Пока он описывает мне эту сцену, яркая картина расцветает под моими сжатыми веками. Я вижу стеклянный шар в своих руках, вижу крошечную фигурку, которая выглядит точно так же, как я, и мысленно следую его инструкциям.

— А теперь я хочу, чтобы вы подняли шар и потрясли изо всех сил. Сверкающий снег превращается в хаос. Пока вы смотрите на метель, я хочу, чтобы вы сами двигались. Вы больше не держите шар. Вы в нём — наблюдаете, как вокруг тяжело падает снег, и поначалу это ошеломляет…

Ледяной холод пробегает по моему телу, когда я смотрю в зловещее тёмное небо; снежная буря кружит вокруг меня, оставляя свои белые следы на плечах и ресницах. Слишком холодно — чертовски холодно, честно. Я начинаю стучать зубами, потирая руки об одежду, жадно ища тепла. Сквозь почти непроглядную снежную пелену я едва различаю ручей в нескольких метрах от меня. Сделав несколько неуверенных шагов вперёд, слышу голос Бреннера, похожий на глухое эхо. Как будто шар сейчас в его руках.

— Не забывайте, что вы теперь в шаре. И сначала снег падает тяжело и бешено, но что происходит потом?

Мой подбородок тянется по направлению к его голосу, брови низко опускаются на глаза.

— Снегопад затихает, — бормочу я, выпуская пар изо рта и дрожа всем телом от холодного воздуха.

— Совершенно верно. Взгляните вверх на небо и наблюдайте, как темнота приобретает светло-серый оттенок, снег падает мягко, ослабевая с каждым моментом, пока не оседает вокруг вас. Что вы слышите?

— Ручей… он всё ещё течёт, и теперь я вижу его более отчётливо, — мои ноги тянут меня к нему. Прозрачная голубая вода струится по каменистому дну. Я чувствую, как моё дыхание успокаивается, острые укусы холодного воздуха становятся освежающими. Делаю глубокий вдох.

Глаза закрываются. Ещё не улёгшиеся снежинки тают, едва касаясь моих щёк. Сердцебиение замедляется, переходя в ровный ритм. Боль в груди утихает.

— Оставайтесь здесь столько, сколько захотите. Когда будете готовы, я хочу, чтобы вы вышли из шара и вспомнили, что он был в ваших руках всё это время.

Через несколько мгновений я следую его инструкциям, пока снова не начинаю легонько раскачивать снежный шар, наблюдая, как в нём падают мягкие хлопья. Я чувствую, что могу контролировать себя, и, быстро моргая, возвращаю сознание обратно в кабинет.

***

Сгорбившись над контрактом от нового поставщика, я едва не подпрыгиваю от неожиданности, когда дверь распахивается, и из проёма выглядывает ухмыляющееся лицо Джорджа.

— Блин, да перестань уже так врываться! — ругаюсь я, глядя на чернильные кляксы на контракте над тем местом, где дрогнуло перо.

— Грейнджер хочет тебя видеть.

Всё замирает. Ну, за исключением моего сердца, которое колотится так, будто я теперь звёздный ловец на чемпионате мира по квиддичу. Поднимаю глаза.

— Гр-Грейнджер? — заикаюсь и подозрительно прищуриваюсь. — Увидеть кого? Тебя?

— Тебя. Она на улице, спросила, не найдётся ли у тебя минутки. Но не хочет мешать, если ты занят.

Мой рот тщетно пытается издать звуки, которые могли бы походить на слова, но ничего не приходит на ум, когда я прокручиваю последние несколько недель с нашей с ней встречи.

— Ничего страшного, если ты не готов, друг, — успокаивает меня Джордж тихим голосом. — Она поймёт.

Она здесь не для этого. Она здесь не для того, чтобы что-то возвращать. Она ушла… ты должен позволить ей уйти.

Я повторяю это словно заклинание, которое нужно выучить, уповая на то, что мой разум зафиксируется на этом и будет помнить, что она не любит меня… больше не любит. Если вообще когда-либо любила.

— Нет, всё хорошо. Конечно, я увижусь с ней, — губы сжимаются в тонкую линию, и я разглаживаю жилет и брюки, хотя они и так идеально выглажены. Поднимаю свой плащ, раздумывая, брать ли его с собой.

— Посмотрите на него, — воркует Джордж, — весь такой нервный. Как мило, — швыряю плащ ему в лицо, а он хохочет и откидывает его в кресло.

— Джордж?

— Да, приятель?

— Будь добр, отвали, — я одариваю его натянутой улыбкой и протискиваюсь мимо.

Пробираясь через лабиринт магазина, я быстро обхожу витрины и уклоняюсь от зачарованного дракона размером с филина, проносящегося в пятнадцати сантиметрах от моей головы.

— Удачи, — оборачиваюсь и вижу, что Джордж идёт за мной и ухмыляется, выставив вперёд два длинных больших пальца, а затем поворачивает к кассам. Слегка нахмурившись, я толкаю дверь и выхожу на холодный декабрьский воздух.

Пробежав вниз несколько ступенек, я всматриваюсь в проходящую мимо толпу. Но не вижу её, отчего в груди всё сжимается.

Если это один из ох-каких-весёлых, бессмысленных и даже на каплю не смешных приколов Джорджа, то заверяю, я кину в него пару заклина…

— Малфой? — её тихий голос пронзает меня. Я почти спотыкаюсь, услышав, как она снова произносит мою фамилию.

Поворачиваюсь, и у меня перехватывает дыхание. Боже, она ещё красивее, чем я её помню. Я всегда думал, что она больше похожа на осень, но теперь, глядя на неё в тёмно-красном обтягивающем пальто, обрамлённую кудрями, заправленными в того же цвета шапку, я понимаю, что ошибался. Её щёки пылают розовым румянцем, а шоколадного цвета глаза сосредоточены на мне.

Я знаю, что она ищет. Доказательства моей зависимости. Она бросает нервный взгляд на круги под глазами, на зрачки, потом переключается на мои руки, сжатые в кулаки.

— Грейнджер, — это всё, что я могу сказать, но даже это требует слишком больших усилий. Её имя — табу в моём сознании, и произнесение его вслух возвращает всю тягу к ней. Я хочу упасть на брусчатку у её ног и молить о прощении, умолять её увидеть, что я изменился, что я уже не тот человек… но не уверен, что даже сам верю в это.

В конце концов, я всё ещё зависимый. Отчаянно старающийся, но зависимый.

— Ты хорошо выглядишь, — говорит она, делая неуверенный шаг ко мне. Снежинки застревают в каскадом спадающих кудрях. — Как себя чувствуешь?

Пытаюсь заговорить, но во рту пересыхает, слова застревают в горле. Откашливаюсь в локоть.

— Я, э-э… Стараюсь держаться. Спасибо. Как твои дела?

Не слишком ли рано спрашивать, как идут дела у Кормака? Потому что это то, что мне на самом деле хочется знать.

— Я в порядке, — кивает, и молчание между нами затягивается. Мы, должно быть, выглядим довольно нелепо — два человека, беседующие лицом к лицу на расстоянии в четыре фута. — Я рада, что тебе лучше, — добавляет она, и я вздрагиваю от вынужденной неловкости.

— Грейнджер, я действительно… — извинения почти вырываются, но она останавливает меня, её глаза вспыхивают от боли, и она делает ещё один шаг вперёд.

— Пожалуйста, не надо, — её лицо напрягается, как будто услышав мои извинения, она может сломаться. — Я не… я просто хочу сказать, что тебе не за что извиняться. Ты проходишь через это всё и… — слова обрываются. Её плечи тревожно опускаются, когда она выдыхает. — Мне не нужны извинения, Драко. Я просто рада, что тебе лучше.

Я хочу, чёрт возьми, сказать что-нибудь; я хочу, чтобы она просто позволила мне исправить всё то, что между нами. Но её слова отдаются эхом в моей голове.

Мне нужно, чтобы ты хотел большего для меня.

Вместо извинений я твёрдо киваю, провожу языком по зубам и прикусываю губу. Как бы сильно я ни хотел, чтобы она меня услышала, она просила меня этого не делать. И опять же — кто я такой, чтобы ей в чём-то отказывать?

Её спина выпрямляется в приливе уверенности. А вот и львица.

— Я просто хотела убедиться, что ты приедешь на Рождество в Нору.

Моё лицо сжимается от этой мысли.

— О, я ещё толком не решил.

— А?

— Ну, я не знал, будешь ли ты там с Кормаком, — признаюсь. Бесхребетный. Я знаю это, но ничего не могу с собой поделать. Я должен был вставить это в разговор. — Не говоря уже о том, что Рон арестовал меня около месяца назад, и я сомневаюсь, что кто-то захочет видеть, как я хандрю, портя всем весёлый праздник.

Брови Гермионы сходятся на переносице, пальцы тянут цепочку на шее.