Смерив меня самым суровым взглядом Гермионы Грейнджер, она сдерживает слёзы:

— Я предполагаю, что это говоришь не ты, а только твоя зависимость.

Я издаю жестокий смешок:

— Хочешь знать, что я на самом деле думаю? Я думаю, ты не знаешь, как жить без того, чтобы кто-то отчаянно нуждался в тебе. То, как ты оберегала Поттера и Уизли все эти годы, а? Цеплялась всеми силами за их идиотизм, чтобы почувствовать себя не так гадко от своих собственных недостатков. Когда ты им надоела, то пришла ко мне и начала исправлять мою грёбаную жизнь. Что в тебе такого… такого сломленного, что тебе это так необходимо?

Она втягивает нижнюю губу сквозь зубы, единственная слеза скатывается по её щеке. Я близок к тому, чтобы добить её. Знаю, что должен упасть перед ней на колени, умоляя её спасти меня снова.

Но нет.

— В чём дело? Какой-то экзистенциальный кризис? Ты, чёрт возьми, Гермиона Грейнджер, лидер аутсайдеров — ты можешь войти в любое чёртово здание в Лондоне и выйти оттуда, получив работу. Но нет, ты роешься в пыли книжных полок словно сквиб, — рычу на неё, и вижу, как её гнев начинает нарастать. Отлично.

Ненавидь меня.

— Мне нравится моя работа… — начинает она, но я не даю ей ни секунды. Не позволяю успокоить меня.

— О, боже. Это просто ещё один способ почувствовать себя лучше, не прикладывая особых усилий. Вы такие мягкотелые, гриффиндорцы, — иду к ней, опасно врываясь в её пространство; и ухмыляюсь, когда она отшатывается от меня. — И как я вписываюсь в это всё, а? Жалкий домашний проект? Так вот, я не твой грёбаный парень, Грейнджер. Какой у тебя план? Приходить и якшаться с Пожирателем смерти? Неужели тебе так трудно общаться с людьми, что ты опустишься до моего уровня…

— Прекрати делать из себя жертву! Ты же знаешь, что я так о тебе не думаю! — её губы дрожат, а по веснушчатым щекам уже свободно катятся слёзы.

Она так чертовски упряма, но моя цель уже не выпроводить её — я просто хочу, чтобы кто-то ещё в этом проклятом мире чувствовал себя так же ужасно, как и я. Я хочу причинить боль. Да что со мной не так?

— Ну, тогда ты чёртова идиотка, Грейнджер, — в моём голосе сквозит насмешка. — Разве ты не видишь, кто ты для меня? Чисто развлечение. И мне быстро станет скучно, — я лениво отмахиваюсь от неё, но чувствую, как что-то непоправимо ломается глубоко в груди. — Убирайся из моей чёртовой квартиры, Грейнджер.

— До свидания, Малфой.

Хлопок двери.

Она ушла.

Она снова ушла.

Ноги несут меня к столу. К моему решению всех проблем.

Я поднимаю хрупкий флакон — и с ужасным рыком швыряю его в дверь, в которую она только что вышла, покидая меня. Стекло бьётся. Я тоже.

Прерывистые рыдания разрывают мою грудь, и я падаю на колени.

Она ушла.

***

Проходят дни, от Грейнджер ничего не слышно. Хоть я и творил херню раньше, она никогда так долго не оставалась в стороне.

Она простит меня; она должна.

Я сомневаюсь, что она не разнесёт меня в пух и прах, конечно. И я к этому ещё не готов. Я не готов рассказать ей, как и почему я разбился о скалы. Даже не уверен, что хочу, чтобы она знала о существовании этих скал. Хотя подозреваю, что она всегда знала.

Я попал. Ничего не может быть хуже. Но я не знаю, как попросить прощения за то, что сделал. Не знаю, как умолять её остаться рядом со мной, когда я этого просто недостоин.

Бывали моменты, когда я чувствовал себя почти хорошо, когда я думал, что могу измениться… когда я жаждал этого. Теперь… теперь боюсь, что я, чёрт возьми, разрушу себя ещё до того, как мне действительно станет лучше.

Последний сеанс психотерапии пробудил воспоминания, которые долго спали и не трогали меня. Теперь они практически уничтожают всё изнутри. Я пишу огромное письмо об отсутствии этичного отношения моего терапевта к пациентам с испытательным сроком. Пишу, что он должен был получить моё разрешение прежде, чем отправлять меня так далеко в воспоминания, которые могут меня искалечить.

Подписываю пергамент цвета слоновой кости. Но. Вздыхаю и поджигаю его ленивым Инсендио.

Запираю дверь и погружаюсь в работу в отчаянной попытке отвлечься от всех мыслей. Я почти готов сорваться и пойти на дно, и потому упрямо цепляюсь за бумажную рутину. Это всё, что удерживает меня на плаву.

Джордж явно чувствует моё напряжение. Скорее всего, рычание, ругань, громкий и тяжёлый топот от квартиры до офиса выдают меня. Но что бы это ни было, я благодарен, что он держится от меня подальше.

Когда наступает день моей встречи с Бреннером, я сижу в квартире и дрожу. Ощущение давней травмы и ужаса всё ещё со мной. Но больше всего меня бесит, что я проявил свою слабость перед ним. И я дико боюсь, что он снова заставит пройти через это или ещё хуже — захочет это обсудить.

Но маленькая сипуха с письмом в клюве спасает меня.

Мистер Малфой,

По личным причинам я отменяю нашу запланированную еженедельную сессию. Я всё объяснил вашему куратору, и мы приняли решение предоставить вам выходной.

Я знаю, что вы просили перевести вас к новому специалисту, и прошу вас пересмотреть свой запрос. Я знаю, что к этим жестоким и ужасным воспоминаниям больно возвращаться, но я верю, что мы делаем успехи. Я считаю, что перевод принесёт вам больше вреда, чем пользы. Начать заново вашу терапию — это явный шаг назад, и я хотел бы избежать регресса, если это возможно.

Предлагаю встретиться на следующей неделе, если вы не против. Мы сможем обсудить план лечения, который устроит нас обоих. Если в конце нашей следующей встречи вы поймёте, что не можете продолжать практику со мной, я откажусь от вашего дела.

С уважением,

Г. Бреннер

***

В субботу я прибываю в Нору, но не захожу в дом. Я жду на скамейке, надеясь, что она увидит меня. Кажется, проходит вечность, прежде чем дверь открывается.

— Ты здорово влип, — замечает Молли, подходя и вытирая белые от муки руки о фартук.

— Вы уже знаете?

— Конечно, — кудахчет она. — Она пришла сюда сразу после этого. Бедная девочка плакала часами. О чём ты только думал, говоря эти ужасные вещи?

Прячу лицо в ладонях:

— Я не знаю, что со мной, Молли. Почему я так упорно разрушаю всё вокруг?

Наступает момент тяжёлого, важного молчания, пока она обдумывает мой вопрос:

— Ты сорвался?

Я убираю руки от лица и отрицательно мотаю головой. Её облегчённый вздох даёт надежду, что я ещё не совсем испортил свою жизнь; что, возможно, осталось что-то, что стоит спасать. Ведь прошло более ста сорока дней, а я ещё не сдался.

— Ну, за это я горжусь тобой. Но то, что скажу дальше, тебе не понравится, — говорит она, качая головой. Мне удаётся поднять на неё усталые глаза, в которых стоит безмолвный вопрос. — Тебе нужно сделать это. Тебе нужно извиниться, Драко. Просто… искренне извинись. Перестань валять дурака… — я посмеиваюсь над её забавной агрессией, и она улыбается мне так, как может улыбнуться только отчитывающая Молли Уизли. — Соберись с силами и извинись. Ладно?

— Ладно, — киваю я, напряжённо сжимая губы в тонкую линию.

***

Я покидаю Нору и направляюсь прямо к ней. Рука на мгновение зависает над дверью, пока я пытаюсь собраться с духом, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Я слышу голос Молли в голове и быстро стучу костяшками пальцев.

Кровь стучит в ушах, так сильно, что оглушает. Я хочу убежать, но знаю, что даже если я не заслуживаю её… она заслуживает извинений.

Дверь открывается, а я не могу оторвать глаз от своих кожаных ботинок.

— Малфой? — голос робкий, даже смущённый.

— Грейнджер… — начинаю я одновременно с ней.

— Я не уверена, что сейчас подходящее время…

— Знаю, знаю, — мои ладони поднимаются в защитном жесте, и я прохожу мимо неё в квартиру. — Я знаю, что прошло больше недели, и мне стоило сделать это раньше, но… боже, я хотел бы понять, что со мной не так. У меня произошла полная катастрофа на встрече с Бреннером, он практически трахнул мой мозг, Грейнджер. Он залез слишком глубоко, и я знаю, что это совсем не оправдание тому, что я тебе наговорил. Мне нужно, чтобы ты знала, я не хотел, — всё ещё не могу смотреть на неё, не могу видеть боль, которую я причинил ей, в шоколадных глазах. — Я просто… чёрт возьми, я не знаю. У меня нет никаких оправданий, но я обещаю, что никогда больше…