Протягиваю пальцы и, сухо посмеиваясь, беру перуанский порошок мгновенной тьмы; как будто я держу в ладони вулканическое стекло. Осматриваю чёрные грани и края и резко бросаю его к моим ногам.

Облако густого дыма вырывается из камня, как и ужасный крик из моего горла, когда я падаю на колени. Чёрный туман окутывает меня и нескольких окружающих посетителей.

Паника. Я ничего не вижу и чувствую, как сердце колотится в горле. Провожу руками по грязному кафельному полу. Гладкая поверхность заземляет меня, и, когда туман рассеивается, я жадно вдыхаю от облегчения.

Продолжаю сидеть на корточках, пока моё дыхание наконец не успокаивается. Глаза задерживаются на маленьком аквариуме с невероятными существами, покрытыми мехом различных ярких цветов. Мои глаза удивлённо расширяются.

Почему я никогда не видел их раньше? Или видел?

Может, и так… не знаю. Они чертовски красивы, и я осторожно беру одного, позволяя ему распушиться в моей ладони. Я снова опускаюсь на пол, на этот раз прижимая пушистика к груди, тру свою щетинистую щёку о его длинную шелковистую шерсть и не могу сдержать смех, когда он щекочет меня в ответ.

— Маааалфой, — знакомый протяжный голос прерывает интимный момент с новым крошечным другом, и мои глаза лениво ползут вверх по аномально высокому телу моего коллеги.

— Чёрт возьми, ты всегда был таким высоким? — усмехаюсь и снова прижимаюсь к маленькому существу.

— Примерно с пятнадцати лет. Встань, мать твою, — его голос пронизан злостью, и я таращусь на него, оскорблённый тем, что он вообще осмелился так со мной разговаривать.

— Ты видел их? Боже, они просто очаровательны, — глаза маленького пушистика расширяются, когда я поднимаю его, чтобы хорошенько рассмотреть, его мех увеличивается вдвое. Теперь это похоже на волосы Грейнджер. Я разражаюсь диким смехом, противная судорога накрывает меня на мгновение, пока я валяюсь на полу.

— Малфой. Я не собираюсь просить дважды, — когда я снова смотрю на него, я поражаюсь, какой он жилистый; все части его тела слишком длинные, бледное ранее лицо теперь красное от гнева. Его одежда фиолетового и оранжевого цветов слишком яркая для моих глаз, отчего я щурюсь.

Он рычит непристойности и вырывает пушистика из моих рук, и я тянусь к нему, требуя вернуть существо обратно, когда он больно дёргает меня за подмышку — щелчок — и мы в моей квартире. Он толкает меня на диван.

Я делаю глубокий выдох, приоткрыв рот, и хлопаю в ладоши.

— Просто блестяще, друг, — улыбаюсь ему снизу вверх.

— Ты под кайфом, придурок, — он злобно смотрит на меня. Меня пугает негативная энергия, которую он излучает, и, подчиняясь ложным инстинктам, я отклоняюсь от его слов, как от удара.

Он опасен.

— Я не под кайфом, — лгу с самодовольной улыбкой на лице.

— Нет, чёрт возьми, ты под кайфом. Какого хера, ты делал там с моими карликовыми пушистиками?

— Уверяю тебя, это было по обоюдному согласию, — стараюсь говорить серьёзно, но даже вибрация моих голосовых связок кажется блаженством, и я смеюсь в кулак. — Хочешь немного нюхнуть? Это не Небула, но, чёрт, это даже лучше, — чувствую, как бурлящее чувство безудержного счастья течёт по моим венам, и я не могу думать ни о чём, кроме того, как чертовски хорошо себя чувствую.

Я хочу поделиться этим со всеми — всем надо это попробовать. Как это может быть неправильным? Ничто, что дарит такие эмоции, никогда не может считаться неправильным.

— Я больше не чувствую себя опустошённым, приятель, — продолжаю с усмешкой. — Я полон. Я снова целый. Я могу чувствовать всё, и, наконец, я действительно хочу чувствовать. Ты должен попробовать это, друг, — достаю пузырёк из кармана и протягиваю ему. Он должен понять меня — понять, что это делает меня счастливым, что так должно быть всегда. Но он явно злится.

— Ты облажался, Малфой. Возьми выходной и отоспись.

Я едва слышу его, едва замечаю, что он уходит, пока дверь не захлопывается.

Думаю, что мне нужно ещё.

Я выдёргиваю пробку и подношу флакон к носу, позволяя запаху маминого розового сада и свежих булочек с корицей окутать меня, прежде чем полностью и самозабвенно провалюсь в забытье.

***

Я просыпаюсь на том же диване. Голова пульсирует. К счастью, солнце уже не светит, вместо этого темнота давит на окна моей квартиры. Я прижимаю ладони к глазам, затем подношу пальцы к вискам и массирую в попытке противостоять нарастающему давлению.

— Блять. Мерлин, — шиплю в пустоту и тянусь к карману с заветным флаконом. Зелья практически не осталось.

Я резко вдыхаю остатки и чувствую облегчение, но этого недостаточно. Это даже, чёрт возьми, не близко. Я вскакиваю на ноги, хватаю плащ с надверной вешалки и бросаюсь к двери, бормоча что-то про замок.

Проходя через магазин, чувствую, как прилив адреналина опасно смешивается с последней дозой. Я не могу думать ни о чём, кроме добавки. Магазин не заинтересовывает меня в этот раз, и я решительно прохожу мимо щебечущих карликовых пушистиков и светящихся пузырьков дешёвого любовного зелья.

— Малфой!

Я не обращаю на него внимания. Он просто хочет остановить меня — я не могу смириться с мыслью, что кто-то пытается заставить меня отступить. Я только начал. Этот чёртов колокольчик над дверью звенит, оповещая о моём уходе, когда я пробираюсь в Косой переулок и набрасываю плащ на плечи.

— Малфой! — Джордж хватает меня за локоть. — Куда ты, чёрт возьми, собрался?

— Отвали, Уизли, — я выдёргиваю руку и отталкиваю его уже двумя свободными в грудь. — Ты не мой грёбаный телохранитель.

— Да? Что ж, он тебе очень нужен. Ты всё испортишь, если сейчас отправишься в Лютный, слышишь? Я не допущу, чтобы ты изо дня в день выставлял себя идиотом в моём магазине. Тебе это дерьмо не нужно. Разве ты не видишь, что у тебя есть всё это? — он указывает на магазин — на всё, что принадлежит ему, на все его достижения, к которым он, кажется, пытается приписать и меня.

У меня такое чувство, что мой мозг выжимает остатки сока из своей плоти, словно апельсин. Он разваливается сам по себе, глухой и бесполезный. Я хватаюсь за лицо, чувствуя тягу и неизбежную яму, в которую, как я знаю, прыгаю добровольно.

— Всё не так, как раньше, — вру я, в основном самому себе, — это ненадолго. Пока я не смирюсь с тем, что Грейнджер с этим…

— Это не так, чёрт возьми, работает, и ты это знаешь. Сегодня это Маклагген, а завтра на его месте кто-то другой, и точно не ты, если не выберешься из этой грёбаной задницы.

Я изгибаю губы в кривой усмешке:

— А кто сказал, что я хочу быть на этом месте?

Его гнев, кажется, ослабевает.

— Я знаю, что ты любишь её. Это слишком очевидно, ясно? Но так не пойдёт — она тебе этого не простит, — руки Джорджа спрятаны в карманы, плечи сгорблены. Он снова бросает на меня этот грёбаный взгляд — взгляд, который говорит, что он волнуется за меня; взгляд, от которого у меня сводит живот.

Тянется долгая минута тяжёлого молчания. Пытаюсь представить себе, каким он меня видит сейчас: взъерошенные после обморока на диване волосы, красные от усталости глаза и снова серая кожа.

— Я не способен на любовь.

Он открывает рот, чтобы возразить, но я поворачиваюсь спиной и исчезаю в собственном водовороте магии, который несёт меня на угол Лютного переулка.

По прибытии я бросаю параноидальный взгляд через плечо. Мои дорогие туфли из драконьей кожи стучат по брусчатке и уводят меня всё глубже в темноту.

Прямо за углом есть аптека с весьма сомнительным владельцем, и, если у него нет того, что я ищу, он точно должен знать, где можно достать. Меня передёргивает от неприятного звука капающей на улицу воды, и клянусь, что слышу плач ребёнка в доме над магазинами. Я хочу сорвать с себя кожу. Это точно отобразило бы моё внутреннее состояние.

Ночь давит, душит, поглощает.

Наконец в поле зрения появляется пыльный тёмно-красный навес, и я резко выдыхаю. Магазин точно такой же, каким я его помню с пятого курса, когда Блейз притащил меня сюда, отчаянно нуждаясь в зелье, о котором он слышал — оно заставляло девушек быть более готовыми… ну, готовыми делать всё, что хочешь, или быть кем угодно. Он чуть не выпрыгивал из своих штанов от восторга, когда вышел с пузырьком из магазина, взволнованно рассказывая мне, что это будет точно его год; он собирался трахнуть Дафну Гринграсс. Уже тогда я понимал, что это отвратительно — накачать девушку наркотиками, чтобы она легла с тобой в постель, но я только подшучивал над ним по поводу того, что ему нужны подобные зелья в то время, как я уже год трахался с Пэнси.