— Прощай, Малфой, — она уходит. Её слова остаются на моей коже. И они ощутимы. Цепляются за моё тело. Чёрт. И я всё дальше падаю в пропасть, из которой всю свою грёбаную взрослую жизнь пытался выползти.

На несколько мгновений я позволяю горю захлестнуть меня. Позволяю диким рыданиям вырваться наружу. В конце концов, они стихают, грохочущие волны превращаются в тихих ласточек, покидающих мою грудную клетку.

Не колеблясь, я подношу пузырёк к лицу дрожащей рукой.

========== 13. Потерявшийся во времени ==========

This may be the last sunset I’ll see

So I’ll take it in, I’ll take it in

This may be the last air that I’ll breathe

So I’ll breathe it in, I’ll breathe it in

NF — Lost in the Moment

***

Следующие дни тонут в своей бессмысленности. Они разбиты и размазаны — я не могу понять, когда кончаются одни сутки и начинаются следующие.

Я падаю в обморок везде, где только можно, и понимаю, что скучаю по своему чердаку в Норе. Это та ещё дыра, но, по крайней мере, я точно знал, где очнусь утром. Однажды я просыпаюсь в Мэноре и голыми руками разношу комнату. Мамин фарфор? К чёрту! Без жалости бью на мелкие осколки, отчего руки покрываются глубокими порезами.

В другой раз я просыпаюсь в туалете «Дырявого котла», прижавшись лицом к фарфоровому унитазу. Не успевая оценить всю мерзость ситуации, я выплёскиваю в унитаз желчь, которая, ударяясь о воду, брызжет каплями обратно на лицо.

Не страшно. Небула забирает отвращение и прочие тревоги. Если я начинаю скучать по ней — решение простое. Если я слишком много думаю — средство под рукой. Ответ всегда — Небула. Головой я понимаю, насколько опасно то, как легко я вернулся к своим вредным привычкам. Но плевать.

Я не хожу в магазин, даже не возвращаюсь в квартиру. Бледное, разочарованное лицо Джорджа только разозлит меня, поэтому лучше просто держаться подальше.

У меня катастрофически мало флаконов, а карманных денег ещё меньше. Нужно заскочить в Гринготтс, но противная жила на моей шее словно кричит на меня и требует дозы. Всё в этой зависимости чертовски злое, тёмное и всепоглощающее. Я облокачиваюсь на кирпичную стену банка, чтобы просто почувствовать опору.

Вот что странно в кайфе — приходящее онемение пугает и успокаивает одновременно. Я будто лежу под водой и не могу заставить себя надолго вылезти на воздух, чтобы снова вздохнуть — дрожь сразу сотрясает моё тело, тошнота возвращается, и мне снова приходится нырять под воду.

Тревожно озираясь, я вхожу в Гринготтс. Всё кажется слишком громоздким — гоблины на высоких стульях и колонны, богато украшенные статуями, чьи пустые каменные глаза следят за каждым моим шагом.

Я нервно провожу рукой по своим сальным волосам и подхожу к первому попавшемуся гоблину за кассой — маленькое существо пугается, когда замечает меня. Скорее всего, я первый Малфой в этом столетии, решивший воспользоваться обычной кассой, а не частным консультантом, работающим со счетами почётных клиентов.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — хрипит он со своей высокой стойки.

— Хочу снять наличные. Малфой, — я обхватываю себя руками, чтобы побороть холод, исходящий от мраморных стен.

— Вашу палочку, сэр, — глаза гоблина сужаются за очками-полумесяцами, и он тянет ко мне свои морщинистые пальцы. Меня охватывает паника, и я не знаю, паранойя это или интуиция, но отступаю от стойки, бросая суровый взгляд на мелкого сотрудника банка. — Сэр, такова политика.

— О чём вы говорите? — обвиняю я, нервно оглядываясь через плечо.

— Сэр? — его маленькие чёрные глаза широко раскрываются, и я тянусь за своей палочкой, но совсем не для того, чтобы вручить её ему. Я чувствую на себе десятки глаз, и клянусь, что сейчас запущу заклинаниями во всех до единого.

Вытащив палочку, я направляю её на гоблина, пытающегося выхватить моё единственное оружие, а затем на каждого ублюдка, который осмеливается даже смотреть в мою сторону. Я пытаюсь вспомнить заклинание, когда слышу чей-то шёпот:

— Авроры уже в пути.

В горле пересыхает. Я отшатываюсь назад, падая на задницу и ударяясь ладонями о кафельный пол.

— Нет-нет-нет-нет, — бормочу я, поднимаясь. Вокруг меня раздаются звуки аппарации, и я сливаюсь с толпой, пытаясь вспомнить, как трансгрессировать. Мне просто нужна Небула, и тогда моя голова перестанет так разрываться. Мне станет лучше.

Проталкиваясь через толпу в Косом переулке, я снова и снова падаю на колени.

Почти на месте.

Почти Лютный.

Глаза слезятся от света. Начинается ломка. Меня тошнит у лавки Олливандера — я цепляюсь ногтями за каменную стену, пока желчь выплёскивается из живота на гравий.

Повсюду люди, они шепчутся и показывают на меня, словно я животное. Потеряв равновесие, я бьюсь щекой о брусчатку и мысленно переношусь в цирк.

Однажды мама взяла меня с собой — мы сидели на самых лучших местах, ели самые лучшие сладости, смотрели на волшебных зверей и акробатов, на яркие кружащиеся цвета, которые казались моим юным глазам нереальными. Другой вид кайфа.

Ближе к концу представления из-за задрапированного красного занавеса выкатили гигантского нунду. Клетка, в которой он сидел, была настолько детально продумана, что я восхищался тем, какой у него красивый дом, если это можно назвать домом, конечно. Но тут же укротитель направил на него палочку, выкрикивая заклинание, и я вздрогнул, когда дикий рык наполнил купол цирка.

Теперь это животное я. Все таращатся, пока я страдаю под властью своей укротительницы — зависимости — которая диктует мне правила жизни.

Я прихожу в себя, когда грубая рука сжимает ворот моей мантии, дёргает наверх, пока мои ослабшие ноги не оказываются на земле. Но я падаю снова, и резкая боль рассекает мой позвоночник.

Пытаюсь выговорить невнятные ругательства.

— Свяжи его, — над головой звучит знакомый голос, и я прищуриваюсь, в попытке узнать его обладателя.

Поворачиваю голову назад, и взгляд упирается в рыжие волосы.

— Джордж?

Человек опускается на пыльный тротуар передо мной, упираясь локтями в колени, пристально сверля меня своими ледяными синими глазами. Остатками самообладания я заставляю землю на мгновение перестать вращаться, чтобы понять, кто это.

Нет, это не Джордж.

Хуже.

— Жаль, что тебе так не повезло, Малфой, — фыркает Рон, его взгляд скользит по моему лицу, а губы кривятся в презрительной усмешке. Я дам руку на отсечение, что он чересчур доволен ситуацией. — Мистер Малфой, вы… — произносит титул так, словно делает мне одолжение. Я хочу ударить этого ублюдка головой, чтобы он сравнялся с пыльным гравием под нашими ногами, — арестованы. — наклоняется ближе, и тихо шепчет, чтобы слышал только я. —Ты даже не представляешь, как я счастлив произносить эти слова, грёбаный придурок, — выпрямляется, возвышаясь надо мной с дерзкой ухмылкой, и кладёт палочку в карман. — Согласно Декрету министра от 1913 года, вы имеете право хранить молчание до прибытия адвоката. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Есть ли что-нибудь, что вы хотели бы сказать в свою защиту?

Два аврора тянут меня за руки, сковывая их цепями, царапающими запястья каждый раз, когда я дёргаюсь. Меня поднимают на ноги. Стараюсь не обращать внимания на толпы людей, наблюдающих за этим, вместо чего сосредоточиваюсь только на довольном подёргивании губ Уизли, и молчу.

— Я так и думал. Забирайте его.

***

Голова пульсирует. Кандалы вокруг моих костлявых запястий нельзя затянуть сильнее, чем сейчас, и я остаюсь настолько неподвижным, насколько могу, чтобы не дать им лишний раз шанса протереть до крови мою кожу.

Меня вот-вот посадят в Азкабан, а я могу думать только о двух вещах. Мне так и не удалось принять дозу в последний раз… и я больше никогда не увижу Грейнджер.

Второе мучает меня больше.

Есть странная вещь в подобных финалах — когда дверь действительно закрывается, и ты вынужден развернуться и уйти. Это горько. Это дико больно — так, что чувствуешь эту боль костями и плотью, а в груди раздаётся взрыв, оповещающий о потере надежды. И ты не можешь его игнорировать. В конечном итоге всё кончено. В конечном итоге самое худшее из возможного случилось.