся на улице после закрытия, — говорит она и исчезает в толпе, звон колокольчика сигнализирует о её уходе.

Я возвращаю взгляд к парню передо мной и обнажаю зубы в подобии улыбки:

— Только это?

До закрытия осталось два часа, но, возможно, если я устрою взрыв, и магазин сгорит дотла, я смогу встретиться с ней пораньше.

***

Мне удалось закрыть магазин за несколько минут до официального закрытия, чтобы я мог сбегать наверх и переодеться. Чёрное не слишком сочетается с её весенним облачением. Я застегиваю последнюю пуговицу на своём белом кардигане и сбегаю вниз по ступенькам, ища её глазами.

Слышу звук аппарации, и она появляется ровно в том же месте, куда я делаю шаг. Мы сталкиваемся. Мне удаётся поймать её, обхватив руками талию и позволив ей приземлиться на меня сверху.

— Ой. Ой-ой-ой, — она ёрзает по мне, отчего в голове всплывает яркое воспоминание из сна — она на мне в очень похожей позе. Когда её колено касается внутренней стороны моего бедра, мой член дёргается, и я пытаюсь освободиться.

— Извини, — бормочу я, поднимаясь на ноги и отряхивая одежду, избегая её взгляда.

— Это моя вина. Удивительно, что такое случается не так уж часто, — размышляет она.

— Одна из величайших тайн Вселенной, — перебиваю я её, сворачивая в переулок. — Ты голодная?

— Очень. Есть что-нибудь на примете? Я думала о том суши-баре, в котором мы часто бывали, или, может быть, о «Бернардc»? Мне всегда нравился их французский луковый суп.

Такое ощущение, словно со времени наших совместных обедов ничего не случилось. Как будто я не был очень близок к тому, чтобы потерять всё. Как будто мы обедаем каждую субботу, и в этом нет ничего удивительного.

Я останавливаюсь и ловлю её за локоть.

— За что ты хотела извиниться?

— А? — морщинки пролегают над её переносицей, когда она обдумывает мой вопрос. Даже не подозревает, какой эффект она производит на меня, когда мы так близко.

— Когда ты подарила мне бемонеи…

— Бе-го-нии.

— Не важно, — взмахом руки я отметаю это замечание и смотрю прямо в её глаза, надеясь, что она здесь по той же причине, что и я. — Так почему ты это сказала?

— Ну, мне очень жаль. Ты заслуживал лучшего.

Нет ничего лучше тебя.

— Я ушла, когда ты во мне нуждался, — стыдливый румянец заливает её лицо, она опускает глаза. — Мне не следовало оставлять тебя.

Я сглатываю, решаясь сказать правду; зная, что это причинит мне боль, но поможет ей.

— Я рад, что ты это сделала. Ты заслуживаешь большего, чем то, что я мог предложить. И определённо заслуживаешь лучшего, чем грёбаный Кормак Маклагген, — я ухмыляюсь, снимая напряжение между нами, и мы продолжаем наш путь. — Честное слово, как ты могла дать этому придурку шанс? Я начинаю думать, что у тебя отвратительный вкус на мужчин, — искоса смотрю на неё и вижу, как уголки пухлых губ приподнимаются.

— Возможно, в этом есть зерно правды. По крайней мере, с точки зрения характера. Зато я выбираю красивых мужчин.

Она подначивает меня, и я не могу не воспользоваться случаем. Моя рука театрально взлетает к груди.

— Ты считаешь Кормака Маклаггена красивым? Мерлин. Тебе нужна помощь. Рон Уизли? — фыркаю я. — Нет, с тобой точно что-то не так.

— Ну, однажды я влюбилась в тебя, — её голос звучит легко, почти кокетливо, и я чувствую, как моё сердце учащённо бьётся в груди. — Это же должно что-то сказать о моём вкусе.

Я мрачно усмехаюсь, предлагая ей руку для аппарации.

— Грейнджер, я хуже всех.

***

Наблюдая за ней сегодняшним вечером, я неосознанно ищу подсказки. То, как она проводит указательным пальцем по изгибу ложки, вращает соломинкой лёд в стакане с водой или постоянно дёргает свой локон. Все ключи к её беспокойству, которые я, кажется, упускал из виду, погружённый в свои собственные проблемы.

Я отрываю взгляд от кремовых линий её шеи:

— Как дела с «Флориш и Блоттс»? Всё по плану?

— Я так устала, — выдыхает она и делает маленький глоток воды, прежде чем подпереть ладонью подбородок. — В этом бизнесе куча деталей, о которых я не знала раньше, и я отчаянно пытаюсь наверстать упущенное до того, как вступлю в должность летом.

— Дай знать, если я могу чем-то помочь. Ты же знаешь, теперь я выдающийся бухгалтер и всё такое, — подмигиваю ей, она краснеет и закусывает губу. Сердце пропускает удар.

Ночь продолжается, приносят еду, и вскоре мы оба, опираясь локтями на стол, кидаем колкости друг в друга просто ради забавы. Грань между флиртом и ссорой очень тонкая, но мы с лёгкостью балансируем, как будто делали это лет десять. Ну, в целом, так и было. С разницей в том, что десять лет назад я не считал розовый румянец на её щеках таким очаровательным.

— Я всё ещё могу разобраться, — возражаю я, сверля её взглядом. — Я просто говорю, что правила игры не совсем понятные — но я всё ещё могу разобраться.

— Драко Малфой. Ты сошёл с ума, если думаешь, что будешь играть в «Подземелья и драконы». Я поставлю весь свой счёт в «Гринготтсе», чтобы увидеть это.

— Ну, мне точно не нужны твои деньги. Но думаю, что никогда не помешает пополнить трастовый фонд на чёрный день — потому что теперь, когда ты бросила мне вызов, я определённо сыграю. Мне просто нужно найти магловскую компанию.

Потрясающая девушка напротив меня разражается бурным хохотом и вытирает слёзы от смеха с глаз:

— К сожалению, я не уверена, что мои сбережения могут помочь фонду. Знаешь ли, купить успешный пятисотлетний книжный магазин на самом деле довольно затратно.

У неё всегда были ямочки на щеках?

Голос Бреннера эхом отдаётся в голове, и я задаюсь вопросом, насколько хорошо я действительно знаю её и как много придумал сам. Месяцы назад я влюбился в этот образ цельной и здоровой девушки. Не знаю, как показать ей, то, что я люблю её и разбитой. Да какой угодно.

Я пытаюсь проглотить комок нервов, застрявший в горле:

— У твоих родителей был собственный бизнес?

Она морщит лоб, а в глазах вспыхивают непонятные эмоции. Кивнув, Гермиона начинает рассеянно вертеть соломинку в стакане.

— Да. У них была своя клиника. Они были дантистами. Ну, я думаю, они и сейчас дантисты, — её глаза на мгновение темнеют. — Они же не умерли, — добавляет она тише и утыкается в стол.

В панике я мысленно проклинаю Бреннера. Вот почему люди не должны совать нос в долбанные чужие дела, Гарольд.

— Мне очень жаль. Мне не следовало…

— Нет! — прерывает она с лёгкой улыбкой. — Это… мило. Приятно, что кто-то интересуется. Я думаю, Гарри и Рон не спрашивают — думают, что это расстроит меня, и, возможно, они правы. Но даже если мои родители забыли меня, я не хочу забывать о них.

Я выпрямляю спину, закусываю губу, чтобы попытаться успокоить грохот в грудной клетке:

— Ты не хочешь рассказать мне о них?

Она резко поднимает глаза на меня.

— Ты хочешь узнать о моих родителях?

Ещё раз сглотнув, я приподнимаю и опускаю плечи, как будто это само по себе ответ.

— Я хочу узнать о тебе всё. Мне жаль, что я не подумал спросить об этом раньше.

Её зубы врезаются в нижнюю губу, и улыбка, которую она пытается скрыть, застывает в её глазах.

Наклонив голову, она смотрит на меня, как на головоломку, для которой у неё не хватает деталей, хотя это никогда не помешает ей попытаться решить её.