Я смотрю на его растрёпанные волосы и почему-то всё ещё заляпанные очки. Я вижу, что ему не плевать на меня, но меня это не пугает, как раньше. Он зажигает огонь в моей груди, который, я был уверен, погас много лет назад.

— Ладно.

========== 14. Юный и прекрасный ==========

Will you still love me

When I’m no longer young and beautiful?

Will you still love me

When I’ve got nothing but my aching soul?

Lana Del Rey — Young and Beautiful

***

Я думаю о том, как маленькая жила на моей шее имеет власть над разумом, может поставить на колени, раздавить меня, пока я не превращусь в ничто. Мысли блуждают, глаза закрыты — я концентрируюсь на гневном подёргивании в шее и непрерывном постукивании пальцем по ладони.

— Расскажите мне, что с вами происходит, — голос Бреннера прерывает мои размышления, и я резко открываю глаза. Я хочу наорать на него, хочу ударить, пока он не почувствует то же, что и я, но что-то внутри останавливает меня. Не только данное обещание, но и понимание того, что это мой последний шанс. После него нет ничего, кроме Азкабана, и я должен что-то изменить.

Я судорожно сглатываю, не сводя глаз с его неряшливого лица:

— Я не знаю, как это описать. Мне не нравится говорить об этом.

— Я знаю, что это… неудобно. Это распространённое заблуждение, что подобные сеансы приятны для врачей. Трудно смотреть, как человека принуждают к уязвимости. Знайте, что мне это тоже не нравится.

— Тогда зачем вы это делаете? — задумчиво провожу подушечкой пальца по линиям ладони.

Он хмурит брови и закрывает блокнот, лежащий у него на коленях:

— Я верю в этот процесс. Верю в силу человеческого духа и его способность преодолеть психологическую травму при правильном лечении.

Я фыркаю:

— И вы думаете, это как раз про меня? У меня психологическая травма?

— А разве нет?

— Нет, — уже почти смеюсь.

— Расскажите мне, — он наклоняется вперёд, упираясь локтями в колени, и изучает меня. Может быть впервые я готов встретиться с ним взглядом. — Почему вы здесь?

— По решению…

— По решению суда. Да. Но что с вами не так? Зачем вам нужна терапия?

Я напрягаюсь от его вопросов. Ответ на них настолько прост, что я не понимаю, зачем он вообще спрашивает об этом:

— Потому что я зависим.

— Неверно! — он швыряет блокнот на стойку, и я подпрыгиваю от громкого шлепка. — Нет. Вот так вы занимаетесь самолечением. Вот так относитесь к тому, что с вами не так. Копните глубже и расскажите мне. Что с вами не так?

— Да где здесь грёбаный смы… — начинаю спорить я, но он останавливает меня прежде, чем я успеваю договорить.

— Стоп. Расскажите мне! — он почти встаёт со стула, в его голосе решительность и настойчивость. Он требует. На этот раз практически вытягивает из меня признание, и я срываюсь. — Признайтесь сами себе, мистер Малфой. Что с вами не…

— Я, блять, просто разбит! — слова вылетают изо рта прежде, чем я успеваю их осознать. — Каждый грёбаный человек, который когда-либо должен был любить меня, плевал на меня, использовал, бросал… умирал. Как я могу хоть как-то беспокоиться о себе, если даже они этого не делали?

— Кто такие они? — его карие глаза прикованы к моим. Не уверен, что это правильное сравнение, но чувствую, будто во мне открылся кран, воду в котором я не могу выключить.

— Мои родители. Учителя. Грейнджер. Им… им было абсолютно наплевать, на то, что вообще со мной происходит, и ещё больше плевать на то, что я сгнию в канаве. И тогда зачем мне это?

— Стоп. Измените это предложение, переверните его. Почему они должны думать о вас, если даже вы этого не делаете?

— Потому что я думал о них постоянно, Бреннер! Я так беспокоился о своих родителях, что чуть не убил человека, и это бы разрушило всю мою оставшуюся жизнь, а они… они… — носовые пазухи щиплет, в уголках глаз покалывает, — все уходят, — всхлипываю я. — У каждого есть предел, и этот предел, очевидно, я.

Бреннер смотрит на меня поверх очков, печально качает головой и кладёт ладонь на стол между нами:

— Ваше счастье не зависит от других людей.

— Что, чёрт возьми, это значит?

— Вы должны стремиться к счастью ради самого себя. Вам не нужно просить одобрения у кого-то ещё. Вы не должны полагаться на них в этом отношении. Вы архитектор собственной жизни.

— Чушь.

— Чушь?

— Да. Грёбаная чушь. Значит ли это, что я могу выйти отсюда и нюхать до тех пор, пока не тронусь умом? Что, если только это сделает меня счастливым?

— Именно. Драко, у вас есть прекрасная свобода выбора. Ваша жизнь в вашем распоряжении. Чего у вас нет, так это свободы от последствий этого выбора. Вы, как и любой другой член общества, обязаны подчиняться определённым правилам, установленным этим обществом. И по-моему, вам ужасно повезло, когда дело дошло до этих последствий, — бурчит себе под нос ругательства, и даже мои губы растягиваются в улыбке от такого нехарактерного ему поведения. — Признаю, что я не тот человек, который действительно верит в высшие всемогущие силы, движущие человечество вперёд. Но вы практически заставляете меня поверить, — я фыркаю. — Серьёзно. Сколько шансов может получить один человек? Видимо, кто-то наверху явно хочет, чтобы вы были в порядке. Ну так не разочаровывайте.

Вылив на меня свою тираду, он откидывается назад, складывает руки на груди и смотрит на меня так, словно только что столкнул свою королеву с моим королём. Шах и мат.

Я сверлю его взглядом. Мысли возвращаются к тем гадостям, которые мог бы сказать; к способам, которыми мог бы унизить его. Но я этого не делаю.

— Я постараюсь.

***

Прошло уже почти три недели с тех пор, как я вернулся в свою квартиру. Сегодня я стою перед гигантским фиолетовым зданием и смотрю на уродливое движущееся лицо близнеца Уизли на витрине. Руки дрожат.

Позади меня раздаётся хлопок, и я чуть не подпрыгиваю от неожиданности.

— Тебе нужна палатка? — весёлый голос Джорджа звенит у меня в ушах.

— Что?

— Ну, ты так долго стоишь здесь, что я подумал, может быть, тебе стоит подумать о ночлеге, — он обходит вокруг, внимательно глядя на меня сверху вниз. — Как детоксикация?

— Ад, — отвечаю я, не задумываясь ни секунды. — Я… — сглатываю комок стыда в горле. — Мне очень жаль. Я…

— Я знаю, — наши взгляды встречаются. Его голубые глаза, на моё удивление, не искрятся гневом или раздражением.

— Можно мне вернуться на работу? — бубню сквозь сжатые губы. Я мог бы развернуться и отправиться в центр города. Мог бы гордо прошествовать в «Малфой Энтерпрайзис» и занять свой огромный угловой кабинет с дико красивым видом. Но я не хочу туда. Я хочу быть здесь.

— Ты никогда её не терял. Боже, ты хоть представляешь, сколько раз бы мне пришлось уволить Фреда, если бы какая-нибудь пьянка считалась достаточным основанием потерять работу? — он качает головой, грустно улыбаясь. — Но это твой последний шанс, приятель. Снова появишься в хлам, и тебе конец. Уговор? — твердит он, приподнимая брови. Могу сказать, я сильно недооценил количество важных людей в моей жизни.

— Да, — киваю я. — Спасибо.

— А, забудь, — он привычно хлопает своей сильной ладонью по моему плечу. — Ты ещё найдёшь способ отплатить за мою невероятную доброту и щедрость. Например, закроешь магазин в эту субботу… или каждую субботу до конца моей жизни. Ну, ты понял, — его глаза озорно сверкают, а губы трогает улыбка.

— Так уж случилось, что мои субботы в обозримом будущем свободны.

— Никогда бы не подумал, — ухмыляется он. — Вперёд, твои увлекательнейшие документы заждались! — надменно кричит он и, развернувшись, аппарирует.

***

— Расскажите мне о ваших отношениях с матерью.

По спине пробегает холодок, соизмеримый с холодом айсберга в открытом океане.

— Моя мать умерла.

— Какой она была, когда вы были ребёнком?

— Она была… — я упираюсь локтями в бёдра и провожу ладонями по лицу. — Всё было прекрасно.