— Тебе не нужно готовить, чтобы помнить о ней, — мягко говорю я.

— Я знаю. Но в первый раз я просто не хотела оставаться одна, — Гермиона делает паузу, и её шоколадные глаза впиваются в мои. — Я хотела быть с тобой.

С таким же успехом она могла бы ударить меня кулаком в живот своим признанием. Оно ошеломляет и угнетает одновременно.

Она хотела быть со мной.

Я одариваю её лёгкой грустной улыбкой и… раскрываю свои объятия. Она без раздумий бросается в них. Я чувствую слёзы на своей рубашке, пока сжимаю её мягко дрожащие плечи. Руки скользят по кудрям, вниз по спине, и я прижимаюсь щекой к её макушке.

Я даю ей возможность выплакаться, пока она не прекращает дрожать и её дыхание не успокаивается. Я действительно не хочу отпускать её — я мог бы отнести её на диван и держать так часами — но она делает шаг назад и смотрит на меня — несколько упрямых слёз всё ещё стекают по её веснушчатой щеке.

Я внимательно смотрю на неё, мои большие пальцы смахивают упрямые слезинки, и у меня перехватывает дыхание, когда её взгляд снова останавливается на моих губах. Моя рука соскальзывает с её щеки, и аккуратно ложится на затылок, прижимая непослушные кудри. Моё сердце пропускает удар, когда её губы раскрываются.

Я опускаю лицо ещё ниже, всё ещё ожидая удара — я жду, что она закричит и убежит, проклиная меня.

Но она этого не делает.

Мои губы нависают над её, и сквозь прикрытые ресницы я вижу, что она улыбается, прежде чем сократить расстояние, и мягко прижимается своими губами. Это отвратительное клише, но под моими веками вспыхивает пожар, когда её губы касаются моих — сначала робкие, а затем почти голодные — когда её руки опускаются на мою рубашку, тонкие пальцы сжимают ткань и притягивают меня ближе.

Мозг отключается, давая полную свободу рукам: та, что в её волосах, сжимает сильнее, слегка поворачивая её голову и путаясь в густых волосах, в то время как свободная рука тянет за талию, притягивая к себе обратно. Грейнджер выгибается мне навстречу.

Её тонкие пальцы сильнее впиваются в мои плечи, в ткань рубашки, комкая, заставляя прижиматься ближе, хотя ближе некуда. Я чувствую, как её язык пробегает по моей нижней губе, и мои глаза распахиваются.

Гриффиндор.

Я понимаю, о чём она просит, и не собираюсь отступать. Её дыхание учащается, и я врываюсь в мягкий рот и глотаю тихий стон, рвущийся из её горла. Тонкая рука поднимается, чтобы обхватить мой затылок. Прижимаю её к гранитной стойке, и она углубляет поцелуй. Отрываясь от её губ, я припадаю к шее и чувствую знакомое напряжение в паху.

Она ведь не хочет заходить так далеко. Я пытаюсь совладать со своим членом, чтобы он не позорил нас обоих раньше времени, когда она снова выгибается в меня.

Я заключаю её в кольцо рук, кончики пальцев скользят по её спине, а она царапает через ткань мою спину, издавая гортанный стон, который я жадно глотаю.

Мы оба замираем, услышав щелчок замка на моей двери. Я узнаю эту манеру, и отпрыгиваю назад, тяжело дыша.

Джордж входит в квартиру.

Он смотрит на Грейнджер, прижавшуюся к стойке и упирающуюся в неё руками, с этими её взъерошенными волосами и плечами, ходящими ходуном от неровного дыхания. Затем его взгляд устремляется на меня. Возбуждение спало, а в глазах ярость, способная снести к чёрту этот дом.

На его губах появляется осознанная ухмылка, а в глазах блеск.

— Оу, — мямлит он.

— Не надо, — предупреждаю я. Грейнджер прокашливается и возвращается к наполовину приготовленной и полностью забытой лазанье на стойке.

— Извините, что прервал, — он всё ещё ухмыляется, и мне хочется врезать по его ехидной роже.

— Ты не прервал, — огрызаюсь я.

— Значит ли это, что я могу присоединиться? Драко, я должен признать, что ты не совсем в моём вкусе. Но иногда я чувствую феромоны, исходящие от тебя, и кое-что о твоих бёдрах всё же думаю.

Я глубоко вдыхаю:

— Какая сумма заставит тебя заткнуться и уйти?

— Ты не сможешь себе это позволить, — бросает он, дьявольски улыбаясь.

— Сомневаюсь в этом.

— Джордж, — вмешивается Гермиона, — Хочешь лазанью? Через час будет готова.

— Какая вежливая хозяйка у этого дома, — щебечет он. Я уже готов выплеснуть несколько действительно отвратительных оскорблений, как он хлопает в ладоши. — С удовольствием буду лазанью. И бонусные поцелуи, которые ты тут раздаёшь.

Она хватает свою палочку и направляет прямо на него:

— Одним движением руки я заставлю всё твоё лицо покрыться волдырями. Не искушай меня.

Джордж поднимает руки в знак капитуляции и идёт к стойке, сдерживая смех.

Я бросаю взгляд на Грейнджер — её щёки всё ещё пылают, то ли от поцелуя, то ли оттого, что нас застукали. Она смотрит на меня снизу вверх, и её зубы впиваются в слегка припухшую нижнюю губу.

***

— Как проходит ваша неделя?

Я понял, что больше всего мне не нравится в Бреннере то, что он всегда смотрит на свои грёбаные пометки, пока разговаривает со мной. Это чертовски грубо.

— Хорошо.

— Соблюдаете трезвость?

— Сто двадцать три дня.

— Это замечательно. Я попрошу вас оставить свой образец на выходе; мы давно не проводили тест.

Потрясающе. Изюминкой этих визитов является сбор моей мочи в стакан, который забирает Хелен на стойке регистрации.

— Сегодня я бы хотел попробовать новую технику, — он кладёт свой кожаный планшет на боковой столик рядом со стаканом воды и кактусом.

— Я не знал, что вы использовали какие-то техники, чтобы совать нос в мои дела. Что ж, пожалуйста, порадуйте меня.

Он одаривает меня успокаивающей улыбкой:

— Вы забавный. Сегодня особенно.

— Ну, что я могу сказать, док. Вы тоже начинаете мне нравиться, — откидываюсь в кресле и закатываю глаза.

— Отлично, ложитесь на диван и расслабьтесь.

— Эй, я не из этих парней, — фыркаю. — Сбавьте обороты.

— Вы закончили? Ваш сарказм начинает утомлять.

Ложась на диван, я скрещиваю ноги и закидываю руки за голову.

— Сегодня мы попробуем несколько визуализаций. Я собираюсь провести вас через различные сценарии, и я хочу, чтобы вы рассказали, что видите. Сможете справиться с этим без обычной дозы враждебности?

— Могу попробовать, — пожимаю плечами.

— Вы на поляне. Слева от вас лес, впереди — ручей. Какое сейчас время суток?

Пока он говорит, передо мной оживает сцена: небо тёмное, полное дождевых облаков.

— Я не знаю.

— Какая погода на поляне?

Я сдвигаю брови, глаза всё ещё закрыты.

— Здесь темно. Надвигается буря.

— Пока не видно откуда?

— Нет.

— На поляне гиппогриф. Что он делает?

Я вижу гигантского зверя. Такого же, как тот, который напал на меня на третьем курсе. Его шея прикована к дереву так близко, что он не может пошевелиться.

— Он на привязи, — я слышу мычание Бреннера и царапающее пергамент перо.

— Теперь я хочу, чтобы вы представили себе сейф. Опишите его.

Сейф появляется передо мной, маленький и стальной, и я описываю его Бреннеру. Каждый шов обрамлён заклёпками. Сам сейф тяжёлый — слишком тяжёлый, чтобы поднять его без магии.

— Хорошо, давайте продолжим и перейдём к новой сцене. Вспомните, когда вы последний раз были дома. Что вы видите?

Мой разум беспрекословно следует его указаниям, сперва ведя в Нору к Молли и камину, а затем тащит меня в поместье. Дрожь пробегает по спине.

Холодно. Всё пронизано тёмной магией. Я чувствую её повсюду. Она проникает в мои кости.

— Опишите комнату, в которой находитесь, — говорит Бреннер. Я слышу, как он ёрзает на стуле, но едва замечаю остальные звуки. Я в другом месте.

— Это большая гостиная. Там собрание, но всё, что я слышу, это крики. И я знаю, что это маглорождённая девушка, которую насилуют. Они заставляют её чистокровного парня смотреть на это.

— Откуда вы знаете, что именно с ней делают?

На лбу выступают капельки пота.

— Я знаю разницу. Крики всегда различаются — легко понять, подвергаются ли люди пыткам или сексуальному насилию, или зовут на помощь. Сначала они предложили её мне.