–Надеюсь, что это самое страшное, – еле ворочая языком, произнес я. –А что вы мне вкололи?

–Вас с такой силой швырнуло на панель, что я думал – вам конец. Но ничего, боль скоро пройдет, я вколол вам антишок, через полминуты вы будете полны бодрости… но этого хватит минут на сорок не более, потом боль вернется.

Я пошевелил руками, а затем при помощи Робертсона принял сидячее положение. Боль понемногу утихала, и я почувствовал в себе силы встать на ноги. Голова, правда, кружилась, но я все равно встал и, придерживаясь о стенку, спросил у Робертсона:

–А где Осака?

–В соседнем отсеке начался пожар. Он пытается потушить его. Но, по-моему, это бесполезно. Необходимо как можно быстрее эвакуироваться!

Лишь после его слов я обратил внимание, что в кабину уже стал проникать дым. Мой разбитый нос был наполнен кровью, поэтому я не ощущал запах гари, но дышать от этого не становилось легче.

–Потерпите, я сейчас открою запасной выход!

Пока Робертсон мучался с люком, в кабину влетел взмокший от пота японец, а за ним ворвались клубы серого дыма. Затворив дверь в соседний отсек, прокашлявшись, он сказал:

–Все очень плохо! Я не сумел потушить пожар.

–Лучше помогите мне! – натужно прокряхтел Робертсон, силившийся открыть люк.

Наконец четыре руки повернули заклинивший замок, и запасной вход открылся. Пока Робетсон закреплял аварийную лестницу, Осака кинулся ко мне и предложил свою помощь.

–Ничего, как-нибудь сам, – отказался я и медленно двинулся к открытому люку.

Как мне показалось, японец развел слишком активную деятельность. Может быть, таким образом он пытался реабилитироваться за свое неадекватное поведение в первые минуты катастрофы.

–Добрынин, вы сможете спуститься самостоятельно? – спросил меня Робертсон.

–Постараюсь.

–Тогда я пойду первым, и буду страховать внизу, – сказал он и скрылся в проеме люка.

Едва я подошел к выходу и поглядел под ноги, как у меня закружилась голова. Челнок, подмяв под себя подлесок, словно траву, достиг основного леса и чудом остановился о полувековых елей и берез. Сквозь кроны деревьев виднелось залитое солнцем ржаное поле. Тишина. Лишь где-то в глубине чащи слышались тревожные голоса птиц. А ведь еще несколько минут назад этот мирный уголок сотрясал чудовищный рев реактивных двигателей. Теперь же природа, словно стремясь компенсировать противоестественный ей шум, исцелялась тишиной.

Да, я дома. Жаль, только запахов не чувствую. А как бы было хорошо вдохнуть полной грудью запахи родного дома после двух месяцев космической стерильности, а затем попасть в радостные объятия спасателей, прилетевших на вертолете. Вот как я представлял свое приземление. Но судьба распорядилась по иному.

Робертсон стоял на поваленной молодой осине, лежавшей как раз под запасным выходом, и озабоченно глядел на меня.

–Вам нехорошо? Может быть все-таки помочь?

Его вопрос вернул меня к реальности.

–Все нормально, ваше чудо-средство подействовало, – заверил я американца и стал спускаться.

Движения давались с трудом. Ненавистное притяжение опять превратило меня из бога в ползущую тварь, неповоротливое животное, навеки прикованное к поверхности.

Едва встав на землю, я умудрился тут же споткнуться о большой сук и рухнуть на Робертсона.

–Вам все-таки требуется помощь, чтобы идти, – констатировал американец, помогая мне встать.

Я ничего не ответил, рассудив, что Робертсон упертый мужик и спорить с ним бесполезно. Путь делает что хочет.

–Осака ну где вы там! Срочно покиньте корабль! – крикнул он, задрав голову кверху.

Я тем временем перелезал через поваленное дерево и обернулся, когда он закричал. Я увидел, что челнок лежал, накренившись на левый бок, и дымился. Местами языки пламени уже вырывались наружу. Холодок пробежал по спине, стоило мне подумать о том, что будет, если огонь достигнет топливных баков.

–Послушайте, Робертсон, нужно бежать! Корабль может в любой момент взорваться!

–Я слил остатки топлива перед посадкой, но бог его знает, вдруг там еще что-то осталось… Осака, двигайте вашу задницу, черт побери! – заорал он пуще прежнего.

Японец выглянул из открытого люка.

–Хорошо, хорошо. Но сначала надо спустить аварийный запас! – с этими словами он выкинул вниз мешок.

–К черту запас! Мы приземлись в населенной местности! Немедленно слезайте! Я вам приказываю…

Не успел Робертсон договорить, как в двигательном отсеке раздался сильный хлопок, а затем из лопнувшей обшивки вырвался столб пламени и повалил черный дым.

Мы оба пригнулись.

–Осака немедленно спускайтесь! – заорал американец.

Японец выбросил последний мешок и наконец-то полез вниз.

–Помогите Добрынину. Я потащу мешки сам! – сказал он на ходу.

Робертсон молча подхватил меня за руку и потащил за собой. Мы двигались быстро, как только могли. Поначалу было сложнее всего. Приходилось перелезать через поваленные молодые деревья подлеска. Я обернулся и увидел, что японец тащил сразу два мешка: один на спине, другой в ругах, и все больше отставал от нас. Робертсон одернул меня, чтобы я двигался быстрее. У меня не было столько сил, сколько у него. Во-первых, потому что я пострадал при посадке, а во-вторых, потому что намного дольше пробыл в невесомости. Несмотря на допинг, который мне вкололи, и специальную систему тренировок, мышцы и главное сердце, отвыкли от земного притяжения. Поэтому я шел так, словно нес тяжелый мешок картошки на плечах. Но Робертсон похоже совсем забыл об этом и с упорством бульдога тащил меня вперед. Я больше не оборачивался, однако слышал позади треск сучьев. Осака спешил за нами.

Мы уже вышли на поле и отдались от лесополосы метров на сорок, когда неожиданно прогремел взрыв, и нас повалило на землю.

–О, боже, мой нос! – простонал я, приподнимая голову.

Новый приступ острой боли, казалось, пронзил мой череп насквозь. Я лег на спину и, глубоко выдохнув, задержал дыхание. Боль стала меньше. Укол действовал все лучше.

Робертсон уже был на ногах и протягивал мне руку.

–Добрынин, с вами все в порядке?

–Все нормально, просто дайте мне немного отдохнуть.

–Хорошо. Я пока пойду посмотрю, что с Осакой.

Слушая удаляющиеся шаги американца, я смотрел в ослепительно голубое небо, откуда нещадно палило летнее солнце. И если бы не черный дым то и дело накрывавший меня тенью, картина была бы совсем идиллической. Неожиданно я увидел, как небо прочертили несколько темных точек, одна из которых вспыхнула красным и тут же погасла. Остальные пропали из зоны видимости, скрывшись за горизонтом.

–Добрынин, идите сюда! Мне необходима помощь! – донесся до меня восклик астронавта.

Я заставил себя подняться и, подминая сухие колосья, потащился к Робертсону, который стоял на опушке и махал мне рукой.

–Лучше бы он бросил эти самые мешки. Господи упокой его душу… – мрачным голосом сказал американец, когда я вылез из ржаного моря.

Осака лежал почти у самого края лесополосы между деревьев, уткнувшись лицом в траву. На его спине лежал злосчастный аварийный запас, не спасший его от осколка, который вошел ему в затылок. Второй мешок валялся рядом.

Какая нелепая смерть, пронеслось у меня в голове, выжить после такой чудовищной передряги на орбите, добраться до земли и погибнуть от случайного осколка!

–Давайте решим, что делать. Может быть, стоит его перетащить?

–Зачем? Какая разница, где он будет лежать? Когда мы найдем помощь, его заберут.

–Это так, но я боюсь, что он просто-напросто сгорит. Разве вы не слышите, что огонь подступает все ближе?!

Огонь вокруг взорвавшегося челнока и вправду распространялся со зловещей быстротой. Характерный треск становился все громче, задымленность увеличивалась, на нас уже подул горячий воздух, словно струя из гигантского фена. Словом, пожар был совсем близко.

–Если мы будем тащить его, то сгорим сами! Нужно бежать!

–Давайте, по крайней мере, возьмем запас, раз уж он притащил его.