От этого воспоминания у меня скручивает живот.

— Приветствую, — хрипит дряхлый, возможно, уже разлагающийся владелец магазина, выходя из-за тёмного занавеса, покрытого толстым слоем пыли.

— Здравствуйте, да. Мне нужна… помощь, — сглатываю и одёргиваю воротник рубашки, который, кажется, душит меня, хотя на нём уже расстёгнуты две пуговицы.

Его глаза изучают меня слишком пристально, и я чувствую каждый дюйм его взгляда на своей коже — сильная дрожь пробегает по спине, капельки пота выступают на лбу, словно у меня жар, и я лихорадочно вытираю их тыльной стороной ладони.

— За чем пришёл? — его волосатые, покрытые старческими пятнами руки лежат на стойке, и я не могу скрыть отвращения.

— Вега, — выдыхаю я. Он понимает.

— Увы, ничем не могу тебе помочь, мальчик, — разворачивается к проёму в стене. Я тяну руки, чтобы остановить его, и громко хлопаю по разделяющему нас стеклянному прилавку.

— Пожалуйста! Я… — проглатываю остатки загубленной гордости. — Я в отчаянии, — слова слишком тихие, едва слышные, но он оборачивается через плечо.

— Задержка поставки, проблема с поставщиком, — он пожимает плечами, как будто это ерунда. Как будто он только что не уничтожил меня и мою надежду и не отправил нас умирать на этой чёртовой улице.

— Я возьму всё что угодно, — шепчу, и даже меня раздражает слабая жалкая дрожь в моём голосе.

Его голова качается из стороны в сторону, глаза сужаются.

— У меня есть несколько запасных флаконов Небулы. Не такая мощная вещь, но должна помочь тебе.

— Беру, — бросаю я, даже не осознавая, на что согласился, пока флаконы не оказываются на прилавке. Ледяной синий цвет моего старого, но не забытого друга кружится в стекле.

Я бросаю галлеоны на прилавок, и этот звенящий звук раздражающе напоминает о моём провале. Кладу флаконы в карман, и едва успевая выйти за дверь, ныряю в ближайший тёмный угол и подношу первый пузырёк к носу.

Не переборщить. Я всё ещё должен вернуть свою задницу домой, прежде чем полностью погрузиться в забытье. Туман окутывает мой разум, и я чувствую, как моя мигрень и тревожная дрожь ускользают. Я даже не осознавал, как сильно было измотано моё тело, пока не почувствовал, как меня расслабило. Мои глаза мягко закатываются, и я опускаю голову на мокрую каменную стену.

Мне уже хочется добавки, но я ещё в состоянии помнить, что мне нужно вернуться домой. О трансгрессии не может быть и речи, так что мне придётся пройти километр назад пешком. Спотыкаясь, я выхожу из темноты, ноги на мгновение заплетаются друг о друга, но я, к счастью, успеваю выпрямиться, прежде чем расквасить лицо о тротуар. Слабый смешок застревает в горле.

Сначала одна нога, потом другая. Просто переставлять ноги — и я буду дома в мгновение ока. Я иду, то и дело облокачиваясь на стену в попытках балансировать и сохранить вертикальное положение.

Я уверен, что иду уже около часа; мои ноги ослабли от долгой дороги в километр, и я соскальзываю вниз по стене, едва не ударяя глаза о коленные чашечки. Снова поднимаю взгляд к небу — уже не так страшно. Всё ещё темно, но я вижу несколько звёзд, выглядывающих из-за облаков.

— Чёрт, Малфой.

Я прищуриваюсь, и в жёлтом свете уличного фонаря вырисовывается силуэт моего рыжеволосого коллеги.

— Что ты здесь делаешь? — мои слова звучат медленно — я взываю к силам, которые требуются, чтобы заставить мой язык, зубы и губы работать в команде. — Пришёл за кайфом? — моргаю, прогоняя неприятное ощущение в мозгу, и закрываю один глаз, чтобы чётко разглядеть его.

— Это уже второй раз за день, когда я поднимаю твою жалкую задницу с земли, и я клянусь Цирцеей, тебе же будет лучше, если последний… в жизни, — он берёт меня подмышки и поднимает на ноги. Когда я спотыкаюсь, он ловит меня. — Каковы шансы, что тебя расщепит при аппарации?

— Э–э, — мои глаза закрываются, и я наваливаюсь на него всем своим весом. — Довольно… довольно… эм, что?

С его губ слетает целая вереница непристойностей, но я не могу понять их смысла, только чувствую, что он тащит моё частично обмякшее тело по Лютному переулку.

Разум ходит ходуном, но каким-то образом мои ноги продолжают идти, продолжают тащиться вперёд через бесконечную тьму ночи.

Когда слышу щелчок замка на входной двери, я падаю на колени.

От полного изнеможения или облегчения — не знаю, от чего именно, — я просто продолжаю стоять на коленях в пустой победе, которая ужасно похожа на поражение.

Мои ногти впиваются в плюшевый коврик, за который я заплатил чересчур много денег, и я ползу к своему дивану.

— Это, блять, просто смешно, Малфой, — разъярённых слов Джорджа, поднимающего меня на диван, недостаточно, чтобы заставить чувствовать стыд. Я не чувствую ничего.

Бесконечные катакомбы небытия манят меня глубже, выше, ниже. Ничего не болит; всё именно так, как нужно. Эффект не такой хороший, как от Веги, но всё же этого достаточно, и я больше не борюсь с тьмой. Я просто часть её — вплетённый в самые тёмные глубины пустоты, в которой нет никаких чувств.

— Я должен закрыть магазин, — разочарование сквозит в его голосе, но мне плевать.

Я сосредотачиваюсь на том, чтобы придать губам правильную форму и выдохнуть воздух из живота сквозь зубы.

— Грррееейнджерр, — выдавливаю. Это неправильно. Но это всё, что у меня осталось.

Он тяжело вздыхает:

— Я позову её.

Я вздрагиваю, когда скрежещущий звук закрывающейся двери доносится до меня.

Больше не нужно. Больше не нужно. Мне нужно больше.

Я знаю, что это плохая идея, но я слишком хочу. Хочу раствориться в этом дорогом плюше, пока не превращусь в лужу, просачивающуюся сквозь потёртый деревянный пол.

Неуверенными, неуклюжими пальцами я выталкиваю пробку из флакона и вдыхаю.

Всё вокруг погружается во тьму. Последнее, что я слышу, это звук разбивающегося о деревянный пол стекла.

***

Я слышу безумные панические голоса, кто-то бьёт по моим щекам. Слёзы текут по моему лицу, но я в состоянии понять, что они не мои.

Как маяк во время урагана, моё подсознание цепляется за один голос, за единственный свет в темноте.

Грейнджер.

Чёрт возьми, она здесь, и я молюсь, чтобы мышцы моей шеи начали работать, и я мог снова посмотреть на неё вблизи. Я не могу вспомнить, чего в её шоколадных глазах больше — карамели или мёда, и не хочу прожить ещё один день, не узнав этого.

Все мои усилия уходят на веки, которые я — с трудом — но всё же открываю. Глаза закатываются назад. Желудок сжимается, когда я ощущаю её голову на своей груди. Скорее всего, она проверяет моё тело на признаки жизни, но в голове на мгновение она — любимая, убаюканная в моих объятиях.

— Чёрт бы тебя побрал, Малфой, — в её голосе нет ненависти, только тревога и забота, её рыдания ломают что-то во мне. — Ты захлебнёшься своей блевотиной.

Я не заслуживаю тебя. Ты не заслуживаешь этого.

Она тянет меня вверх, её тонкие ручки обхватывают мою шею сзади, и я хочу помочь ей — хочу сделать то, что она пытается сделать с моим телом. Но я, блять, не могу.

Никчёмный. Ничтожество.

Ей удаётся перевернуть меня: вот что она пыталась сделать всё это время. Я ударяюсь о пол, рука застревает под тяжестью моего тела.

Она ложится рядом со мной на ковёр — в футе от меня, но лицом к лицу. Я засыпаю под её рыдания. Тонкая рука держит мою.

***

Моё сознание пробуждается, когда я слышу, как Грейнджер и Джордж тихо разговаривают возле двери.

— Как он?

— Бывало и хуже, — кроткий голос Грейнджер, и я знаю, что в этот момент она смотрит на моё жалкое лицо с открытым ртом и вытекающей слюной.

— Я останусь с ним. Иди домой.

— Нет, — быстро отвечает она. — Нет. Я останусь.

— Я в другом конце коридора, если что, хорошо?

Слышу её приглушённые всхлипы в его плечо, и представляю, как он пытается унять её боль в своих объятиях. Это то, что делал я всего несколько дней назад, но самоустранился. Я отдал это место более достойным.